Александр Давыдов - Бумажный герой. Философичные повести А. К.

[Две строчки зачеркнуты и приписка в конце: «Не во имя ль ее строю жилище? Впрочем, глупость!».]

[Верхний угол листа оборван] местность, друг мой, казалось бы, неподвижный сгусток хмурого или, пускай, серьезного, без тени юмора, каких-либо хиханек-хаханек, целиком ответственного времени, будто покоящегося в котловине чьей-то непомерной горсти. Могло показаться, что здесь опочила вечность. Но не совсем так: время тут не инертно и не лениво, а скорей терпеливо, оно словно б чутко выжидает. Отнюдь не монолит, где свершено все от века, однако и не мера действия, а именно поступка, свершения, – не исторично, а судьбоносно, ибо [строчка зачеркнута] и все останется запечатленным вовеки.

Помню, ты некогда увлекался географией, предпочитая, не земную, что конечна, хотя шарообразна, и уже вся исчерпана, а духовную, или ментальную, – уж не знаю, как назвать, – где сплошь белые пятна. В те давно канувшие времена ты наверняка ждал бы от меня подробностей. Рад бы, даже б не поленился вычертить карту, но это был бы не иначе как блеф, и карта б оказалась крапленой, – да к тому же и местность эта вообще, что ли, не географична, так как противится быть размеченной любыми топонимами. Я тебе говорил, что все тут конкретно и достоверно. Не отрекаюсь, именно так. Однако ж не однозначной простотой силлогизма иль повседневного здравомыслия. Я б сказал, что достоверность этого пространства не статична, а динамична, поскольку неизменно отзывается настрою мысли и чувства, но [нрзб] некий мыслечувственный [над строкой: «ну и словечко сорвалось, сам толком не знаю, что за штука, но лучше не скажешь»] ракурс. И будто б лишена свойства непрерывности, одновременно и целокупна, и дробна. Не аналог ли мозга, где в плену студенистой массы мечется наша смятенная мысль, нас балуя редкими озарениями или хоть бы просто бликами разнообразных реальностей? Она строго объективна, но допускает бесчисленные трактовки и толкования. Притом скажу, что проект мой был вовсе не алогичен или внелогичен, но логика его более глубинна, чем та поверхностная, которой мы привыкли руководствоваться.

Ты знаешь, что я к сокрытому чуток, а к явному часто бываю слеп. Короче говоря, и сам толком не знаю, что тут наличествует, а в чем нехватка. Пока ее не чувствую, ибо все надобное постоянно оказывается под рукой. Кроме нужных инструментов и приспособлений (о них потом, а может, и вовсе никогда), еще и россыпь первичных элементов, из чего состоят и тела, и души. Последних (я о душевных элементах), полагаю, тоже ограниченное количество, хотя они пока еще не классифицированы столь удачно, как химические элементы, однако

[Строчка зачеркнута.]

можно б спрессовать в аккуратные брикеты – вот они и кирпичики для будущей постройки. Мог бы творить и вовсе из пустоты, что не противоречит [нрзб] или той темной материи, чем полнится мироздание.

Краеугольных истин вряд ли больше, чем музыкальных нот, которыми доступно выразить все неисчерпаемое богатство вселенной. [Приписка над строкой: «Аффектов – кот наплакал, а ведь на них можно разыграть целиком вселенскую мистерию (доказательство: Бах, Бетховен и т. д.). А слова не излишни ль вовсе?».] Спросишь, где гарантия, что именно я-то не ошибся, сортируя истины? Не перепутал ли плодотворные зерна с плевелами общих мест, расхожих банальностей, заблуждений эпохи? Напомнишь, что все мы пленники места и времени. Гарантий, разумеется, никаких, но мне подсказывало внутренне чутье, теперь отзывавшееся музыке небесных сфер, поскольку [нрзб] о здешнем климате. Он сухой, однако не жаркий, умеренный, воздух соленый от испарений того бездонного омута, что не промеришь лотом, то есть почти морской, – мне даже иногда чудится биенье вольных объемов влаги – мерное, с упорством стихотворного ритма. В общем, климат вполне здоровый. По крайней мере, отступили мои мелкие хвори, прикопленные с годами, как то: бронхиальный кашель, приступы мигрени, сердечные перебои, невыносимые, как замиранья вселенной, и, наоборот, сердцебиенья, пускающие время в галоп, почечные, как и желудочные, колики, нетвердость в коленках и убеждениях, а также возрастное притупленье мысли, – ведь тут мудрость поважнее хитроумия.

[Три строчки зачеркнуты.]

стройку начинают с проекта. Я не вырубил схему на каменных скрижалях, не начертал ее на грифельной доске мелом, что отдавало б школярством или, еще хуже – учительством; отказался и от бумаги, которая, хотя боится огненной стихии, но, сам знаешь: что написано пером, того и топором не вырубить, а вычертил ее на песке прутиком, – куда еще скромнее? Мой личный демон, всегда надо мной витавший с карканьем «гордыня! гордыня!», тут наконец поперхнулся. Песок, хотя и беспамятен, как ум склеротика, но и чуток, – и он позволяет мгновенно исправить ошибку. Я вычерчивал план, затем стирал его целиком, и так вновь и вновь, сознавая великую ответственность, – тебе ж известно, что часто ленивый, в кардинальные моменты, подвигнутый едва ль не отчаяньем мысли и чувства, я способен проявлять почти маньякальные упорство и усердие. Так я трудился, пока не почуял, что моя мизерная схемка – выраженье предельного масштаба. Ощутил это безошибочно: уж ты-то, друг мой, знаешь, что я всегда бываю к себе объективен: сам себе не просто придирчивый критик, а бывает, просто палач.

[Приписано слева по вертикали: «Вот странность: в самом центре своего песчаного проекта я как-то обнаружил след раздвоенного копыта. Видимо, здесь все-таки водится зверье».]

А придя к подобной оценке, я уже ничего не подправлял, не улучшал и не переиначивал. Не только потому, что лучшее извечный враг хорошего, но и оттого, что на холодную голову ни один творец себе уже не судья, – а в раже созиданья, подхваченный творческим вихрем, он как минимум полубог. [Нрзб] можешь поймать на слове: мол, какая уж тут ответственность, коль взялся переустроить мир без должных навыков и профессиональной подготовки, имея опыт лишь возведенья коровника в студенческом стройотряде? Ну что ж, тут я не первый, не последний. Да, я во всем самоучка, учился наспех, и больше на своем опыте, отчего и познания мои, хотя и обширны, но хаотичны. Однако нигде ведь и не обучают профессии спасителя человечества. Здесь и требуется какой-то отчаянный дилетантизм, рождающий кураж вселенского размаха, недоступный профессионалам какого-либо занятья иль ремесла. Незнание или, скажем, полузнание – энтузиастично, а излишняя компетентность ленива и скептична. Да, результаты и впрямь бывали чудовищные, но без дерзких утопистов история так и замерла б на стадии кремневых орудий. Честно сказать, я пролистал некоторые книги по архитектуре, но там не нашел ничего для себя полезного.