Шамиль Идиатуллин - Rucciя

– На ваше усмотрение, – повторил Ильдар, попрощался последний раз и ушел.

Едва выйдя на Баумана, он позвонил из ближайшего автомата (сотовую связь в центре еще не восстановил) в Кремль и договорился о срочной встрече. Потом побежал к машине, скомандовал: «В комитет, потом сразу в Кремль».

В комитете он был ровно семь минут – столько, сколько было нужно, чтобы добежать до кабинета, запереться, достать из верхнего ящика стола и сунуть в карман плоскую упаковку аспирина, потом извлечь из того же ящика подарочный футляр с золотым «Паркером» и сменными капсулами, вытащить из корпуса ручки стоявший там чернильный баллончик и не дыша, очень аккуратно, поместить на освободившееся место другой, отличавшийся от подобных ему лишь тонкой зеленой полоской на тупом конце, – а потом выскочить из кабинета и ссыпаться по лестнице мимо отдающего честь дежурного офицера.

Магдиев встретил Гильфанова как родного. Ничего иного Ильдар и не ожидал: всеобщая эйфория от победы особенно сильно била по мозгам верховному главнокомандованию, и никто лучше главковерха не понимал роли скромного полковника в спектакле, которым открыл и закрыл сезон театр военных и попутных действий. Но чувствовался в энтузиазме президента некоторый перебор, словно он очень старался выдержать планку, и при этом натуги не показать. Уловивший такую тонкость Гильфанов лишний раз убедился в том, что рассказ Летфуллина был правдивым. Видимо, Магдиева все-таки крепко зацепила эта история, и, похоже, подъедала его совесть – та самая, из гайдаровского рассказа, из-за которой Нина заплакать могла, а лидеру победившей республики было в падлу. Тем более клиническим выглядел случай.

Гильфанов сообразил, что всякий, кто заинтересуется теплым прощанием президента со своим доверенным борзописцем, получит в челюсть – и не факт, что рукой. С другой стороны, менее прямолинейный подход мог заставить Магдиева постепенно рассиропиться, облегчить душу рассказом об избиении трепливых балбесов, а потом, как знать, и о чем-нибудь более интимном. Например, о какой-нибудь старой фотографии и грядущей встрече столь же старых друзей.

Поэтому Ильдар вывернул наизнанку торопливо составленный по пути в Кремль план беседы и начал с того, чем предполагал закончить:

– Танбулат Каримович, такое дело. Отпроситься я у вас хочу.

– В смысле?

– В смысле я устал, я ухожу. На пенсию пора. Рыбу ловить и облепиху собирать.

– Isänmesez, min sezneň apaeň 36, – растерянно сказал Магдиев. – Это шутка, надеюсь, Ильдар?

Ильдар виновато вздохнул принялся объяснять, что на самом деле его работа растратила смысл. Последние годы комитет существовал де-факто независимо от Москвы, а сам Гильфанов последние годы действовал независимо от комитета. И в том, и в другом случае формально оставались поводы и возможности для возвращения, так сказать, в исходное русло. Но на самом деле это было бы довольно маразматическим мероприятием – по множеству причин. Так что, Танбулат Каримович, как офицер ФСБ я просто не существую, как офицер КГБ исчерпал себя – и, пожалуй, чуть пораньше КГБ, которое, если я правильно понимаю, будет тихонечко слито – и не с ФСБ, а как картофельный отвар – на землю или куда там отвар сливают. Я понимаю, упредил он возражение Магдиева, что на одном комитете свет клином не сошелся – тем более с учетом последних обстоятельств. Но я, честное слово, подорвался, довольно серьезно. Надо отдохнуть. Хотя бы месяц-другой. Потом отец, вы знаете…

Магдиев согласился с этой логикой удивительно быстро. Конечно, он задал десяток вопросов. Некоторые из них Гильфанова почти растрогали – например, Танчик всерьез озаботился безопасностью полковника, а когда тот заверил, что будет ходить только по безопасным местам и только с каской на голове, поинтересовался, а как с финансами. Ни нажимать на собеседника, ни тем более угрожать или просто предостерегать от возможных негативных последствий расставания Магдиев не стал. Гильфанов заподозрил даже, что Магдиев по привычке всех победивших вождей приготовился радикально почистить свое окружение – чтобы, значит, через год-другой ни одна тварь не посмела или просто не смогла бы физически вспомнить, как мы с товарищем богом вместе принимали решительный план действий. Но нет, похоже, Булкин искренне переживал скорое расставание с собратом по оружию и не протестовал по этому поводу лишь из уважения к убеждениям и выпестованной позиции собрата, к тому же сделавшего свое дело.

Не сказать, что из-за этого Гильфанов засбоил и задумался над тем, стоит ли реализовывать свой план. Сделать это было необходимо – но лишь убедившись, что цепочка, выстроенная полковником в последние полтора часа, не является метастазом его воспаленного и распухшего воображения.

Ильдар быстро убедился, что все было правдой – как и ожидалось, подталкивать Танчика почти не пришлось. Тот сам заговорил о грядущем визите Борисова – в том смысле, что подготовка к нему уже вымотала и Жаудата со всеми присными, и аппарат, не говоря уже о ментах и прочем малоценном расходном материале – но это дело житейское, и Гильфанов может отдыхать с чистой совестью и холодной головой. Гильфанов, не пережимая, поинтересовлася, а что поделывает противная сторона. Да так, тоже землю роет – псов своих прислали, сорок человек, страшное дело, прочесывают Казань и Кремль, Alla birsä , ханскую казну найдут. Шаймиев говорит, когда Путин и тем более Ельцин приезжали, подобного и рядом не было.

– А, – сказал Гильфанов равнодушно. – Странно, Борисов вроде сам по себе человек не слишком пафосный.

Магдиев пристально посмотрел на него и сказал:

– Это у тебя комплимент или наоборот?

– Констатация. Мне так кажется. Хотя я толком про него и не знаю ничего, честно говоря.

– Да его мало кто вообще знает, – сказал Магдиев и заулыбался. – Нормальный он мужик, на самом деле.

– Елки-палки, – сказал Гильфанов. – Так это не монтаж, получается?

– Что не монтаж? – спросил Магдиев.

Гильфанов бережно вытянул из кармана сложенную вчетверо распечатку летфуллинского открытия и протянул ее президенту. Тот, с подозрением поглядев на полковника, принял листок, развернул его и застыл. Потом откинулся на спинку кресла и хохотнул. Гильфанов, признаться, опасался иной реакции, а потому слегка расслабился. Магдиев положил снимок перед собой, бережно разгладил его руками и сообщил Гильфанову:

– Ильдар Саматович, ты, tege … гений сыска. Как ты это нашел? Фираю соблазнил, что ли, чтобы в семейном альбоме покопаться?

– Выходит, не монтаж, – констатировал Ильдар, любуясь Магдиевым. – А я, честно говоря, решил, что Айрат с ума сошел.

– При чем тут Айрат? – насторожился Магдиев.