Михаил Ландбург - Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

Свернув с дороги, на бензоколонку въехал заваленный огромными тюками зелёный тендер. Рита кивнула в сторону машины:

– Принимай клиентов…

– Вливай, сколько войдёт! – выбираясь из кабины, сказал бородатый мужчина. У него был измученный вид. В кузове, уткнувшись в женские колени, дремали четверо малышей. Женщина смотрела прямо перед собой. У неё тоже был неважный вид.

– Туда? – Виктор махнул рукой в сторону моря.

– Оттуда, – проговорил мужчина.

Виктор снял крышку с бензобака.

– В эту ночь вы единственные оттуда… – сказал Виктор.

– Будут ещё, – мрачно отрезал мужчина.

Виктор взглянул на антенну с оранжевой ленточкой.

– Близится утро, – сказал он.

Мужчина опустил голову.

– Проклятое утро… – сказал он.

Виктор подумал о спящих в кузове малышах.

– Утро – это намёк на возможность зажить по-новому, – сказал он.

– На кой чёрт?

– Что?

Мужчина махнул рукой.

– На кой мне чёрт жить по-новому? – сказал он. – Нам бы, как прежде…

Виктор пожал плечами.

– Напрасно… – сказал он.

– Что?

– Это чревато…Помнишь, что случилось с женой Лота, когда она оглянулась назад?

– При чём здесь жена Лота? Да, и с чего ты взял, что утро – это намёк?

– Говорят…

– А ты прислушиваешься? – сквозь зубы проговорил мужчина.

– Так ведь Бог дал нам уши… – объяснил Виктор.

Мужчина замахал руками.

– От ушей-то и беды… Мы всем лжём, нам все лгут… Целые поколения, развесив уши, росли на рассказах о поселенцах, о Трумпельдоре, а потом они ушли в пустыню, чтобы стать форпостом страны… И что теперь? Вдруг нам дают понять, что всё это было ни к чему, и вот мы потихоньку, сами того не замечая, по самые уши завязли в собственной лжи… «Умереть за родину – счастье!» О таком слышал?

– Ещё бы!..

– Счастье умереть!.. – по губам мужчины пробежала странная улыбка. – Как тебе такое наслаждение?

– Не знаю, не пробовал, – признался Виктор.

– При случае, попробуй!

– Зачем?

– Испытаешь наслаждение… Мы, вот, пробовали!.. С автоматами пробовали…С мотыгами и лопатами пробовали… Пот на лбу никогда не просыхал… Зато теперь нас из собственных домов гонят… Нас – евреев… Правда, евреев всегда и везде гоняли, но чтобы свои…Ты сам подумай: свои же предают!..

– Французы говорят: «Предают лишь свои…», – напомнил Виктор.

Мужчина задумчиво покачал головой.

– Так то французы… – сказал он и продолжил: «Думаешь, миром правят золото или вот этот бензин? Как бы не так!.. Обман…Ложь…Макароны, которые нам вешают на уши – вот что миром правит… А мы за эти макароны расплачиваемся… Ну, что тут объяснять?.. К чёрту!.. Всякое объяснение – это попытка оправдаться. А моя вина в чём? В том, что десятки лет доверял своим правительствам? Уши развесил… А теперь выходит, что никто не виноват, хотя… Я уверен, так не бывает, что никто… Ну что ж, одурачить меня им удалось, а из дома выгнать – фигу!.. Утром солдаты придут в Кфар-Даром, чтобы прогнать мою семью, только нас там уже не будет… Знаешь почему? Нет, ты молодой ещё, чтобы понять…Фигу им!.. Такого не бывать, чтобы мои дети видели, как их отца из собственного дома гонят… Помнишь, Господь сказал Моше: «Вот земля, о которой я клялся Аврааму, Исааку и Иакову, говоря: «семени твоему дам её». А что из этого вышло?.. Даже самого Моше, который вёл нас в Землю обетованную, Господь сюда не впустил…Теперь Он, видимо, решил и нас… Почему? И кому теперь верить, если и Он… Всё: теперь я своё отжил…Вот, посмотри, как выглядит сбежавший от позора счастливый труп…»

Виктор сощурил глаза.

– Напрасно я залил тебе полный бак, – сказал он.

– А что?

– Надо было четверть…

– А что?

– Меньше бензина – короче путь к отступлению…Ведь рано или поздно вернёшься…

– Куда?

– В свой дом.

– Так ведь утром его…

– А ты не отдавай!

Какое-то время мужчина молча разглядывал Виктора, а потом вдруг стал читать стихи:

Виктор кивнул головой и повторил «младенцев Он не кушал!».

– Я две войны прошёл. Целых две!.. Знаешь, что такое война?

– Догадываюсь, – ответил Виктор.

По лицу мужчины скользнуло выражение снисхождения, и он проговорил:

– О войнах не догадываются…О них или знают или не знают … Война – это когда убьёшь ты или убьют тебя… Без обмана, понимаешь?.. В открытую…А тут, когда свои…Нет, не убивают, а, скрутив руки, со света сживают…Обидно, понимаешь?.. А ещё противно от собственного отрезвления…И никакого суда…Понимаешь? Глотай свою обиду и помалкивай…

– А ты не молчи! – сказал Виктор.

Мужчина вдруг закричал:

– А-а-а-а-а-а-а-а!

– Браво! – вздохнул Виктор.

– А-а-а-а-а-а-а-а!

Виктор оглянулся вокруг, спросил:

– Зачем же так орать?

– Чтобы оглохнуть, чтобы от собственного крика уши отвалились, понятно? Господи, каким я был глупцом, кретином, олухом, придурком, недотёпой, дефектом…

– Достаточно! – прервал Виктор. – Сказанного достаточно…

Но мужчина остановить себя не мог.

– Мне бы надо до конца дней своих хлестать себя по щекам… – сказал он, и на его щеку вдруг упала слеза. – Вот и весь суд… Бей себя по щекам и молчи…

Виктор прикоснулся к оранжевой ленточке на антенне.

– Я буду там… Утром…

Мужчина расплатился за бензин.

– Как же, валяй! – махнув рукой, сказал он, не сводя с Виктора глаз. – Молодёжь на крыше синагоги, увидев тебя, потеснится!.. На крышу взберутся многие…

– И полковник?

– Ты знаешь полковника?

– Как он там?

– В последние дни от него ни слова… Бедняга, кажется, не в себе…Нет, фигу им! Я-то им не дамся!..

Виктор вдруг почувствовал, что сожалеет о высказанном упрёке, и опустил глаза. «В конце концов, – подумал он, – этот мужчина убегает от стыда за свою бестолковую доверчивость…»

– Простите меня! – сказал Виктор.

Мужчина поднял непонимающие глаза.

– Что?

– Простите! – повторил Виктор, но мужчина уже садился в машину.

«Сейчас подъедет мой сменщик», – Виктор взглянул на часы и направился к машине возле ограды.

– Что с твоим лицом? – спросила Рита.

– Что с ним?

– Будто не твоё.

– Оно моё, – заверил Виктор, – и мы можем продолжить нашу замечательную игру…

Рита помолчала.

– Хочешь касаться меня ещё? – спросила она потом.

Виктор не ответил.