Николай Векшин - Эликсир жизни

При поддержке Икиматы я получил небольшой грант и полетел в Америку. Икимата, пожилой маленький американский японец, встретил меня в Бостонском аэропорту. Привез меня на своем мерседесе в Институт, где и поселил. Это было удобно: работать и жить в одном здании. Сначала я освоился с люминометром, а потом начал делать на нем измерение связывания «окрашенной» молекулы АТФ с ретикулумом. Такая молекула состоит из АТФ и химически «пришитого» к АТФ люминесцирующего красителя. Подобные вещества в изобилии (но по фантастическим ценам – сотни долларов за 1 мг) поставляет в научные лаборатории фирма «Molec-Probe». Тысячи исследователей во всем мире применяют в своей работе такие вещества. Икимата тоже использовал несколько.

Первый сюрприз случился, когда я стал изучать связывание таких веществ с АТФазой ретикулума. Оказалось, что их встраивание в этот фермент происходит не по принципу «ключ-замок». Краситель, висящий на АТФ, препятствует этому. На самом-то деле это не было для меня совсем уж сюрпризом, я так и подозревал. Представьте себе, вдумчивые читатели, обычный дверной ключ, к шейке которого кто-то зачем-то припаял железяку такого же размера, как сам ключ. Разве такой ключ может войти в родной замок? Никогда. Поэтому первым делом я сделал контрольную проверку на «ключ-замок». Проверка показала, что «окрашенный» красителем АТФ связывается вовсе не в нужном месте внутри фермента, а на поверхности, контактирующей с мембранными липидами. То же самое выяснилось в отношении других подобных веществ. После двух недель работы я показал Икимате полученные данные. Он страшно огорчился. Раньше он полагал, что используемые им вещества встраиваются в ферменты куда надо. Специальной проверки он не делал, поскольку доверял авторитету солидной фирмы Molec-Probe, рьяно рекламирующей подобные «ключики» для ферментов. Реклама – самозабвенное вранье производителя на благо потребителя.

Вскоре случился второй сюрприз. Это могло бы произойти пораньше, но я слишком доверился словам Инги о том, что Икимата классный биохимик. В своих статьях Икимата сообщал, что ведет работу на чистых мембранах и ферментах. Оказалось, что это не так. Когда он дал мне препараты ретикулума, я обнаружил в них парочку люминесцирующих веществ, характерных для митохондрий. Не менее 30 % белков препарата принадлежало митохондриям, то есть препарат был плохо очищенным, «грязным». Аналогично обстояло дело с препаратом «кальций-связывающего белка», который оказался не чистым белком, а смесью белков. Когда я показал эти результаты, Икимата стал оправдываться, что ему было не так уж важно работать именно на чистых препаратах.

Третий сюрприз оказался еще покруче. Я обратил внимание на то, что в публикациях Икиматы масштаб шкалы люминесценции был не 100 %, а 10 %. Это означало, что эффекты очень малы (порядка 1–2 %) и не достоверны. Более того, когда Икимата пытался по люминесценции измерить перенос энергии между красителями, он не обратил внимание на то, что их концентрации были столь высоки, что в кюветке происходило перепоглощение люминесценции первого красителя вторым. Это был тривиальный эффект, делающий невозможным проведение корректных измерений. Я доходчиво объяснил это Икимате. Лицо у япошки из желтого стало зеленым.

Когда я вернулся из Бостона и рассказал Инге об Икимате, она всё поняла, но, тем не менее, захотела, чтобы я продолжил с ним совместную работу и написал заявку на большой грант. Я раздраженно заявил, что с таким халтурщиком сотрудничать более не желаю. Инга съязвила: «Селезень почти весь мир облетел и вернулся на болото всё тем же селезнем». Через год Икимата получил очень большой грант и предложил мне поучаствовать. Я ответил отказом, сославшись на занятость.

К сожалению, многие жены обращаются с мужьями как со шкафами, а мужья с женами – как с табуретками. В общем, в таких семьях превалируют гарнитурно-мебельные отношения, по принципу: она плюнула на него, он на нее, и в семье воцарилось полное взаимопонимание. Смена времен года в семье: весна, лето, осень, зима, зима, зима… Семья – корабль, плывущий из чувственных тропиков в холодные широты.

Много лет я делал все, что требовалось: зарабатывал, возился с детьми, учил с ними уроки, мыл посуду, сажал картошку на трех огородах, носил ведра с помидорной рассадой и поливал огурцы, строил гараж, возил семью на «жигульке»… Но супруга постоянно была недовольна и придиралась по пустякам. Многие женщины сердятся из-за пустяков, зато пустяками их легко и порадовать. Но Ингу трудно было чем-то порадовать.

Иногда думают, что если б о льшую часть времени муж будет проводить вне дома, а жена дома, то в семье будут покой и согласие. Не всегда. С утра до вечера я пропадал на работе. А вечером пропадал дома от скандалов и астмы. С годами астма становилась всё опасней. Приходилось принимать всё больше лекарств. Дозы увеличивались. Состояние от этого только ухудшалось. Лекарства не совместимые с жизнью. Мало лекарства – нет эффекта, много лекарства – нет пациента. Кстати, лекарства очищают сосуды, печень и карманы. Лекарство действует только на тех, кто не пожалел на него денег.

Астматические приступы частенько провоцировались скандалами, которые устраивала Инга по бурности характера. Вообще-то скандал обычно начинает тот, кого мучает совесть. Да что там скандалы! Ей достаточно было сказать пару колкостей, и я скрючивался в приступе. Она никак не хотела считаться с этим и называла меня презрительно «жук-притворяшка». Иногда, когда мне было особенно худо, ей становилось меня жаль и тогда она делала мне массаж спины и ребер, частично снимая приступ. Ей нравилось, что в этот момент муж находится в полной ее власти.

В последние годы нашего сосуществования я почти перестал с Ингой разговаривать. Это была защитная реакция на ее ругань. Хотя кто терпит и молчит, тот в гневе может взорваться, а кто постоянно зудит и трындит, тот весь пар уже выпустил. Но я не хотел и не умел браниться. Кто бранится с женщиной, уподобляется женщине. Не зря говорят, что если тебе в ухо влетело плохое слово, то проглоти его, не выпускай через рот. Кто распустит язык, тот отравится ядом ненависти, а кто сдержан, тот вкусит плод понимания. Умеренное молчание еще никого не превратило в глухонемого.

В семье я перестал высказывать свое мнение по какому-либо вопросу. Инга возмущалась: «Кеша, ну что ты всё молчишь да молчишь!? Скажи хоть что-нибудь!». Я упорно отмалчивался. Иногда, не удержавшись, крякал очередной афоризм вроде: «Старайся, чтобы количество сказанных тобой слов не превышало число звезд во Вселенной» или «Рыбу ловят расставляя сети; человека ловят сетями слов», или «Слова – яд, ибо полезны только в небольших дозах», или «Если ты выпустил злое слово, то оно будет гулять по свету до тех пор, пока не найдется мудрец, который его проглотит». На что Инга с упреком восклицала: «Ох, если бы ты был в жизни хотя бы на 10 % такой же мудрый, как твои афоризмы!».