Михаил Ландбург - Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

Выйдя из машины, Рита стала молча наблюдать за тем, как Виктор возится с колесом.

Подошёл Дулько.

– Терпимо! – сказал он, взглянув на Риту.

– Что? – не поняла Рита.

– Если спрашиваете, как поживаю, то терпимо…

Рита вяло пожала плечами.

– Я не спрашивала, как поживаете?

– Разве? – удивился Дулько. – Я всегда спрашиваю… По утрам человеку приятно, если его спрашивают, как он поживает.

Рита рассмеялась.

– Как поживаете? – спросила она.

Лицо Дулько выразило ещё большее изумление.

– Я же сказал, что терпимо!.. Только сегодня день какой-то сумасшедший…

Виктор обернулся, молча взглянул на Дулько.

– От лоботрясов покоя нет… – уточнил Дулько и кивнул в сторону парней, которые, не отходя от своих автомобилей, забавно трясли лбами и горячо молились. По бензозаправочной станции разносилось: «В день скорби моей взываю к Тебе, потому что Ты услышишь меня» [6].

– А у тебя к Нему просьб нет? – спросил Виктор.

– Просьб никаких, – ухмыльнулся Дулько. – Разве только вопрос… Мой батя говорил, что, если время от времени его задавать, то сильно душу облегчает…

– Вопрос? – удивился Виктор. – Ну-ка, изреки!

Дулько изрёк: «Если ты, Господи, не отпустишь нам грехи наши, кто тогда останется праведен?»

Виктор задумчиво огляделся вокруг.

– А у тебя? – спросил Дулько.

– Что у меня?

– Вопросы будут?

– Будет! – сказал Виктор. – И тоже один…«Cui bono?»

– Что? – не понял Дулько.

– Отойди! – Виктор сощурил глаза.

Услышав в голосе Виктора угрозу, Дулько отошёл.

– Можно трогаться! – покончив с колесом, сказал Виктор.

Рита молча взялась за руль, спросила:

– Думаешь, Он существует?

Виктор допускал, что когда-то Бог был, но потом, по какой-то никем не установленной причине, Его вдруг не стало – другого объяснения положению вещей в последние пять-шесть веков Виктор не находил…

– Спустя час узнаю… – ответил он.

Рита повернула ключ зажигания.

Вначале дорога тянулась вдоль пологих склонов коричневых холмов, а затем выглянула равнина с редкими худыми деревцами олив и островками выжженной солнцем травы. Небо покрылось нежной голубизной, в раскрытые окна машины проникало едва ощутимое дуновение ветра.

«Замечательно, что ночью «Фиат» получил лёгкое ранение», – подумал Виктор.

– Чему ты улыбаешься? – спросила Рита.

– Не знаю.

– Знаешь.

– Почему ты так думаешь?

– По твоему лицу видно.

– Сильно глупый вид?

Рита кивнула.

– Такой вид у моего лица не всегда, – заверил Виктор.

– Продолжай, – попросила Рита, – улыбайся!

– Даже в это утро?..

Рита помолчала.

– Всё равно – улыбайся! – сказала она потом.

– Ладно, – мрачно проговорил Виктор. – В Кфар-Даром я познакомлю тебя с моим дядей полковников. Он немного чудак…Ты не голодна?

– Совсем чуть-чуть.

– Мы вместе позавтракаем, и ты увидишь, какой он чудак…

– Я не завтракать еду, а работать, – напомнила Рита.

Виктор покачал головой. По дороге бегали машины. «Все машины – туда!..» – подумал Виктор.

– Что делают, когда на душе паршиво? – вдруг спросил он.

– Молятся, – ответила Рита, – или громко ругаются.

Виктор искоса взглянул на девушку и немного посвистел.

– Что? – спросила Рита.

– Поселенцы, которые взберутся на крышу синагоги, будут, я думаю, молиться.

– Наверно…

– И громко ругаться.

– Наверно… А ты?

Виктор потрогал нагрудный карман рубахи – губная гармошка была на месте.

– Я буду там, где они.

– На крыше синагоги?

– Там, где они, – повторил Виктор.

– Ты не обязан…

– Мой дядя считает так же.

– Наверно, он боится за тебя.

– Я думаю, что он просто лжёт… И себе, и другим…

– Зачем ему?

– Так НАДО… – уверен он. – ОЧЕНЬ НАДО…

– Разве можно быть в чём-то уверенным?

Слова Риты привели Виктора в замешательство. Он посмотрел туда, где небо касалось поверхности холмов, а потом вдруг перевёл долгий, пытливый взгляд на Риту.

– Не смотри на меня так, – попросила девушка. – Разве ты не понимаешь, что я имела в виду?

– Конечно, понимаю! Ты имела в виду неожиданные проколы в колёсах…

Рита рассмеялась.

– Сегодня о проколах не будем…

– О них не будем… Тьфу-тьфу-тьфу! Сегодня я должен быть уверен хотя бы в самом себе.

Сбросив с руля руку, Рита включила приёмник. Заканчивалась беседа с изучающими иудаизм японскими студентами, а потом сообщили: «Выступая в воскресенье на пресс-конференции в Иерусалиме, госсекретарь США Кондолиза Райс особо подчеркнула, что процесс эвакуации израильских войск и поселенцев из сектора Газа «должен пройти мирно и без насилия».

Рита убавила звук.

– Ты бывал солдатом? – спросила она.

– Не довелось. Почему ты спрашиваешь?

– Мой брат служит.

– Надеюсь, сегодня с твоим братом встретиться не придётся…

– Надеюсь, что сегодня – нет… – Рита приёмник выключила. – На крыше синагоги страшно не будет?

Виктор подумал: «Только бы крыша не прогнулась!»

– Увидишь… А через пару дней, когда в газете появится твоя статья, тогда увидят все…

Мимо проехали три полицейские машины.

– Я напишу правду, – сказала Рита.

Виктор улыбнулся. «Удивительно, – подумал он, – как просто звучат слова «я напишу правду».

– О чём задумался? – спросила Рита.

– О тебе.

– Обо мне?

– О твоей работе в газете…В древности государственная ложь не считалась пороком, а, наоборот, признаком деятельного и изощрённого ума. Кому могло придти в голову осуждать изощрённый ум? Помнишь, рассказы про королевских придворных, про их ужимки и лукавства, да и про самих королей? Сегодня науку фальшивить и предавать целые народы называют дипломатией, а королей – президентами…

– Я буду внимательно наблюдать и напишу правду.

Виктор подумал о родителях, о профессоре Левине и о новом еврее Барухе. Вспомнился вчерашний телефонный разговор с полковником, а потом вдруг вспомнилась работа Эриха Фромма «Иметь и быть», где великий учёный утверждал, что человек, нередко испытывая боязнь перед правдой, предпочитает обманываться. Подхваченная пилюля иллюзии придаёт человеку смысл и надежду.

– Всё заметить, как и всё ощутить, невозможно… – сказал Виктор. – Мы, израильтяне, ужасные неврастеники: легко впадая в отчаянье, обливаясь слезами и оглушая себя воплями, мы подолгу суетимся и мечемся из стороны в сторону, а потом вдруг тихо смиряемся, чтобы, так же внезапно выпрямившись, упрямо, со всего размаха вновь броситься на поиски Земли Обетованной…Как видишь, двух тысячелетнее скитание евреев ещё не закончилось.…Тебе приходилось бывать на похоронах?

– Два года назад я хоронила бабушку… А что?

– В таком случае ты знаешь, что, оставив позади себя ворота кладбища, вдруг появляется ощущение, будто лишился чувств; ни тоски, ни горя не осталось, совсем ничего…У меня такое ощущение сейчас.