Алексей Ефимов - Бездна

Что чувствуешь, когда входишь в дом Лены?

Чувствуешь ли, что начал новую жизнь, новую счастливую жизнь?

Здесь ты будешь вставать утром, завтракать, обедать, ужинать, читать, смотреть новости, – день за днем, месяц за месяцем, и рядом с тобой будут два человека. Вы отныне – семья. Все зависит от вас, и от тебя в частности. Но ты с самого начала все портишь. Ты зачем-то подсчитываешь, раз за разом, на что хватит ваших более чем скромных финансов. Ты ловишь себя на мысли о том, что однокомнатная квартира меньше просторной двушки. Ты думаешь о мальчике и о том, как найти с ним общий язык. А также о бытовухе, медленно губящей чувства. Кажется, ты вообще не уверен, что ЛЮБИШЬ?

До ноября прошлого года жизненный поток нес тебя, куда ему вздумается. Долгое время ты плавал в болоте, вместе с квакающими лягушками и пиявками-кровопийцами, чувствуя, как тебя медленно засасывает в ил, и палец о палец не ударил, чтобы взять на себя ответственность за судно и проложить курс. В тот исторический вечер ты наконец это сделал, и за это тебе спасибо. В чем же дело теперь? Возьми себя в руки! Полярная звезда укажет тебе путь к счастью. Тебя же любят. ЛЮБЯТ. Видишь, как Лена радуется, что сегодня ты будешь с ней? Если и закрадываются к ней в голову грустные мысли, то она гонит их прочь с улыбкой.

Все его вещи, включая книги, заняли шесть картонных коробок и три полипропиленовых мешка, в каких постсоветские люди хранят дома муку и сахар, купленные с запасом. Несколько лет назад у него было в два раза меньше хлама. Это все буржуйская жизнь. Счастливый обладатель одиннадцати пар носков, двенадцати галстуков (которые он не жалует как класс и носит редко), двух костюмов, в том числе Хьюго Босса заоблачной стоимости, – складывая свои вещи, он думал о том, не на чувства ли выменяли они эту сытую жизнь? Не на искренность ли и близость друг к другу? Теперь у него есть дюжина никчемных галстуков, но нет Оли. Через час он уедет отсюда с коробками, воспоминаниями и горькой слезинкой, которой он не даст выкатиться. Больше он сюда не вернется. Никогда. Используя это слово, люди не видят будущее, но все равно зарекаются, ибо это приятно. Никогда. Плачешь. Никогда. Восходишь на собственный эшафот для оглашения приговора и казни. Никогда. Вечность отсутствия, по длительности равная жизни. Бывает и так, что это слово шепчут с волнением, с радостным биением сердца, с жаркой любовью – имея в виду нечто якобы не заканчивающееся с физической смертью; но, к сожалению или к счастью, нет во Вселенной ничего вечного, кроме того, чего нет.

Все. Коробки закрыты и заклеены скотчем. Еще есть время до приезда машины. Можно пройтись по комнатам и погрустить. Оли нет, и он не знает, хочет ли он ее видеть. А она? Хочет ли попрощаться? Вряд ли. Они не виделись с той самой встречи возле школы, это было очень давно, и нет более смысла. Но если бы в эту минуту она вошла, что они сказали бы друг другу? Что сделали бы? Воображение подкидывает несколько вариантов, в том числе фантастический. Что если взять этот последний и проработать детали: эмоции, взгляды и диалоги? Получатся ли строки романа в духе мастера жанра Федора Михайловича Достоевского, с героями на грани нервного срыва, а то и безумия?

Металлический звук прервал его мысли: в замочную скважину вставили ключ.

Раз. Два. Три.

Дверь открывается.

На пороге Оля.

Через мгновение она уже в зале: осунувшаяся и усталая. Она встречается с ним взглядом.

– Здравствуй.

– Привет.

– Собрался?

– Как видишь. – Бросив взгляд на коробки, он прибавил: – Я взял свои книжки и кое-какие фото, не возражаешь?

– No problem.

– Спасибо.

Она кивнула на музыкальный центр:

– Почему не складываешь?

– Потому что не мой.

– Мне он не нужен.

– Нет.

– Как знаешь. Может, выпьем на дорожку? – вдруг сказала она. – По рюмке?

– Если хочешь, выпьем.

Взглянув ей в глаза – не шутит ли? – он прошел на кухню, взял из шкафа на четверть пустую (или на три четверти полную?) бутылку «Мартеля», два пухлых бокала на маленьких ножках и с этим вернулся в зал.

Она ждала на диване.

Сев рядом, он дал ей бокал и выдернул пробку зубами. Плеснув в оба бокала пахучей коричневой жидкости, он вернул пробку на место и поставил бутылку на пол рядом с диваном:

– За что пьем?

– За будущее не пьют. За прошлое?

– Не чокаясь?

– Не на поминках.

Дзинь! – и официально все кончено, они скрепили контракт подписями.

Он выпил все залпом.

Она не отстала.

– Еще! – сказала она.

Он взял бутылку и снова выдернул пробку зубами.

– За что в этот раз? – спросила она. – За старую любовь? Или за новую?

Она испытывала его взглядом, всматриваясь в темные воды его сущности.

– За обе.

Дзинь! Они выпили.

– Знаешь, зачем я сюда пришла?

– Зачем?

– Чтобы увидеть твою уверенность.

– В чем?

– В том, что ты все сделал правильно и не жалеешь об этом. Но я не вижу. Или я ошибаюсь?

Он опустил взгляд.

– Я не сказал бы, что не чувствую ничего, кроме радости, но, по-моему, это естественно.

– Тебе грустно?

– Как сама думаешь?

– Да. Но скоро тебе станет легче. Или нет?

– Да.

– Налей раз так. – Она подвинула к нему бокал.

Взглянув на нее молча, он выполнил ее просьбу.

– Никогда бы не подумала, Сергей Иванович, что вы на такое способны, – сказала она. – Я в восхищении. Долго вы мне изменяли?

– Нет.

– Примерно с полгода, да? За это и выпьем. За нашего мачо!

Она выпила все залпом, до дна, а он в этот раз только пригубил, глядя на нее с удивлением и беспокойством.

– Может, закусишь? – спросил он. – Я поищу что-нибудь в холодильнике.

– Не-а. Пьяней буду! А у меня еще много вопросов. Ах да! Ты скоро уедешь! Как жаль! А мы толком не пообщались. Может, останешься? Подумай как следует. Это все мужская натура, я понимаю. Вроде как не нарочно. С кем не бывает? Все вопросы к природе. Так? Спишем на нее и простим? Или не стоит? – Ее глаза пьяно блестели; она была кошкой, мягко подкрадывающейся к своей жертве и не сводившей с нее глаз.

– Не стоит, – сказал он.

– Точно?

– Да.

– Думаешь, там будет лучше? Наивный! Ты, в общем, подумай. А я пока выпью.

Она налила себе следующие пятьдесят граммов и, выпив их залпом как воду, спросила:

– Подумал?

– Да.

– И?

– Я уезжаю.

– Адьюс амиго. Знаешь что? – вдруг сказала она тихо, придвинувшись к нему и заглядывая ему в глаза.

– Что?

– Ты правда ее любишь? – Она перешла на шепот. – Или это от безысходности? И от того, что она тебя любит?

Ее глаза были так близко, что он не видел ничего, кроме них. Они ждали, а он не мог вырваться.

– Она до сих пор не уверена, – снова прошептала она.

– В чем? – Его губы были как пустыня Сахара.