Алексей Олексюк - А76 (сборник)

– Ты не справедлива. Коля очень воспитанный и умный мальчик. И готовится поступать в нахимовское училище.

– В прошлом году тоже готовился. Что ж не поступил?

– Там очень большой конкурс.

– Ну да, конечно. Просто туда таких зануд не берут: на корабле от него сбежать некуда, а он своими «брам-бром-реями» кого хочешь в могилу сведёт.

– Ты, Анюта, девушка, конечно, умная, но местами невоспитанная. Пойди, хоть поздоровайся с гостем.

– Ладно, – нехотя согласилась Аня, томно зевнув и заложив книгу оборванным с яблони листком.

Мама, наблюдая как дочь не спеша встаёт с земли и отряхивает платье, покачала укоризненно головой.

А в доме, на веранде, прохаживался из угла в угол угловатый молодой человек в белой футболке и светло-серых отутюженных брюках. Маленький нескладный щенок неопределённой породы радостно подскакивал вокруг гостя, но тот, занятый своими мыслями, следил только за тем, чтобы не наступить ненароком на лапу или на хвост.

– Ну, чего ходишь, как неприкаянный? – спросила Аня, едва появившись на веранде.

– Анюта, я вот что… айда, погуляем! – парень разом остановился, мгновенно подобравшись и распрямив плечи. У него были красивые, очень выразительные глаза.

– Вот ещё! – фыркнула Аня, – Делать мне больше нечего.

– Тогда давай – на речку, а? Искупаемся…

– Не хочу.

– А в кино? Сегодня фильм хороший, про подводников…

– По-моему, ты уже помешался со своим морем, – Аня уселась на перила веранды. – Тебя ещё что-нибудь, кроме моря, интересует?

– Да.

– Что?

– Ты.

Аня чуть не кувыркнулась с перил.

– Ну, ты и дурак!

– Пойдём, прогуляемся. Даю честное слово, что о море даже не заикнусь.

– Я не хочу гулять молча.

– Могу говорить непрерывно в течение двадцати четырёх часов на любую заданную тему.

– Ой, врёшь!

– Даже не преувеличиваю.

– Ладно, – Аня приняла величественную позу. – Расскажи что-нибудь интересное. Только не о кораблях и не о море. Что-нибудь про любовь…

*

Солнце уже перевалило полуденную вершину, и его свет был тёпел и томителен. Бездонное небо опрокинулось над пригородным посёлком и лёгкий юго-западный ветер гнал по этой обжигающей глаз сини белые облака.

Мужчина сплюнул изжёванную былку и, спрятав записную книжку вместе с ручкой в чемодан, свистнул лежавшему под старым тополем псу:

– Эй, как тебя там? Шарик, что ли?

Мужчина ещё раз свистнул, но пёс, слегка навострив уши, с места не двинулся и глаз не открыл. Всем своим видом он словно бы говорил: «Какой я тебе Шарик? Ты на мою комплекцию посмотри, прежде чем обзываться».

Мужчина подошёл к псу и слегка потрепал того за ухом.

– Это Боцман, – сказала белокурая девочка лет десяти, перевесившаяся через соседский забор.

– Боцман? – переспросил мужчина, ничуть не смутившись тем, что его застали беседующим с бессловесным животным.

– Его все здесь знают.

– Надо же! Никогда не подумал бы, что из милого игривого щенка вырастет такой лохматый флегматичный хиппи.

– Вы, наверное, к тёте Ане приехали? – спросила девочка, ещё больше свешиваясь через забор.

– Я стучал, но никто не отпер.

– А вы громче. У них всегда кто-нибудь есть дома.

Подойдя к разрисованным несуразными ромашками воротам, мужчина вновь принялся стучать – на сей раз уверенней и настойчивей.

В ответ лязгнула металлическая щеколда и находившаяся сбоку калитка медленно отворилась. За ней стояла женщина в обсыпанном мукой переднике: ещё не старая, с красивыми серыми глазами на усталом лице. Она молча смотрела на мужчину, который, похоже, не знал, что сказать.

Флегматичный пёс, отряхнувшись, подошёл к своей хозяйке.

– Не нужно было тебе приезжать, – произнесла, наконец, женщина.

– Здравствуй, – отозвался мужчина, виновато переступив с ноги на ногу. – Я хотел повидаться.

– Я не хочу никого видеть… Уходи…

– Но…

– Уходи! – вскрикнула женщина и с грохотом захлопнула калитку, едва не прищемив нос зазевавшемуся псу.

*

Дочитав до конца главы, мальчик заложил книгу оборванной веточкой полыни и нехотя поднялся с насиженного места. Слегка подсохший на солнце прибрежный песок взялся сверху хрупкой корочкой, но глубже всё ещё оставался волглым, и поэтому следы на нём отпечатывались чётко, как в лунном реголите.

В густой тени под ивой стояло пластмассовое ведро с сегодняшним уловом. Там же стояла старая консервная банка с червями. Мальчик перочинным ножом вырыл ямку у самых корней ивы, вытряс туда червей, засыпал сверху землёй, затем спустился к реке и, набрав в банку немного воды, вылил её на то место, где зарыл червей.

Пустую консервную банку он положил в сумку, туда же аккуратно уложил книгу. Удочку он приторочил к сумке. Рюкзак в данной ситуации был бы удобнее, но мальчик не любил рюкзаков, предпочитая им прочную сумку от противогаза, носившуюся через плечо.

Высокое солнце припекало ему затылок и спину, но воздух здесь, у реки, был сырой. Вдоль берега мальчик дошёл до обрыва, образовавшегося там, где река, выгнув упругий хребет, тёрлась им о голый, не защищённый кустарником склон. Обрыв был довольно высокий для здешних мест – метров семь или восемь. Подойдя почти к самому краю, к мясистой трещине в мягком дёрне, которая намечала, какой толщины пласт рухнет в воду во время очередного весеннего паводка, мальчик увидел далеко внизу лежащий поперёк измелевшего русла бетонный столб – его погнуло, словно пластилиновый. Года через два, когда нанесёт песка, здесь образуется отмель.

Постояв на юру, мальчик направился по просёлочной дороге, широким полукружьем ведшей к пригородному посёлку. Примерно на полпути, посреди «однородных» картофельных полей, высилась плотная купа огромных, в полтора обхвата, тополей. Ещё на подходе к ним мальчик почувствовал под ногами шорох палой листвы и хруст обломанных ветром веток, а в воздухе отдалённый невнятный шум. Шум рос вместе с приближающимися деревьями, пока не превратился в сплошной гул, напоминающий морской прибой. Высокие тополя качались в такт, словно мачты парусного судна, идущего при небольшой килевой качке. Мальчик знал, что если смотреть вверх, на волнующуюся от ветра тяжёлую зелень, достаточно долго, возникает ощущение оторванности, похожее на лёгкое головокружение – словно плотная поверхность просёлочной дороги постепенно исчезает из-под ног, и ты повисаешь в пространстве. Но сегодня мальчик не стал долго смотреть вверх. Сойдя с дороги и перебравшись через широкую канаву, он подошёл вплотную к тополям. Провёл ладонью по стволу одного из «патриархов». Кора была грубой, как затвердевший цемент, и вся покрыта глубокими трещинами. Даже не верилось, что в этом окаменевшем ископаемом ещё может теплится жизнь. Но жизнь упорно прорастала сквозь «старческую» коросту тонкими желтовато-зелёными веточками. Да и внизу, у корней, было много молодой поросли.