Евгений Орел - Черно-белый Чернобыль

1.) импотент,

2.) лысый,

3.) в руках торт «Киевский» . [22]

Что до первого пункта – ничего сказать не могу, не знаю. А вот лысые среди киевских кураторов уж точно не встречались. Да и тортикам они предпочитали водку, особенно самопальную, хотя и «государственной» не чурались. Мы тоже не отставали. В меру, конечно: только то, что доктор прописал.

В рутинной технической работе нам помогали сотрудники райфинотделов области. В основном молодые. На их фоне даже я выглядел зрелым мужчиной. Вот и назначили меня старшим группы первичной обработки заявлений.

Чего никогда терпеть не мог, так это начальствования над кем-то. Я и сам способен дело запутать, а если ещё людьми руководить – да нет, увольте… Не в прямом смысле, конечно.

Однажды моя подчинённая направила родителям эвакуированного письмо с каким-то запросом. И не беда, что написала от руки (до машинки, одной на этаж, не протолпиться), и не горе, что с «ашыпками», но главное – для письма взяла потёртый тетрадный листок с оборванными краями. И ни тебе «здрасьте», ни подписи. Так в нашу исходящую почту вкрался постыдный образец небрежности и неуважения к людям.

Ответ пришёл неделю спустя. А в конверте – что бы вы думали? Тот же листок, но ещё более помятый, с тем же письмом на одной стороне и с лаконичным ответом корявым почерком – на обратной:

И всё!

И тоже без обращения и без подписи. В общем, как мяукнуло, так и отмяукалось. Могу представить реакцию зампреда Александра Эсаулова, когда он обнаружил эту сопливую бумагу в папке «На подпись». Да что – представить? Вот она, «реакция», как положено, в левом верхнем углу по диагонали:

Когда я зачитывал группе столь суровую резолюцию, на молодую коллегу-виновницу было жалко смотреть: вся съёжилась, побледнела, губы дрожат… Остальные зыркали в мою сторону с хрупкой надеждой на выверт из неприятности. Похоже, для них варианты моего поведения сводись к двум: либо я «сдаю» девчонку (вопрос-то конкретный: «кто писал?»), либо… на этом я оборвал предполагаемый ход мыслей, сказав: «Я всё улажу». С напускным равнодушием встал из-за стола и – на расправу к шефу.

Судя по формату газетных колонок, Эсаулов пристально вчитывался в очередное постановление ЦК или Совмина.

– Александр Юрьевич, – начал я с порога.

Эсаулов неохотно оторвался от текста и перевёл на меня усталый взгляд человека, у которого начальство зажилило отпуск года за три, не меньше. Я уж подумал выйти. Но Александр Юрьевич коротким жестом указал на кресло у стены, пробегая по мне вопросительно-отсутствующими глазами.

– Я по поводу того смешного письма… – и занимаю предложенное кресло.

Услышав, зачем я здесь, зампред будто стряхнул с себя мучившую его мысль, и я понял, что взятый мной ироничный тон пришёлся некстати.

– Женя, а что тут смешного? – сдерживая гнев, перебил Эсаулов, – Это же наше лицо! Чем вы там думаете?

– Извините, – осёкся я, – в общем… мы между собой разобрались. И я обещаю, что такого больше не повторится.

– Хорошо, принято. Ну а всё-таки, кто это написал? Мне просто интересно, – настаивал зампред.

– Ну, мы… этот вопрос решили… – я плёл что-то несвязное, дабы отвертеться от прямого ответа на прямой вопрос. К счастью, Александр Юрьевич «пытать» меня не стал. Да и не в его стиле издеваться над подчинёнными.

– Ладно, не хочешь – не отвечай. Я тебя понимаю. Но учти, ещё раз что-нибудь подобное – получишь взыскание. Понял?

– Понял.

Куда уж понятней!

– Иди, работай, – уже спокойным тоном добавил зампред, после чего, будто меня и не существовало, с головой погрузился в чтение.

Вернувшись в кабинет, я объявил, что вопрос решён по-доброму, однако без жёлтой карточки не обошлось. «Так что, – теперь настала моя очередь давать нагоняй, – учтите на будущее, а не то – следующая карточка будет красной». Общий вздох облегчения – и группа вернулась «к нашим баранам».

А каких нервов стоила нам эта бодяга с компенсацией! Работа с людьми – дело вообще «нервоёмкое» (кажется, такого слова нет, но, надеюсь, читатель меня понял). И ведь недолго сорваться, когда тебя целыми днями задалбливают «прихожане», как их называл Александр Григорьевич Пухляк, горисполкомовский парторг. И как ни горько признавать, но порой срывался и я. Случалось, и хамил. Пусть даже в ответ на грубости, но ведь не имел права. Ни по должности, ни по этике.

Одна радость: приду домой, а там – любимая жена. Улыбнётся мне Таня – и весь негатив долой.

Наверное, мужчина должен вести себя на работе – как дома, а дома – как на работе. Но прежде надо привести в равновесие внешнюю среду с внутренним миром (или наоборот). Порой это не удаётся, особенно при дисбалансе рабочей атмосферы и семейного уюта. В таких случаях одни держатся в рамках приличия на работе, зато сгоняют злобу на домашних. Другие – напротив – по полной отрываются на «прихожанах», сотрудниках, но домой приходят «разрядившиеся» и даже ласковые. Я по натуре тяготел ко второму типу, и на моём счету оказалось множество резких выходок как по отношению к посетителям, так и в конфликтах с коллегами. Пользуясь возможностью обращения к читателям, я искренне прошу прощения у всех, кому когда-либо успел нагрубить.

Помощь со стороны государства не ограничилась компенсацией за имущество. С начала зимы 86-го эвакуированным выдавали беспроцентные ссуды на 15 лет в размере 5000 рублей на семью. Формальное назначение ссуды – «на хозяйственное обзаведение». А именно – приобретение мебели, автомобилей, домашней утвари, прочих предметов необходимости, пусть даже не первой. И я не помню, чтобы кого-нибудь проверяли, а не пропил ли он ссуду. Никто не спрашивал, на что мы её транжирим. Главное – вовремя погашать долг.

На моей памяти это самая гуманная дача денег взаймы. А уж со стороны государства – тем более. Легко подсчитать, что сумма ежемесячного погашения составляла каких-то двадцать восемь рублей. При окладе в сто пятьдесят – тяжеловато, но посильно, учитывая, что не надо копить на мебель и прочие атрибуты. Тогда я впервые ощутил преимущества кредита по сравнению с накапливанием. Да, берёшь чужие деньги, а отдаёшь свои. Но ведь желаемые предметы уже есть! И нет нужды копить годами, отказывая себе в удовольствиях жизни и не зная, насколько взлетят цены.

И пускай где-то там, через бухгалтерию, ссуда потихоньку погашается – а тем временем один из предметов ты включаешь и смотришь, из другого достаешь охлаждённое пиво, с которым интересней смотреть первый. И даже если в итоге заплатишь больше текущей цены, так ведь не сейчас, а – потом, когда и деньги чуть обесценятся, и зарплата подымется, пусть даже номинально. А если ещё и процентов не берут – грех не воспользоваться такой державной милостью. Конечно, даже на таких сказочных условиях возвращать не хочется, но с этим уж смиряешься, как с неизбежным. И никуда не денешься – ведь у государства руки длинные.

Читать дальше