Николай Векшин - Эликсир жизни

Затем Яна продолжила расспросы ревнивым вопросом: «Ваша бывшая жена – красивая?». «Да, б.ж. в молодости была очень красивая», – подтвердил я. «Б.ж. это что?», – переспросила собеседница. «Б.ж. это бывшая жена», – пояснил я, поскольку привык мысленно называть Ингу именно так – б.ж. «Звучит как б.у., бывшая в употреблении», – заметила Яна. «В некотором смысле все мы б.у.», – отметил я. «Не знаю, как на счет всех, но, надеюсь, ко мне это не относится», – укоризненно уточнила она. Я продолжил свою речь: «Б.ж. до сих пор выглядит прекрасно, хотя старше меня. Красота – товар, за который на Западе расплачиваются деньгами, а у нас судьбой. Я расплатился по полной программе. Кстати, Вы, Яночка, на нее внешне немного похожи: карие глаза, носик-курносик. Только Вы миниатюрней и глаза не строгие». Яна, польщенная, расплылась в улыбке и спросила: «Вы что – задумали жениться еще раз?». Я пояснил: «Как известно, свободные мужчины неторопливо размышляют о браке, а женатые спешно задумываются о свободе. Я задумал найти любовь. А женат был дважды. Не знаю, решусь ли в третий раз. Женящийся впервые – подобен легкомысленному мотыльку, летящему на огонь; женящийся вторично – похож на похотливого кролика, озабоченного своей физиологией; женящийся в третий раз – смахивает на старого упрямого осла, упорствующего в своем заблуждении. Не хочу походить на осла». Яна заливисто расхохоталась. Немного успокоившись, заметила: «Жениться или не жениться это вопрос для мальчика, но не для мужчины». Я усмехнулся: «Женитьба – оптимистический порыв бывалого пессимиста. Каждый мужчина любит красивую, а женится на той, которая хвалит его выбор».

«Между прочим, – заметила Яна, – от Вас, Викентий, пахнет женщиной». Я удивился: «Но у меня сейчас нет женщины!». А про себя подумал: «Стоп. Вчера ко мне дочки в гости приходили, надушенные и напомаженные. При встрече обнимались. Неужели Яна уловила следы запаха? Вот это нюх! Надо бы мне почаще мыться. Кстати, интересно, а почему если носки долго не стирать, то они начинают пахнуть печеньем?».

Мне показалось, что Яна не поверила словам о том, что у меня никого нет. Быть может, именно поэтому она после кафешки решительно заявила, что ей пора домой. Я подумал раздосадовано: «Это не женщина, а какая-то средневековая крепость!».

Назавтра я написал ей, что так больше продолжаться не может. И что если женщина долго держит мужчину от себя на расстоянии пушечного выстрела, значит, у нее уже есть мужчина или мужчины ей вообще не нужны. Еще я проинформировал Яну, что собираюсь начать встречаться с другой женщиной. Это была чистая правда. И тут Яна капитулировала. Написала, что хотела бы в выходные приехать на экскурсию в Биогавань. Я обрадовался, что наконец-то мы сблизимся. Но жизнь распорядилась по-другому. Вернее, я сам сдуру это устроил. Та женщина, которой я пугал Яну, оказалась очень боевой: после обмена двумя письмами заявила, что хочет приехать, причем, в ближайшие дни. Я подумал: «А почему бы не встретиться с ней? Яночка ведь несколько месяцев мне мозги компостировала. Кто ж ее знает, вдруг она будет продолжать в том же духе?». И встретился с другой. Впрочем, это уже другая история.

Ульяне было ровно 30 лет, но выглядела она вообще как студентка. Была очень фотогенична; на фотках смотрелась шикарно. Когда-то из спортивного интереса снималась для журналов, рекламирующих женское белье. Высокий класс. Нет ничего эротичней такой рекламы. Зря про манекенщиц говорят «живые чучела последнего фасона». В наше время реклама поднялась до уровня искусства (а искусство скатилось до уровня рекламы; когда за искусство начинают платить, оно становится продажным искусством, то есть – перестает быть искусством). Вообще-то у расхожей эротики есть оборотная негативная сторона: многие мужчины, насмотревшись эротики и порнухи, на живых женщин уже не реагируют. А вот в средние века рыцарь чуть женскую ножку увидал – воспламенился.

Ульяна работала в финансовой сфере, помогая бизнесменам уходить от налогов. Зарабатывала свыше 2000 долларов в месяц. При этом была очень экономна, даже скупа, хотя, как всякий экономист, знала, что цена рублю – копейка. Не зря говорят: придет богатство, придет и скупость.

Когда я спросил Ульяну про выгодность бизнеса, она ответила, что в морях сверхприбылей теперь пиратствуют не рэкетиры, а налоговые инспектора и что рэкетиры требовали только денег, а налоговая инспекция – денег, унижений и траты времени. «Налоги были придуманы теми, кто не хотел работать», – любила повторять Уля.

Мой приятель Андрей Дрынов заинтересовался: «Слушай, Кеша, а где ты такую потрясную деваху отхватил?». – «Ну, какая разница…», – смутился я. «Ладно, не темни, давай колись! Может, там еще одна найдется, для меня?», – пошутил Андрюха. «А ты не будешь смеяться?», – с опаской спросил я. «Нет, не буду. С чего бы это я стал смеяться?», – заверил он. «Ладно, так и быть. Я познакомился с ней через сайт знакомств в Интер…». Не успел я договорить, как Андрюха грохнул от смеха. «Бу-га-га! Ха-ха-ха!», – хохотал он, согнувшись пополам, давясь восторгом и похлопывая себя по ляжкам. Я немного обиделся: «Да, познакомились мы не в лучшем месте, но зачем же так ржать?». Дрынов, продолжая смеяться, заметил: «Ты, Кеша, молоток: хотя начал седеть, но интерес к жизни не потерял». Я грустно кивнул: «Да, сначала начала седеть борода (приходится временами бриться), а теперь вот – на висках». Андрей решил меня ободрить: «Старит не седина, а бессилие. Появилась седина? Не огорчайся: с годами станешь лысым. А вот если начнет седеть лобок, тогда всё, кердык».

В реальной жизни Ульяна не была красавицей, но в ней был некий шарм. Когда надевала очки, то смахивала на Гарри Поттера. В туфлях на каблуках и с выпрямленной спиной казалась высокой и статной. Но обычно сильно сутулилась. Длинные, до плеч, черные волосы скрадывали этот недостаток. Без туфель смотрелась мелкой. Когда снимала очки, то выглядела старше, близоруко щурилась и держалась неуверенно. Ее лицо было очень подвижно. Глаза были то как серые льдинки, то как светло-голубые озера. Иногда они казались теплыми и лучистыми, а иногда холодными и настороженными. Носик выглядел то изящным, то изломанным. Губы то вытягивались в строгую полоску, то нежно раскрывались, как лепестки розы. Зубки то торчали, как у мышки, то смотрелись рекламой пасты «блендамед». Овал лица то казался круглым и нежным, то становился замкнуто-треугольным, жестким. Цвет кожи менялся от молочно-розового до бледно-зеленого. У нее были широкие бедра, узкая талия и маленькая грудь; эти параметры не менялись. Кстати, почему-то у большой умницы большая грудь – большая редкость.