Иван Петров - Нарги. Социальная утопия

Позвонили накануне. Мужской зрелый голос сообщил в трубку, что волонтеры из организации «Общественное благополучие» навестят их семью утром в воскресенье.

Спали беспокойно, отрывисто. Наталья часто меняла позу то вплотную притираясь спиной к мужу, крепко прижимая его руку к своей наполненной молоком груди, то утыкаясь носом в его грудь. Ей хотелось защиты, тепла и любви. Хотелось превратить в сон все, что происходило с ними, но сон не приходил. Наконец, измученная ожиданиями рассвета, она встала и пошла в ванну. Горячий душ даже при свете успокаивал лучше теплой постели с напряженным мужем. Здесь она была одна, наедине с собой и принятым решением.

Без четверти одиннадцать в дверь позвонили. Это были нарги. Семь низкорослых мужчин без определенного возраста, злорадно улыбаясь, протопали в комнату, даже не разувшись. В повседневности, в будни они могли быть кем угодно из числа тех, кто метет улицы, укладывает асфальт или получает чаевые в азиатских кафе. Но сегодня, вне работы, в выходной день, они могли позволить себе быть самими собой. В комнате сразу стало тесно, и в воздухе повис чужой запах. Потный, несвежий, знакомый, хотя и, казалось, забытый навсегда.

– Так, значит, меня зовут Кайрат Абдуллаевич. Я старший в дружине.

Мужчина по-хозяйски сел за стол и достал бумаги из зеленого портфеля. Другие откровенно разглядывали жену Виктора. Их взгляды жадно исследовали ее обнаженное тело, защищенное лишь халатом. Трусы и лифчик демонстративно висели на спинке стула. По всему было видно, что утро удалось и эта ломаться не станет, а услужит ради ребенка, как положено. Виктор сидел за столом, изучая разложенные азиатом документы, и боковым зрением видел, как вырастали холмы в штанах у пришлых мужчин. Старший продолжал:

– Что же вы так не очень уважительно к людям относитесь? Вы же не дети и понимаете, что уважение к человеку – главная заслуга всего человечества. Мир хрупок, и дружба между людьми укрепляет его. Сближение неизбежно. Эта земля общая для нас всех, и значит, должно быть и еще нечто общее, что будет объединять, сплачивать народы между собой. В том числе на духовном уровне, практически на физическом. Близость воспитывает в людях толерантность, любовь и уважение в каждом из нас.

Мужчина явно не первый раз произносил этот написанный не им текст. Он не торопился, специально спотыкаясь в конце каждого предложения, чем только раздувал огонь желания в своих соплеменниках. Потом, глядя в глаза Натальи, он упрекнул ее как мать. Привел в пример свою жену и жен своих соседей в их неиссякаемой любви и заботе не только о собственных детях, но и детях родственников и даже случайных знакомых. Наконец, насладившись смущением супругов и нетерпением товарищей по дружине, закончил, обращаясь к Виктору:

– А теперь, если вы не возражаете, любезный, мои товарищи приватно побеседуют с вашей женой, пока мы попьем с вами чай?

– Да, конечно. – Голос Виктора дрожал. – Наташа, проводи товарищей в нашу спальню.

– Да, дорогой. Чай заварен. Угощай Кайрата Абдуллаевича.

Наталья расправила плечи, так что мокрые от молока соски стали просвечивать сквозь тонкую ткань, и, нарочито покачивая бедрами, направилась в соседнюю комнату. Она была прелестна и в мнимой вульгарности. Ее босые ноги от соприкосновения с полом звучали по-домашнему для всех. Мужчины последовали за ней. Этот звук, звук босой женщины вводил в некоторое замешательство. Так они слышали неоднократно и своих жен или дочерей у себя дома. Всегда есть точка невозврата, просто у каждого она своя. У Натальи она была растянута десятью шагами до спальни, у тех, кто шел за нею, – памятью о собственной семье. Точнее отношением к женщине. И в каком-то смысле виной перед женщиной. Месть, в конце концов, не покрывает собственную вину. Это невозможно было не понять, но и не было уже никаких сил остановиться на пороге спальни. Запущенные шары ударялись друг о друга, рикошетили, но все равно катились по инерции.

В комнате было темно и сказачно. Ее антураж подчеркивал нереальность происходящего. На полу в низеньких подсвечниках горели свечи, освещая искрящийся черный песок на полу. Тени ложились на потолок и стены, плотно заполняя все пространство, словно неживые духи людей. Женщина закрыла дверь на ключ и положила его в карман.

– От мужа, ревнив он у меня.

Наталья расхохоталась и, скинув халат, накинула его на высокую напольную вазу, ключ глухо звякнул о фарфор и сразу затих. Мужчины улыбались скорее от смущения, чем от радости, и не предпринимали никаких действий.

– Мальчики, не смущайтесь, разувайтесь-раздевайтесь. Вы дома. Походите босячком по черному песочку. Он дает сексуальную силу. Мы, русские шлюшки, все о сексе знаем, мастерицы в блядках!

Наталья обеими руками оперлась на горловину вазы и соблазнительно прогнулась. Несколько капель молока впитались песком. Нарги, суетливо толкаясь, стали раздеваться, они мешали друг другу, боясь зацепить свечи. Наконец женщина почувствовала первую руку, которая проскользнув между ягодицами, несмело запустила палец во влагалище. Наталья шире раздвинула ноги, чтобы приблизить и других самцов к себе. Теперь они осмелели и тянулись к ней, пробуя вкус ее тела на ощупь. Женщина оглянулась, ее мяли трое, другие топтались в очереди.

– Мальчишки! – обратилась она к ним. – Ложитесь в постельку и готовьте свои стволы. Я сейчас буду на них высаживаться. Люблю отдаваться всем сразу, ох, как люблю!

У нарги были не приняты групповые отношения с женщиной, более того, пока один брал в работу осужденную, другие отводили глаза, и замыкал процессию всегда старший после чаепития с мужем исправляемой. Но здесь, в этой комнате, с этой порочной женщиной под покровом почти жертвенного ритуала, они, не сговариваясь, решили выпустить зверя своей коллективной страсти одновременно. В этом они даже превзошли русских мужчин, которые никогда совместно не использовали их женщин, а только строго следуя ассимиляционному протоколу. По одному. Это была пусть маленькая, но победа, вполне ощутимое превосходство. Трое мужчин расположились на полуторной кровати и, не стыдясь друг друга, стали готовиться к приему женщины. Наталья, распаляя всех, начала подстанывать. Комната наполнилась жаром порока и араматом свечей, это был сложный запах пота нарги, грудного молока и тающего воска. Казалось, то, что делает эта женщина ради собственного ребенка, достойно не только понимания, но и восхищения.

Наталья громко и сладостно вскрикнула, чем окончательно подавила все разумное в окружающих ее самцах, которые не просто обладали, теперь уже вне всякого сомнения, глубоко порочным русским телом, но и благодаря своему мужскому умению вызывали неприкрытый, не сдерживаемый и почти животный ответ чужой жены. Русская шлюха искрила страстью.