Артур Клинов - Шалом

– Генух пиздеть! Не до шуток сейчас! Лучше что-нибудь дельное предложи! – Федор был явно не настроен на пустое зубоскальство.

– Хорошо, вот еще вариант! – продолжил Буян. – Так как снять шлем он не желает, то надо его замаскировать. Давайте крестоносцем его нарядим. Доспехи наденем, щит с крестом, в пикельхаубэ страусиные перья воткнем. Ну кому какое дело! Ну, едет себе тевтонский рыцарь на восток. Может, дела у него там! Может, могилки предков навестить хочет!

– Идиот!

– Ладно, не нравится, вот другой вариант. Загримируем его под индийского пашу. Обмотаем шлем полотенцами. А еще можно под попа косить. Черный балахон и такой пирожок высокий сверху.

– Ну-ка, ну-ка! Это уже теплее, – оживился Федор. – Под попа!

– Да, я как-то на Пасху по телевизору видел. Стоит поп, а на голове у него такая хрень золотая в виде колокола!

– Знаю я эту шапку. Только в Берлине мы ее хрен достанем. А вот что-нибудь попроще… – Федор встал, подошел к книжной полке и, покопавшись, вытянул старый фотоальбом. Полистав, открыл его на нужной странице: – Вот, этот поп подойдет, шапка у него цилиндрическая – такую мы и сами изваять можем.

– А главное, – продолжил Федор, – правдоподобно, не броско, не крестоносец, не индийский паша, а просто поп – едет себе по Берлину. Да, для конспирации это лучше всего подходит. Одна проблема – времени у нас мало. По уму, тебе уже завтра нужно фершвинден из города. Некогда серьезные декорации сооружать.

Андрэ молча слушал, не особо вникая в планы побега. Сейчас его занимал только один вопрос – жив или нет этот чертов придурок.

– Тебе уже сегодня ночевать в Тахелесе опасно, – Федор встал и подпер дверь подрамником, – за эти дни ты так засветился на Ораньербургер, что, если захотят, в момент вычислят. Могут нагрянуть в любую минуту.

Помолчав немного, добавил:

– Я перетру с мексиканцем, чтобы вы спали сегодня у него. А мы, – Федор посмотрел на Буяна, – когда они уйдут, перегородим дверь шкафом. Трухлявая она совсем. Надо чем-то усилить.

– А ты, – есаул обратился к Андрэ, – если услышишь ночью шум, поднимай на уши весь Тахелес. Беги по мастерским и кричи: фашисты напали! Хватайте биты, палки, цепи и сюда! Вместе как-нибудь отобьемся от этой сволочи!

Он разлил по стаканам, встал, по-гусарски отвел в сторону локоть и выдохнул:

– Ну! За победу!

Занюхав позавчерашним суши, Федор немного помолчал и, посмотрев куда-то вдаль, задумчиво произнес:

– Я живым этим блядищам не дамся! Если что, то у меня для них сюрприз припасен.

Он поднялся, пошел в дальний, заваленный рухлядью угол мастерской, пошуршал, погремел там тазами и вытянул из потаенного места сверток. Положив на стол, он развернул его и сказал:

– Вот! На рынке как-то купил. Вместе с семисвечником. На всякий случай.

На столе в измятой пожелтевшей газете лежала старая немецкая противопехотная граната. Буян от неожиданности поперхнулся. Он понял, что дело принимает серьезный оборот. В любой момент может начаться не шуточная, а самая настоящая война. И возможно, уже в эти минуты страшный бритоголовый агрессор со свастиками в зрачках поднимается по лестницам – сюда, на четвертый этаж Тахелеса. Он посмотрел на дверь и немного сдавленным голосом произнес:

– Бр-р, однако. Может, прямо сейчас двери забаррикадируем?

– Не паникуй! Так быстро они нас не вычислят. Ладно, накатим еще по пятьдесят и начнем поповскую мантию цутун махен! – Федор, расставив крестом четыре стакана вокруг гранаты, взял в руки увесистую «Финляндию».

– А может, три?

– Что три? Не будешь пить что ли?

– Три поповских мантии? – Буян начинал впадать в тихую панику. – И кстати, семисвечник надо со стола прибрать. Он им точно не понравится!

– Ха-ха-ха! Хороший будет заголовок для «Тагесшпигеля»: «Война гангов! Три попа пали смертью храбрых в перестрелке с неофашистами на Ораньербургерштрассе!»

– Не дрейфь! – добавил есаул, – А семисвечник убирать нельзя – это орудие боя! Знаешь, как хорошо можно им хрястнуть какого-нибудь национал-социалиста по роже!

Поднявшись, Федор снова пошел к закромам.

– Где-то у меня хоро-о-оший кусок черной материи был… Кстати, к рясе тебе еще борода понадобится. А вот бороды у меня нет. Придется завтра, если доживем, ха-ха-ха, – он посмотрел на Буяна, – сходить прикупить. Правда, приличной бороды в Берлине не достать, но какую-нибудь ватную, на резинках, как у Деда Мороза, можно.

– Подожди, – остановил его Андрэ, – не надо поповскую рясу сооружать, достанем лучше паранджу.

– О-о-о! Гениально!!! Как это я не додумался! На хрена нам здесь мракобесие разводить. Поповство нынче не в моде! А вот паранджа – стильно, современно, актуально!

– А я на всякий случай все-таки три паранджи бы достал!

– Буян, не нагнетай! И что? Андрэ на восток укатит, а мы будем с тобой как два педика в паранджах по Берлину околачиваться? Да и не боюсь я эту звериную гадину! Пусть она от меня под паранджой прячется! Давай, Буян, наливай! Да не сцы ты – отобьемся как-нибудь!

За окном показались предместья Варшавы. Соседи по купе засуетились, принялись укладывать в сумки недочитанные журналы и бутылочки с минеральной водой. Мимо проносились ангары, полустанки, гуртовни, спальные районы большого, нескладного, но все-таки дорогого для Андрэ города.

Когда-то он часто наведывался в Варшаву. Именно здесь начинались его первые заграничные выставки. Бывало, он неделями гостил в мастерских местных художников, пил с ними «Выборову» и даже без особых усилий выучил польский язык. Так что, когда был в настроении, мог говорить на нем почти без акцента и даже с пижонским варшавским прононсом.

Поезд нырнул в тоннель, а через пару минут из темноты выплыл подземный перрон «Варшавы-Центральной». Вечерний поезд на Минск уже отошел, потому следовало подумать о месте для ночлега. Прикинув, к кому в такой поздний час удобно заявиться без предупрежденья, он остановился на Яцеке, старом приятеле, знакомом ему еще с тех первых варшавских выставок. Они не виделись несколько лет, но Андрэ знал, что Яцек стал успешным художником и в последние годы много ездил по миру, участвуя в престижных проектах. Когда же появлялся в Варшаве, большую часть времени проводил в мастерской, которая находилась совсем недалеко от вокзала на улице Яна Павла Второго.

Поднявшись наверх, Андрэ закурил сигарету. Прямо перед ним в неоновой подсветке стоял еще один его брат-близнец – помпезный Палац культуры и науки, циклопических размеров здание с высоким шпилем, подаренное после войны городу Иосифом Сталиным.

«Ну, здравствуй, дорогой братец, – поприветствовал его про себя Андрэ. – Как это в песне поется? Ох, Варшава моя, ох, столица! Вот я уже почти дома!» Обернувшись, он заметил, что несколько нищих невдалеке с интересом посматривали на него. «Однако. Черт возьми! Почему они так странно пялятся на меня? Нет, все-таки все вокзалы в мире одинаковы! Сейчас вот этот кривой подойдет и попросит на пиво!»