Евгений Щуров - Это не страшно

Ивану вспомнилось, что на протяжении многих лет он увлекался нумизматикой, лет с 8–9, и бросил свое хобби только в конце 90-х, когда появилось огромное количество подделок и цены на оригиналы подскочили до заоблачных цифр. Иван распродал свою коллекцию, оставив только самые дорогие, штук тридцать. Может снова заняться нумизматикой? Эта пробежавшая мысль несколько оживила его печальное настроение. Иван Николаевич подошел к витрине с золотыми и серебряными современными монетами и долго вглядывался в них, вспоминая свою молодецкую страсть. В те, советские времена, мало кто понимал ценность этих неброских медных, серебряных монет, и продавались они практически за бесценок. Иван помнил, что советский полтинник 21–27 годов так и стоил 50 копеек, рубль, серебряный, 21–24 годов так и стоил рубль, советский, бумажный. Эх, были времена! Екатерининские пятаки покупали десятками штук, собирали «по годам». Литературы не было, специалистов было очень мало. Часто встречались монеты Петра, Елизаветы, конечно, не по рублю, но и не по нескольку десятков тысяч, как сейчас.

Так он простоял у витрины с подарочными и коллекционными монетами из драгметалла около получаса, продавец-консультант дважды подходил, предлагал помощь, Иван отвечал, что вспоминает молодость. После второго подхода консультант отстал от предложения услуг.

Ничего не купив, Иван поблагодарил продавцов за терпение и вышел из ювелирного отдела. Направо? Налево? Какая разница! Он пошел смотреть отдел подарков. Картины по стенам его не привлекали, так как заведомо были написаны во множестве экземпляров. Разномастные вазы, напольные, настольные, миниатюрные тоже попахивали ширпотребом, пусть и искусно выполненным. Антикварный магазин! Вот куда должна завести его дорога!

И, все-таки, зайти в выходные к нумизматам, в скверик, рядом с художниками!

Выйдя из комплекса, он вспомнил о коньяке и конфетах в бардачке своей «кошечки». Можно было заглянуть к кому-нибудь из знакомых женщин. Но настроения все равно не было. Домой? Иван Николаевич развернул машину и поехал в сторону дома. «Вот так, наверно, и чувствует себя Абрамович», – подумалось Турчину.

На дороге машин было очень мало, тихо и мерно шелестел дождь под шинами, голова перестала о чем-либо думать и клонило в сон.

Дорога, бегущая вдоль высокого кустарника, поворачивала слегка налево и вдруг, в свете фар, на правой обочине Турчину померещилась ступня с частью голени. Он остановил машину метров за десять, пригляделся. Действительно, это была нога, остальное скрывали кусты. Может и проехал бы Иван Николаевич мимо, если бы не была эта нога в полицейской одеге.

Он вышел из машины, посмотрел по сторонам. Никого не было. Подошел к кустам, раздвинул их и действительно узрел лежащего на животе полицейского, с непокрытой форменной фуражкой головой. Даже издалека Турчин понял, что мент мертв, тем не менее, наклонился и приложил пальцы к сонным артериям. Как и предполагал, никакой пульсации, кроме холодной кожи под пальцами, он не ощутил. Не разгибаясь, Иван нащупал под курткой очертания предмета, отчего его сердце забилось в удвоенном ритме. Быстро выхватив свой носовой платок, Иван загнул форменную куртку, расстегнул кобуру замотанной в носовой платок рукой и проворно достал из нее пистолет и обойму из соседнего отсека. Сердце отчаянно билось.

Иван Николаевич распрямился и вновь огляделся по сторонам. Тишина, только легкий дождь. Он быстро прошел к машине, бросил оружие и запасную обойму под сиденье и достаточно быстро поехал от обочины. Только метров через пятьсот навстречу ему попалась машина, за ним никого не было. Турчин остановился, достал пистолет, обойму, завернул их в дежурную тряпочку, снова засунул поглубже под сиденье. Носовой платок кинул туда же.

«Вот это да, – думал сейчас Турчин. Еще и ПМ обзавелся. Впрочем, в богатом хозяйстве все пригодится. Да и мент уж, наверно, час как мертв. Может, сердце с перепою да от дежурств сплошных не выдержало. Застала смерть не на боевом посту.»

Дальше Турчин успокоился, проанализировав ситуацию: видеокамер вокруг не наблюдалось, дождь следы смоет.

Вечер Турчина закончился неожиданно весело. По дороге домой он встретил Шастина, видимо, только возвращавшегося из больницы домой. Шастин нечасто ездил на работу на своей старой «шестерке», добирался автобусом. Вот и сегодня, что-то, видимо с машиной было не в порядке.

– Шастин, привет, садись! – крикнул Иван в окошко. – Чего-то ты задержался! Мила не выгонит? Пойдем-ка к вам в гостяшки, я угощаю! Небось Мила твоя все глаза уж проглядела: где он шляется, этот доктор Шлястин?

– Да, уже обиделась и рассердилась не на шутку, по телефону говорить не хочет. Объясняю, надо бумаги дописывать, дождь идет, скоро буду, а она каких-то баб больничных придумывает…

Иван захохотал, позвонил Миле, сообщил, что они действительно задержались в больнице, едут домой и предупредил, что кроме них едет алкоголь в неведомом количестве; не дав опомниться Шастину, затащил его в машину и довез до дому, жили почти рядом… Мила была очень приветливой хозяйкой и они застали ее уже разогревающей в микроволновке мясо, соус, жарила картошку и уже порезала зелень.

– Привет, Иван, – поцеловала Мила в щечку Ивана. – Если бы не ты, убила бы этого трудоголика!

– Привет, верная, строгая и необратимая! – В доме Шастиных Иван Николаевич чувствовал себя на удивление спокойно и комфортно, даже весело.

Константин подошел к жене и нежно поцеловал.

– Ну, прости, больше не буду, правда!

– Ты предупреждай! Я как дура ужин приготовила, тебя жду, ужин остыл, а он даже не звонит… Ну, ладно, я тебе еще покажу кузькину мать, садитесь за стол, – Мила показала куда садиться Ивану, куда мужу и принялась накладывать горячее. Салаты стояли на столе, два сорта плюс засолки.

– Мила, уважаемая и неподражаемая, пить будем только крепкие напитки! – заявил Турчин, разливая коньяк. – Ну, только из уважения к тебе, доставай свое любимое белое, я с собой не взял.

– Вот, вечно ты на халяву, и рыбы нет, да? Так. Ты к нам и не собирался!

Она просто обожала рыбу в любом виде.

Турчин проигнорировал ее заявление, так как ее вывод был совершенно логичным. Все знали ее страсть к рыбе.

– Мил, по первой мы уже выпили, так что не ругайся, бывают экстренные набеги, как в моем случае… Ну, Шастин, давай по второй!

– Ну, давай!

Мужчины выпили еще по рюмочке, Мила только пригубила из своего бокала. Мясо было нежным и вкусным, закусывали лимончиком, сервелатом, сыром. Аппетит разыгрался.

– Вот скажи мне, Ваня, – завел разговор Шастин. – Ну чего ты не отобьешь Юлию свою Ивановну у этого Саши? Чего он ей дать может, полезного? Ни образования, ни культуры внутренней, то ли сварщик, то ли еще кто, или вообще – без профессии, пьянствует, дома не ночует, книжек не читает… А внешность у него? Видел же… Морда бандитская, ублюдская какая-то… я даже не представляю, как он улыбается, этакая улыбка палача-садиста перед обреченной жертвой, что-то такое… Как-то так… – Шастин тайно сотворил отрыжку с привкусом лимона и коньяка.