Алексей Ефимов - Бездна

Эх, перепрыгнуть бы в сюжете на полгода вперед, в осень, в серый октябрьский день, ветреный, грязный и мокрый, использовать бы нынешнее настроение на благо творчества, – ан нет! Срочно нужна весна. В ожидании сценария актеры молча стоят за кулисами, заранее готовые к любой его прихоти, а между тем апрель никак не наступит и на сцене нет декораций.

Может быть, хватит?

Ты знаешь: все, что напишешь сегодня, завтра отправится в мусор. Раз за разом насилуя творческие способности, ты обезвоживаешь источник, который даже в лучшие времена не был особенно полноводным, и не за горами тот день, когда последняя мутная капля высохнет на солнце и уже ничто не сможет вернуть к жизни пустыню, где ты будешь скитаться до самой смерти, мучаясь жаждой. Этого хочешь? Сходил бы лучше с Леной и Игорем в парк на елку. Якобы напуганный морозом в двадцать пять градусов, ты остался дома, заперся в промерзших бетонных стенах и занялся, так сказать, творчеством. В итоге и не родил ничего, и не сходил на елку. Сегодня ты чужой здесь. Ты полгода живешь в квартире Лены, привык, но нет-нет да и заноет что-то внутри, скрутится, встанет тромбом у сердца, и вдруг почувствуешь себя гостем. Разные вопросы лезут в голову.

«Ты счастлив здесь? А Лена счастлива? А маленький Игорь?»

«Не в деньгах, говоришь, счастье?»

«Ты хотел бы вернуться в прошлое и попробовать снова?»

Нет. Ни в благоустроенную двухкомнатную квартиру, на денежное довольствие к женщине, ни в чертову школу к Проскуряковой и Штауб, ни к самому себе полугодичной давности. Я хочу в будущее. Я хочу быть счастливым. Чтобы все было как у всех: семья, работа, любовь, дети (но только без бюргерства, без мещанства), – и не нужно оттаскивать меня назад, в прошлое, с его яркими красками и ретушью, лживо подсовываемыми памятью. Я прекрасно все помню, и, появись шанс вернуться к камню, где начертано будущее, снова пошел бы сюда. Когда появляется шанс изменить что-то, человек ищет повод оставить все как есть и убеждает себя в том, что ничего менять не нужно. Он годами так делает. Всю свою жизнь. Что касается холода и скверного настроения, так это временно. Кроме того, скоро избавимся и от некоторых лишних желаний, выращенных в период достатка на скудных почвах, удобренных Олей. И от прилипчивого чувства вины – тоже.

«Сумел убедить себя в том, что любишь Лену? – шепчет внутренний дьявол. – Скажу тебе, что нет между вами и четверти той любви, что была у вас с Олей когда-то».

Когда-то. Даже не верится, что это было: словно не с ними, а с другими мужчиной и женщиной – страстными, любящими друг друга ночи напролет, с зеленым чаем между подходами. Они не сразу заметили, что любви больше нет – двигаясь по инерции. Сколько людей так живут: в псевдосчастливых семьях, где каждый день одно и то же: рутина, скука, мелкие, и не очень, стычки, быт, а супруги коротко и сухо чмокаются перед сном и желают друг другу спокойной ночи?

Если мечтаешь о сладком сне, а не о сексе, после которого наутро ох как непросто вставать, считай, что пора что-то менять в своей жизни.

С работой так же.

Отсутствие ярких эмоций, не говоря уже о чувствах со знаком минус, подскажет тебе, что что-то не так, а дальше тебе решать, что делать. Если оставишь все как есть, то еще в течение многих лет твоя первая утренняя мысль будет о работе, куда нужно идти как на дыбу, и после этого не встанешь с кровати радостно и не помчишься вприпрыжку по улице, полный энтузиазма. Палач опытен и безжалостен. Он любит слюнтяев, лентяев, нытиков, трусов. Медленная мучительная казнь длится всю жизнь, и у каждого есть своя личная пыточная. Сергей Иванович Грачев тоже был там. Он вырвался. Не будь этого, он маялся бы сейчас бок о бок со Штауб и бегал между Олей и Леной. Свыкшись с эпитетами в свой адрес (черствый, робкий, посредственный), отпущенными собственнолично, он жил как жил и думал, что ничего нельзя исправить ни в себе, ни в жизни. Он замер, спрятался в своей маленькой тесной раковине и посматривал на мир тусклым взглядом. Черствый поганый мир. Скучные мелкие люди. Сволочи. Проскуряковы-Штауб. Зачем они? Я – зачем? Красота – где? Любовь? Будущее? Один и тот же зациклившийся сценарий день за днем.

День сурка.

Так было. Ты вспомнил?

Вырвись же вон из своей раковины, чтобы почувствовать запахи и услышать звуки, которые уже давно не чувствовал и не слышал; чтобы дышать и видеть, и пить из того ручья, из которого пил в юности. Беги! Спеши! Не так много времени осталось до того мига, как увидишь финишную ленточку и в груди навеки замрет сердце, и вечность примет тебя обратно в свое лоно, где нет времени и пространства.

Твоя первая задача – вытащить из школы Лену: из этой силосной ямы, где чувствуют себя комфортно лишь члены гнилостной кучки во главе с Галей Проскуряковой, эти черви в грязи эмоций. Она там одна. В обиду себя не даст, с иронией рассказывает ему о коллегах, а между тем его преследует тяжкое чувство, что он бросил ее и сбежал. Теперь, на новом месте, он может начать все заново – не правя ранее написанное – и чем лучше он чувствует себя здесь, тем горше его мысли о Лене. Он помнит слова Михаила Борисовича и его вопросительный отеческий взгляд из-под кустистых бровей.

– Уходите от нас, значит? – сказал он со вздохом. – Не осуждаю, что же теперь. Жаль впрочем, жаль. Будем искать вам замену, а это в наше время не просто. Лена пока останется? – спросил он.

– Да. – Он почувствовал, как краснеет.

– Не волнуйтесь, мы поддержим ее, присмотрим. Галя допросится. – Он сделал паузу. – Это у нее оттого, что мужа нет. А ведь когда-то у нас чуть роман с ней не случился. Двадцать лет назад. Не верится, да? Она не была такой. Искала себе пару, посматривала на меня, а я был женат и с дитем, не до интрижек. Я ушел в горисполком, а к тому времени как в девяносто третьем вернулся, она вышла замуж, развелась и стала стервой. Поэтому чисто по-человечески мне ее жаль. Но я не буду вечно терпеть.

По-мужски крепко пожав друг другу руки, они расстались.

Через неделю ему выдали на руки трудовую книжку.

Не снится ему это? Почти два десятка лет провел он в этих пропитанных знаниями стенах: вошел в них зеленым юношей после ВУЗа, а уходит мужчиной с пепельными висками, морщинами и с опытом, который тянет его вниз.

«Восемнадцать лет! Полжизни. Столько всего было в эти годы, и хорошего и не очень, и просто будничного, одни куски прошлого навечно сгинули в глубинах памяти, а другие лишь подернулись дымкой, сквозь которую плохо видно. Оглядываясь, ловишь себя на мысли о том, что лучшие годы остались там и что не будет дана тебе и малая доля прежнего счастья. Ушла юность, а вместе с ней и умение радоваться. Зато чего хватает, так это цинизма и шишек. Ты втягиваешь голову в плечи, чтобы, не дай Бог, не стукнуться, трусишь, твоя осанка испорчена, а взгляд направлен вниз, в землю.