Шамиль Идиатуллин - Rucciя

– Господин министр, я только что связался с руководством миротворческой миссии. Мне приказано воздержаться от активных действий.

– Что это значит? – спросил Хогарт, уже все поняв.

– Господин министр, мы стоим на месте, пока политики не договорятся до чего-нибудь. Это приказ. Я сожалею.

Хогарт сразу сообразил, что ругаться или звонить руководству генерала бессмысленно, а снова дергать президента – просто опасно. Он пожелал найти изощренную смерть той нелегкой, что дернула его отправиться в Россию, но потом решил не пилить опилки, а поискать конструктивное решение возникшей проблемы. Оно оказалось рядом.

– Генерал, в вверенной вам части много американцев? – спросил Уильям.

– Один взвод.

Хогарт про себя вздохнул, но продолжил:

– Считается ли, что сейчас вы выполняете боевую задачу, или я могу использовать этот взвод в национальных интересах?

Фридке соображал быстро – тем большего уважение заслуживала его реакция. Он сказал:

– Согласно приказу, боевая задача отложена на неопределенное время. Прецедентов отвлечения международных сил в национальных интересах я не помню. Но, думаю, разрешение на это не выходит за рамки моей компетенции. Кроме того, я считаю, что данный кризис остается международной проблемой – и никакие приказы этого не исправят. Министр, вы можете использовать своих граждан и вверенную им технику. Это три спецгрузовика и… секундочку… две БМП. Формально они числятся за французским взводом, но, думаю, вам машинки нужнее.

– Спасибо, генерал, – искренне сказал Хогарт и впервые пожал Фридке руку.

Подготовка заняла 15 минут. Из них полторы минуты ушли на сбор и построение взвода, минута – на объяснение обстановки – минуту. Еще две секунды потребовалось, чтобы весь строй сделал шаг вперед в качестве добровольцев. Остальное время парни потратили на то, чтобы сменить голубые каски на сферические шлемы нейтральной окраски (их пришлось одолжить у эстонцев, жаждавших ввязаться в битву), спороть ооновские нашивки, облазить французские БМП и водрузить на передней звездно-полосатый флаг.

В начале 16-й минуты Хогарт подошел к шлагбауму и закричал в мегафон:

– Я министр обороны Соединенных Штатов Уильям Торн Хогарт! Вверенное мне подразделение по поручению президента США и в соответствии с договоренностью между руководством США, России и ООН направляется с миротворческой миссией в Казань! Требую обеспечить зеленый коридор для этого! Препятствование миссии будет считаться противодействием воле объединенного человечества и караться соответствующим образом!

Хогарт передал мегафон стоявшему за спиной Натти. Тот едва успел перевести первую фразу, когда из здания блокпоста громом грянул усиленный мощными динамиками английский выговор:

– Господин Хогарт, нет нужды в переводе. Вас поняли. Татарстан никогда не являлся территорией, подвластной США. Татарстан на время законодательной дискуссии с официальной Москвой не является субъектом России. Татарстан не входит в ООН. Вся полнота власти на территории Татарстана принадлежит народу, от лица которого выступают законно избранные парламент и президент республики. Приказ пропустить вооруженные формирования на территорию Татарстана может исходить только от них. Без такого приказа все вооруженные формирования, проникшие на территорию республики, будут считаться бандитскими и обезвреживаться в соответствии с общепринятой практикой.

– Вы кто? – крикнул Хогарт.

– Переводчик. Учитель английского, – голос несколько утратил демонические интонации.

– Это заметно, – буркнул Натти.

– Вы все поняли, господин министр? – осведомился учитель.

– Да, – крикнул Хогарт. – Не берите на себя слишком много, господин учитель! Объясните своим друзьям, что мы наступаем.

– Ой, наплачетесь, – негромко ответил учитель и испарился со щелчком выключенного динамика.

Хогарт вскинул мегафон, чтобы ответить, опустил его, неторопливо развернулся и пошел к машинам под американским флагом. Натти, обогнав министра, запрыгнул во второй грузовик, где сидело его отделение. Хогарт хотел его остановить – без переводчика оставаться не хотелось, однако передумал. Ближайшие полчаса говорить по-русски не придется, а дальше пусть побежденные озаботятся тем, как понимать победителя.

Колонна зарычала и пошла на шлагбаум. Шлагбаум не шелохнулся, а передняя БМП не сбавила ход – и полосатая труба со звоном улетела куда-то в сторону. Тут же раздался рев, всесторонний, как в хорошем кинотеатре с современным стереозвуком и мощными сабвуферами: два танка, стоявших по обе стороны дороги, синхронно тронулись с места, вылетели на шоссе в пятидесяти ярдах за шлагбаумом, густо роняя на асфальт комья глины, глухо перекрыли дорогу и резво развернули пушки в сторону наступающей колонны. Жерла были ужасающими. Колонна затормозила – но командир взвода капитан Энтони Мигелнайт, прошедший две иракских, балканскую и афганскую кампании, мгновенно сориентировался. Выполняя его приказ, пехота из фургонов посыпалась на шоссе и, проворно делясь на группы, рванула к танкам и блокпосту. Одновременно головная БМП осторожно съехала с дороги в кювет, чтобы объехать танки по полю, войти в мертвую зону и оттуда диктовать условия танкистам. Вторая БМП должна была выполнить аналогичный маневр с другого фланга, но оказалась слишком плотно зажата грузовиками, и потратила минуту на рывки взад-вперед – пока водители грузовиков не сумели освободить нужное пространство. За эту минуту все было кончено.

Левый танк развернул башню в сторону валко шедшей по кочкам БМП и дважды оглушительно выстрелил. Первый снаряд разорвался в двух ярдах перед носом машины – та дернула носом, встала как вкопанная, и тут же была перевернута вторым взрывом, случившимся под самыми гусеницами. Звездно-полосатый стяг, флагшток которого сломался при падении, отлетел в жирную лужу. Второй танк тем временем задрал пушку вверх и ударил над головами приближавшихся пехотинцев. «Если осколочный, то все», – подумал Мигелнайт, на бегу сжимаясь в маленький, крохотный, незаметный комочек – и падая, ныряя, проваливаясь сквозь… Ох. Не сквозь. Просто на асфальт. Больно-то как. «Хогарт, сукин сын, куда ж ты нас отправил, они же всерьез стреляют», – уже не так обреченно додумал он сквозь звон в ушах и сообразил, что если еще о чем-то думает, значит, снаряд был не осколочным. Мигелнайт вскочил и побежал дальше к танку, но сразу рухнул головой вперед – шлемом в шоссе, зубами в язык. Вспышка. Медь во рту. Прокусил, дерьмо. Что с ногой? Капитан посмотрел на ногу, на другую, потрогал ее, ничего не ощутив, снова встал и снова рухнул, как детская игрушка, из под которой ноги выскальзывают. Теперь подбородком. Но боли почти не было. Вообще чувств почти никаких не было – даже удивления по поводу шипения, раздававшегося со всех сторон. Капитан все-таки попробовал посмотреть, что шипит, не змеи же, в конце концов – и не смог. Значит, позвоночник, понял Мигелнайт. В афганской компании сержант из его взвода получил компрессионный перелом позвоночника – не в бою, при высадке неудачно из вертолета выпрыгнул. Здоровенный черный парень. Лежал пластом, ходил под себя и плакал. Энтони тоже заплакал, удивляясь себе. Навзрыд. До соплей. Потом сильно, с мокротой закашлялся – и лишь тогда понял: «Это же газ». И с облегчением потерял сознание.