Николай Векшин - Эликсир жизни

В интеллектуальном отношении Ульяна была неординарна. Здравый смысл и логика плюс парадоксальность мышления в сочетании с черным юмором были столь выражены, что не каждый мужчина мог бы с ней тягаться. Ее краткие комментарии частенько бывали двусмысленны. Иногда мне казалось, что у нее в голове полочки, полочки, полочки, а по полочкам мышки прыгают. Форма выражения мыслей была мягкая, женственная, но твердая по сути и краткая. У Ульяны было одно неоценимое для женщины качество: молчаливость. Каждый мужчина мечтает встретить такую женщину, которая будет говорить только тогда, когда он захочет послушать «последние известия». В ее присутствии я трепался до изнеможения. «Болтливый мужчина подобен гремящему мусорному ведру», – надсмехалась надо мной она. «Молчаливая женщина подобна притаившейся гремучей змее», – шутливо парировал я.

Уля была обязательна в отношении важных вещей, например, касательно работы. И никогда не опаздывала на свидания. В быту была слегка странной и рассеянной. Могла забыть сумку в метро или заплатить в магазине за товар, а уйти без него, действуя по принципу: покупатель платит не за товар, а за реализацию своей мечты.

Вскоре мы отправились в театр. Вообще поход в театр это некий обязательный предпостельный ритуал, с которым каждый мужчина волей-неволей должен смириться. Чаще всего в театры водят женщин те мужчины, которые не способны развлечь их самостоятельно. Я вроде бы неплохо развлекал Улю и без театра, но в рамках ритуала хотелось доставить ей максимальное эстетическое удовольствие. Мне удалось достать билеты на «Мужской урод в единственном числе». Эта пьеса была абсолютным хитом, причем уже не первый сезон. Гремела на всю столицу. Мы с Ульяной предвкушали зрелище. Зал был забит до отказа. Люди пришли в театр, чтобы увидеть настоящую жизнь. Суть пьесы сводилась к тому, что приехавший во Францию американский полковник на самом деле когда-то жил в Париже и был женщиной. И вот этот престарелый трансвестит начинает искать в Париже своего выросшего сынулю, попутно пытаясь пуститься во все тяжкие, но без особого успеха. Похотливый старец подобен лопнувшей диванной пружине. А сынуля и другие персонажи тоже сплошь гуляки, геи и лесбиянки. И всё это сальное действо сопровождалось репризами вроде: «Как много девушек хороших, а нас ведь больше – голубых!»; «Пока мужик с балкона па-а-а-а-дает, о семи бабах подумает»; «Женщина? Жалкая пародия секс-шопа».

Пошлые шутки – удовольствие неудовлетворенных. Народ смотрел пьесу затаив дыхание, дико хохотал и дружно гремел овациями. Как говорится, публика аплодировала собственному вкусу. Хотя, конечно, не могу отрицать, что когда с актера падают штаны, это смешно, а когда с актрисы – интересно. Мы с Улей изредка посмеивались, но в общем умирали от скуки. Пьеса казалась нам пошлой и примитивной. У меня было ощущение, что заглянул в бордель идиотов. Вообще-то любой театр порочнее борделя: зрители покупают душу. Актерство – мастерство притворства.

В середине второго акта спектакля мы с Ульяной переглянулись, встали и ушли. Прошлись по вечерней Москве, а потом поехали к Уле. «У меня в холодильнике ничего нет», – предупредила она. Мы зашли в супермаркет; я купил вино и прочее.

Все женщины одеваются по-разному; все женщины раздеваются одинаково. Кровать была просторной, как армейский плацдарм. От нее и от ее хозяйки исходил стерильный запах чистоты, напоминающий детское мыло. «Классно! – выдохнула Уля среди ночи, – ты просто перпетум-мобиле». «Сексетум-мобиле», – уточнил я. «Перпетум-кобеле!», – воскликнула она. Не в обиду будь сказано милым читательницам, женщины – странные существа: сначала их в постель не затащишь, потом не вытащишь.

Мужчина объясняется в любви вечером, женщина – утром. «Ты лучший!», – под утро отметила она. «Где все были лучшие, там лучшего нет», – шутливо заметил я. Она как будто обиделась: «Ну, зачем ты так?». Я уточнил: «Чтобы утверждать, что я лучший, нужно попробовать всех». Она произнесла задумчиво: «Не знаю как на счет всех, но вот чем я с мужем 9 лет занималась, это вопрос». «А чем ты с ним занималась?», – не удержался я от ехидства. Она пожала узкими плечами: «Он был как мужчина нулевой. Чем только ни пытался себя стимулировать! Устрицы, грецкие орехи, сельдерей, груши…». «Но ведь устрицы – удовольствие не дешевое?», – перебил я. «Да: одна устрица – один доллар. Сначала он ел их по дюжине каждый вечер. Никакого толку. Однажды питался ими целый день и слопал на сто баксов!», – воскликнула Уля. «Ну – и?!..», – с замиранием спросил я. «Что – ну и?! Вырвало его. Вот и все», – мрачно усмехнулась она.

Под утро мне приснилось, что лежу в обнимку с Улей, перед нами на столике стоит огромное блюдо устриц, а в кровати с нами трое мужчин, причем, почему-то в черных смокингах. И все мы сладко дрыхнем, как спят пьяные друзья (не подумайте про групповуху). Проснувшись, рассказал сон Ульчику (так я стал ее ласково называть, а она морщилась: «Чушь какая-то – Ульчик! Звучит глупо, как „зайчик“»). Она дрожащим голосом сказала: «У меня кроме тебя никого нет». Так сказала, что во мне всё перевернулось. Я почувствовал, что речь даже не о том, что никакого другого мужчины нет, а о том, что она страшно одинока. Мне стало нестерпимо жаль ее. В этот момент я понял, как она мне дорога. «Только не бросай меня. Я каждый раз очень переживаю», – прошептала она. «Каждый раз? И много было раз?», – не удержался я от сарказма.

Она встала с умятого плацдарма и пошла на кухню готовить коктейль. «А что ты кроме сока добавляешь в коктейль?», – спросил я. Уля пожала плечами: «Какая разница. По мелочам можешь мне доверять». – «А по крупному?». – «Не знаю… А тебе можно доверять?». – «Я надежный, как все мужчины», – пошутил я.

Мы стали собираться в Биогавань. Уля в нижнем белье задумчиво замерла перед трехстворчатым зеркалом: «Что же мне на себя надеть?» – «Что же мне с тебя снять?», – оживился я…

В Биогавань мы поехали только после полудня. Когда устроились на заднем сиденье автобуса, Уля положила мне голову на плечо и тихонько что-то запела. Я с гордостью подумал о себе: «Если женщина поёт, значит, ты молодец». Образно говоря, так возгордился, что чуть не загорелся. Как потом оказалось, возгордился я напрасно: Уле было со мной хорошо, но полной разрядки в постели на самом-то деле она не достигала. Она грустно сообщила: «Я всегда была фригидная». «По статистике почти половина женщин никогда не испытывает оргазма», – произнес я вслух, а про себя подумал, что Дрынов уточнил бы: «Первая половина фригидна, а вторая – злостно симулирует оргазм».

Мы приехали в Биогавань. Квартирка у меня на высоте. Не в том смысле, что очень хорошая, а в том, что под самой крышей. Выйдя на балкон, Уля увидела перед собой речку, лес, поле и почувствовала завораживающую красоту этих просторов. От свежего воздуха у нее закружилась голова. Вернулась в комнату, села с ногами на диван и стала с любопытством просматривать мои книжки. В это время я приготовил коктейль: ледяную смесь грейпфрутового сока со спиртом с добавлением элеутерококка, рябины и лимона. Если бы решился добавить туда актиномицин и еще кое-что, коктейль смело можно было бы назвать «эликсиром жизни».