Алексей Смирнов - Обиженный полтергейст (сборник)

На пороге квартиры меня притормозило скверное предчувствие. Я не исключал, что обнаружу Нагнибеду, сидящего за кухонным столом, или Жотову, храпящую на софе.

…В квартире, кроме меня, никого не было.

С бешено бьющимся сердцем я приблизился к зеркалу и робко вперился в собственное лицо, как будто слезно выпрашивая у него неизвестно, что. Лицо, беспомощное, взирало на меня с ответной мольбой. Я налил себе полстакана медицинского спирта, опрокинул и неспешно побрел к креслу-качалке – водился в моем доме этот анахронизм. Терпимо, убеждал я себя. Пока – терпимо. Ничего, все будет разложено по полочкам, всему отыщется место. Коготочки вперед.

Когда мои силы восстановились, я вооружился дедовским биноклем и вышел на балкон. Несколько человек пересекли двор, но это были обычные люди. Неожиданно мне стало их чрезвычайно жалко – все равно, Джекил ли, Хайд ли преобладал в их существах. Я не выношу пафоса, но в тот момент мне сделалось больно за братьев, которые спешили, не чуя беды, к огнедышащим таксофонам и мясницким раздвижным дверям. Я дал себе слово, что узнаю домашний адрес одной из Жотовых и лично оснащу ее подъезд новейшими достижениями техники в стиле «антитеррор». Пару проектов я держал про запас до поры… они предполагали усовершенствование почтовых ящиков и кодовых замков…

С балкона можно было видеть отрезок проспекта – метров семьдесят. Я перевел бинокль и начал следить за пешеходами. За десять минут наблюдения мне повезло насчитать четырех Жотовых и одного Нагнибеду, который шмыгнул, воровато оглядываясь, в ближайшую подворотню. Я собрался было выпить еще, но меня остановило неприятное соображение: излишняя выпивка чревата двоением в глазах, а двойников мне и без того хватало. И я убрал склянку в буфет, задвинув ее подальше и заставив коробками с крупой.

Нагнибеда позвонил мне часом позднее, я как раз улегся отдохнуть. Звонок меня разбудил, я спрыгнул, всклокоченный, с софы и схватил трубку, ничего поначалу не соображая. Дмитрий Никитич известил меня, что мои проекты отклоняются, как неоправданно бесчеловечные, и я вообще уволен, и могу явиться в институт за расчетом завтра, в любой удобный мне час.

– Секундочку, Дмитрий Никитич, – перебил я патрона. – Которым из вас вы являетесь?

– Именно тем, кто назначал вас на должность, – отрезал Нагнибеда.

Я слегка смутился наглой честностью ответа.

– А остальные взяли вас в кольцо и направляют?

– Ошибаетесь, – торжествующе возразил шеф. – Меня направляет совсем другая особа: это научный аудитор – очень уважаемый человек с высокой ученой степенью. Он прибыл к нам с проверкой научной и финансовой деятельности. Видите, я даже ничего не пытаюсь от вас утаить. Профессор был в ужасе от ваших планов и потребовал немедленного закрытия программ. И потому…

– Стойте, – сказал я. – Откуда он взялся, этот аудитор? Сейчас, – я посмотрел на часы, – только начинается вечер, как он мог что-то проверить?

– Это не вашего ума дело, – грубо ответил Нагнибеда. – Итак, потрудитесь завтра прибыть…

– Нет, подождите! – мой голос зазвенел. – Я сильно подозреваю, что вы самозванец. Вы не разбираетесь в элементарных вопросах трудового законодательства. Как это так – уволить? С какой, позвольте спросить, стати?

Нагнибеда помолчал.

– Значит, вы не желаете подчиниться? – произнес он угрожающим тоном, какого я никогда раньше у него не слышал. – Что ж – сейчас я передам трубку самому аудитору, и мы посмотрим, сумеет ли он вас урезонить.

– Передавайте, – согласился я, призвав на помощь все свое бесстрашие.

На другом конце провода зашуршали и зашептали. Потом из трубки послышался необычайно приветливый, располагающий голос.

– Дорогой вы мой человек, – сказал аудитор. – Не следует кипятится, не вникнув в суть дела. Я признаю, что уважаемый Дмитрий Никитич взялся решать ваш вопрос излишне круто, прямо-таки по-большевистски. Отнесемся с пониманием: он, как-никак, администратор. Я предлагаю вам вот что: к чему ждать завтрашнего дня? Берите-ка машину, да подъезжайте прямо сейчас! Разумеется, вам возместят дорожные расходы. А чтобы вас хоть сколько-то успокоить, добавлю, что никакого возмущения вашей персональной деятельностью я не выказывал. Направление работ вашего института вообще – это да, тут имеются некоторые нарекания, но лично к вам претензий нет. Сверх того – ваша личность представляет для меня известный интерес. Думайте, что угодно, но я говорю сущую правду. Но не буду вас больше интриговать и объяснюсь подробнее при встрече. Мы вас ждем с нетерпением!

Аудитор вернул трубку Нагнибеде, и Дмитрий Никитич оказался на сей раз более любезным.

– Я был чересчур резок с вами, каюсь, – буркнул он с ощутимым усилием. – Что поделаешь – дело вышло за рамки моей компетенции. Останемся друзьями, приезжайте! Вы уж по старой памяти не подведите меня. Он… – На этом слове Дмитрий Никитич словно подавился и умолк.

Не говоря ни слова, я положил трубку и, опустошенный, начал собираться. Ладно, поглядим, кого там принесла нелегкая. Когти вперед, когти наготове. Хорошо б еще клыки. Безопасность превыше всего, будь она хоть личная, хоть коллективная. Так-то. Самосохранение, инстинкт.

Я наспех оделся, вышел на улицу, остановил такси. Жотова, накрашенная, сидела за баранкой. Я промямлил адрес, отвернулся и стал смотреть в заляпанное грязью окно. По тротуару спешили прохожие, и я насчитал штук двадцать знакомых лиц.

7

В институте, несмотря на позднее время, кипела работа. Как произвести множественное число от фамилии «Нагнибеда»? В общем, они туда-сюда сновали, а взад-вперед носились Жотовы. Других сотрудников я не встретил и мысленно взывал: «Апельцын! Милый, родной Апельцын! Как мне тебя не хватает! Я просто мечтаю встретить тебя, выходящего из сортира. Ты можешь, сколько тебе захочется, брызгать на меня полуржавой водой, ты можешь даже не мыть рук совсем – я все равно их горячо пожму, и даже расцелую. Где ты, любимый Апельцын? На кого ты меня покинул?»

Поднимаясь по лестнице, я вцепился в перила. Навстречу мне спускался пятнадцатый или семнадцатый Нагнибеда, одетый в щегольский итальянский костюм. Такой еще недавно носил именно Апельцын, и никто другой. На Дмитрии Никитиче костюм сидел, простите за избитое сравнение, подобно седлу на корове. Не помню, как я добрался до кабинета патрона. Я ожидал увидеть за дверью что угодно, но там ничего сверхъестественного не нашлось. При моем появлении Дмитрий Никитич встал из-за стола и подобострастно взглянул на расположившегося рядом аудитора.

– Да, Дмитрий Никитич, вы нас оставьте ненадолго, – кивнул тот. – Очень нас обяжете.

Нагнибеда, стараясь не встречаться со мной глазами, протопал мимо и выскользнул в коридор. Я стоял и рассматривал его собеседника. Этого не должно было случиться, но я чувствовал, как улучшается мое настроение, потому что аудитор не был ни Нагнибедой, ни Жотовой. Невысокий дородный мужчина предпенсионного возраста, изрядно лысый, с седыми височками, в роговых очках.