Юлий Крелин - Очередь

Кирилл стоял рядом с Ларисой.

– Неправильно все это.

– Что неправильно? Что выпихнуть нас пытались? Конечно, неправильно.

– Надо было так дать, чтоб хребтины им переломить.

– Почему? И так ведь ушли. И милиция тут.

– Непорядок потому что. Чтоб неповадно было. Мы честно заняли место раньше – и нечего. Это справедливо. А они, подонки, не пришли же раньше.

– А что ж у нас-то честно? Мы что, по совести получили сведения, что здесь запись будет?

– А они? По радио, что ли? Мы шустрее, пришли раньше – и все.

– А что, шустрость всегда честна?

– Ладно, Лариса Борисовна. Я за эту машину знаете как вкалывал! И чтоб она мне не досталась?

Стало совсем светло, и Лариса пошла к автомату позвонить.

– Алло, Стас?

– Я. Доброе утро.

– Это я, Стас. На тебя можно рассчитывать?

– Я только проснулся. Сейчас соображу.

– Стас, ничего не надо соображать, не надо лишних слов. Да – да, а нет – так нет.

– Радость моя, ты устала, раздражена. Я ж тебе еще ничего не сказал.

– И не говори. В конце концов, машина не первая необходимость.

– Это правильно. «Машина не роскошь, а средство передвижения». «Ударим машиной по бездорожью и разгильдяйству!»

Ах, эти стандартные шутки-цитаты его поколения! Пора бы уже и отстать от них. Может, это алкогольная инертность мышления, памяти?

– Ну вот. Кажется, просыпаешься.

– Уже обе ноги стоят на полу. Значит, когда там нужно быть?

– Около десяти.

Лариса подошла к Валерию. С ним были Кирилл и две какие-то женщины. Кирилл что-то удовлетворенно вещал о хорошем порядке в их сотне. Ему нравилось все: как стоят, как отдыхают в машинах, как некоторые привозят поесть остальным, как проводятся проверки.

– Порядок полный. Никто не устраивает никакой анархии. А мы, конечно, за всех стараемся, чтобы все было путем.

– Перестань, Кирилл. – Валерий Семенович потрепал его по затылку. – Нам бы еще шатер поставить, загородочку, скамеечки-диванчики, электричество… Тогда хвались.

– Нет, Валерий Семенович, нам лучше и не надо. У нас порядок полный.

– Да что ты так к порядку привязался?

– Так вы посмотрите, как там, у тех. – И Кирилл показал рукой в сторону конца очереди. – Проверки не делают, так за людьми не уследишь, конечно…

Лариса перебила его:

– Если только свое хвалить, а чужое ругать, то добра не жди, тогда нет оснований для улучшений и, стало быть, никакого прогресса.

– Ну, Нарциссовна, ты хватила! С хирургической прямотой и занудством ты, видимо, планируешь на годы этот шабаш. Хирурги должны мыслить на более короткое время.

Просто у тех сотен мало шансов и не нужны им ни наша строгость, ни наш порядок.

Одна из женщин, стоявшая до этого со снисходительным видом и покуривая, вдруг оживилась и сказала:

– А вы, мужчины, уж слишком нами командуете. Мы и так в полной от вас зависимости.

Все засмеялись от неожиданного поворота разговора, смены заботы.

Лариса тоже закурила, что делала всегда при пустых разговорах, и ответила, хотя ее никто и не спрашивал:

– Ерунда эта наша зависимость. На самом деле все мы решаем.

– А я так полностью от своего завишу.

– Кажется только. В очереди, а не в жизни.

Вторая женщина тоже осмелела, пользуясь, очевидно, отсутствием мужа.

– Да я шагу не ступлю без разрешения. Такой шум будет – ужас.

– А я бы, – Лариса улыбнулась, – я бы с радостью спрашивала разрешения, отпрашивалась. Надоело решать самой да разрешать себе.

Кирилл, почувствовав свою значительность мужчины, приосанился и веско брякнул:

– Так быть и должно. Мы сильнее, мы вас защищаем.

– Дальше-то – хуже. По больнице знаю. Мы выносливее, стариками мужчины попадают в полную зависимость от нас. Ничего не могут.

– Мы сильнее, – снова повторил Кирилл. – Сила, конечно, очень важна для руководства.

Валерий Семенович искренне веселился:

– Сила уменьшает беспокойство. Правда, Кира? Чего беспокоиться, если ты силен и ловок?

– Конечно. Зачем беспокойство, Валерий Семенович? От силы, конечно, спокойнее.

Валерий Семенович совсем уж развеселился:

– А беспокойство – толчок для мозга. Вот Нарциссовна соображает, потому как кровь часто льет, волнуется. У сильных и ловких мозг успокаивается.

– Потому-то мы, женщины, и решаем все, в конце концов. Устала я от этого.

– Ну да! Вы-то, Валерий Семенович, конечно, сами здоровый, спортом занимаетесь. – Вроде бы и зависть какая-то у Кирилла проклюнулась.

– Я от природы здоров. Для радости нутряной побегать могу, руками помахать. Спорт возвращает нас к прямому соревнованию рук и ног, без участия мозгов.

– Соревнование – это хорошо, повышает реакцию, а реакция без мозгов не бывает. И женщины, конечно, любят ловких, сильных, с реакцией. За самок все животные силой боролись. – Кирилл с довольным видом оглядел стоявших рядом женщин.

Лариса засмеялась. Что-то сегодня слишком часто она смеется.

– Правильно, Кирилл. А мы – люди.

– Я вам скажу, что интеллигенты вообразили в себе комплекс физической неполноценности и думают восполнять недостаток спортом. – У этой собеседницы, видно, какое-то личное негативное отношение к спорту, а может, к спорту только интеллигентов.

Валерий Семенович пошел еще дальше:

– И сексуальном отношении мозговитый не уступит мышечному.

– Это уж не вам судить, Валерий Семенович. – Лариса покачала перед его носом пальцем – вправо-влево, вправо-влево.

– Не мне. Да и не вам: соображаете всегда поверхностно, но судите быстро.

– А себя ты, Валера, к какому типу относишь?

– Мышечный, мышечный. В крайнем случае, гармоничный. Жизнь покажет.

– Покажет, покажет… – И Лариса пошла навстречу появившемуся Станиславу.

– Доброе утро. Что дома? Все в порядке?

– Доброе. Все. Как спалось, как гулялось?

– Как спалось, так и гулялось.

– Устала, Ларисонька? Я поесть притащил, мама приготовила. – Он похлопал по сумке, висящей через плечо.

– Сохранился бы ты таким до вечера.

– Зануда. Ты ж теряешь чувство меры.

– А черт его знает, Стас, устала, наверное. Хочу покоя и дома.

Станислав Романович сначала неуловимо, а потом и явно переменился.

– Много хочешь, подруга.

– Ой, как немного!

– Немного? А машина? Может, я и не прав, но что ж теперь делать?

– Теперь-то ясно, что делать. Сиди пока здесь, а дальше видно будет. Когда я приеду. Ты за меня реши, что делать. Реши!

Станислав Романович огляделся, покрутился вокруг своей оси, покачивая плечами.

– Смотрю я на вас – кунсткамера! Паноптикум городских сумасшедших.

– Не тебе судить.

– Сама подумай: можно ли так хищнически относиться к своему времени? И из-за чего?

– Как тебе не стыдно! Ведь действительно: из-за чего! Как ты можешь мне об этом говорить?..