Николай Векшин - Эликсир жизни

Хочешь сохранить в сердце воспоминание о любви, а не о ненависти? Тогда уйди от любимой прежде, чем она покинет тебя. У древних греков могла бы быть на эту тему вот какая присказка: Боги играли в рулетку. «Ставлю на любовь», – сказала Венера. «Ставлю на ее последствия», – ответствовал Тантал.

Разрыв с Ульяной я переживал тяжело. Даже работа не помогала. Из психологической ямы меня вытащила 30-летняя художница Маришка, как будто судьбой посланная для этого. Когда я готовил к печати сборник курьезных изречений, издательство поручило Маришке сделать иллюстрации. Она была веселой длинноволосой брюнеткой, маленького роста, с приятными округлостями. Маришка была помешана на двух вещах: рисовании и религии. На счет рисунков мы договорились легко: я быстренько набрасывал на бумаге примитивный эскиз, иллюстрирующий какой-либо афоризм, а она тут же, сходу, несколькими точными росчерками, перевоплощала мою мазню в маленький графический шедевр.

Касательно же религии мы никак не могли найти консенсуса. Вообще-то у меня от консенсуса скулы воротит от скуки. Но тут дело чуть до драки не доходило. Например, прочитав в главе «Религия» сборника опасные фразочки («Куда Бог не поспевает, туда черта посылает»; «И послал Господь черта к чертовой матери», «Кто верит в Бога, тот верит и в черта», «Союз с чертом прочен, ибо скреплен договором и подписан кровью; союз с Богом шаток, ибо поддерживается только надеждой»), Маришка возмутилась: «Викентий, эти фразы кощунственны!». Голос у нее стал пискляво-высокий и одновременно трескуче-певучий, как будто из детского мультфильма. Я ответил шутливо: «А что такого? Разве ты не в курсе (в ходе спора мы незаметно перешли на „ты“), что черт, он же по совместительству дьявол, это божественный мученик, принявший на себя тяжкое бремя всего мирового зла. Дьявол – разжалованный Богом ангел, судьбой повышенный в чине. Ангел демону – родной брат, а демон ангелу – черт с рогами. Какие бы пакости дьявол ни творил, для него это грехом не считается. На божьи упреки дьявол отвечает ангельским молчанием. Кроме того, ответь мне, Маришка, от кого деньги: от бога или от черта? Правильно, от черта. А табак, вино, гульба, секс, юмор, слава? Тоже от черта. Вот и получается, что всё лучшее в жизни от черта; а от бога одно занудство».

Она обидчиво замолкла, а потом, не удержавшись, тихо молвила: «Страшный суд вершится каждый день, но на земле всем наплевать, ибо с небес сюда не рапортуют. Разрушение церквей опасно не для Бога, а для разрушителей». Я подлил масла в огонь: «Вот ты говоришь „церковь“; а мне слышится „кровь“. Между Богом и церковью нет ничего общего, как нет и не может быть ничего общего между истиной и ложью». Маришка рассердилась и целых пять минут со мной не разговаривала. А потом изрекла: «Всё разумное в мире от Бога, всё неразумное – от сынов божьих». Я кивнул: «Вот и я об этом. Выше разума может быть только одно: Высший Разум. Если бы он был. Вообще-то Бог и религия вещи разные: Бог – свет надежды; религия – мрак безысходности». – «А! Так ты все-таки не отрицаешь Бога!?». – «Знаю, что Бога нет, но чувствую его руку на своем плече». Маришка нравоучительно заметила: «Не надо сомневаться в Боге. О нем не нужно размышлять логически. В него надо верить сердцем». «Если боги хотят вас погубить, они лишают вас способности к сомнениям. Будем же пытаться уразуметь, ежели не в силах верить», – упрямо возразил я. «Сомневаться нужно в себе, а не в Боге. Конечно, тот, кто верит всему – глупец, но тот, кто не верит ничему, вообще безумец», – веско сказала Маришка. «Не называй безумцем каждого, кто тебе не понятен. Да, Бог должен трепетать в сердце, а не дремать в небе. Но так уж я устроен, что начинаю верить во что-то только тогда, когда хорошенько понял». – «Это тебя гордыня одолевает. Гордыня – взлет в бездну. Кто верит в знание, тот не знает веры». – «А как же без знаний? Один сомневающийся стоит дюжины верящих. А я сомневаюсь даже в том, в чем твердо уверен». – «Сомневаешься в чем уверен?», – переспросила Маришка и добавила, тоненько захихикав: «Научный сотрудник это не только должность, но еще и диагноз».

Про баптистов, староверов и прочих, уклонившихся от традиционного православия, Маришка говорила: «Это не религии, а секты». Я ехидно спрашивал «А разве христианство сначала, во времена Римской империи, не было сектой? И разве каждый мусульманин, иудей, католик, протестант, буддист или баптист не считает свою веру единственно верной?». Моя собеседница сердилась и говорила, что только православие есть истинная религия. И называла меня слепым безбожником.

В чем причина живучести богов? В том, что под прикрытием религиозных «крыш» народы истребляют друг друга с воодушевлением. Большинство верующих достаточно религиозны, чтобы произносить молитвы, но недостаточно религиозны, чтобы жить по совести. Религии воюют под хохот богов. Люди стремятся жить по своим религиям, каждая из которых грозит адом, внушает страх перед божественным надзирателем, твердит о врагах и иноверцах, ноет о бренности тела и вреде знаний, делает людей убогими и темными. А вот если бы человечество следовало не религиям, а мудрым афоризмам, то все были бы веселы, дружны, счастливы и просветленны. История человечества это история религий, убийств и обманов; история цивилизации это история искусств и наук.

Разве люди идут в церковь, чтобы вспомнить о Боге? Нет, как правило, идут, чтобы он вспомнил о них. Не знаю, была ли тут Маришка исключением, но каждое воскресенье она обязательно посещала церковь. Кроме того, отмечала все церковные праздники, соблюдала посты и старалась вести праведную жизнь. Когда мы, гуляя по Москве, проходили мимо какой-нибудь церквушки, Маришка истово крестилась и клала поклоны. В такие моменты я ей старался не мешать и комментариев не давать. Хочет верить – пускай. Лучше уж религия, чем совсем ничего. Религия – божественная галлюцинация испуганной души, эмоциональный протест против бессмысленности мироздания. Я и сам был бы рад уверовать в Бога, но, глядя на наш поганый мир, понимаю, что сотворить такую парашу он бы не взялся. А значит его, скорее всего, нет. В принципе, теоретически, не исключаю другую версию: осмотрел Бог всё, что сотворил, в расстройстве воскликнул «черт возьми!» и предоставил нас самим себе. Если это так, то творить безобразия на земле первым начал он сам – когда отправил на землю тех, кто согрешил. Наказание за грех – тоже грех.

Обычно мы встречались с Маришкой в кафе, совмещая сразу три занятия: обед, приятную беседу и работу над рисунками. Работа шла медленно. Первой причиной было то, что нам нужно было время, чтобы получше узнать друг друга. Вторая причина заключалась в том, что каждый рисунок мы детально обсуждали. Особенно тяжелыми были дебаты вокруг иллюстраций к афоризмам о религии. «Проповедник – религиозный фантазер», – читал я вслух. Маришка возмущалась: «Это совсем не так! Священники несут людям святые з а поведи и веру». «В Библии дюжина заповедей „нагорной проповеди“ – это просто классные афоризмы; остальной текст книги – всего лишь басни. Не будь выдумки о Боге, кем стал бы священник? Нищим», – намеренно ерничал я. Маришка, демонстративно игнорируя такие выпады, говорила в ответ: «Религия дает силы слабым». «Но лишает сил сильных», – подхватывал я и снова подтрунивал: «Религиозные убеждения – самодурман агрессивной гордыни». Маришка начинала тихо злиться и умолкала; взгляд ее карих глаз становился сердито-укоризненным. Тогда я ехидно спрашивал: «Где же твое христианское терпение?».