Михаил Ландбург - Coi Bono? Повесть о трагедии Гуш Катиф

– Что сказал мужчина из тендера?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я видела, как ты говорил с ним, и теперь на тебе лицо не твоё.

– Он сказал, что умер и что теперь он счастливый труп.

– Он труп?

– По-моему, он немного дезертир.

– Мне показалось, что он не труп и не дезертир, – сказала Рита.

– Если показалось, то…

– Ты всё ещё думаешь, что я плохая журналистка?

– Показаться может и хорошей журналистке.

– Мне показалось, что у мужчины из тендера, куча проблем.

– Он сбился с дороги.

– Надеюсь, ты ему объяснил, как проехать?

– Разумеется!

Рита взяла ладонь Виктора.

– Господи, – прошептала она, – чем всё кончится?

Виктор скислил лицо.

– Ты о чём? – спросил он.

Рита молча посмотрела на небо.

– Закончится… – сказал Виктор. – Не знаю чем, но только не взрывом.

– Чем же?

– Т.С. Элиот предположил, что мир закончится не взрывом, а всхлипом.

– Как это – всхлипом?

– Т.С. Элиот не уточнил…

Минуя бензоколонку, в сторону дальнего холма промчалась колонна пограничных войск.

Рита спросила:

– О чём думаешь?

Виктор пожал плечами.

– Сказать правду?

Рита кивнула.

– Разве правду кто-то скажет?

– А ты?

– Разве, что один я…

– Так о чём ты думаешь?

– Они спешат распорядиться судьбами, – не отрывая взгляд от дальнего холма, сказал Виктор.

Рита отпустила ладонь.

– Тебе не противно ходить по земле трупом? – проговорил Виктор.

– Разве я хожу по земле трупом?

– Мы все ходим по земле трупом.

– С чего ты взял?

– Прочитал у австралийского поэта.

– Ты не обязан верить стихам австралийца. Трупы, если ходят, то не по земле…

– Ну, да… – Виктор посмотрел на часы.

Сменщик Дулько появился ровно в шесть. Он был намного старше Виктора – глубокие морщины на блекло-зелёном, как перезрелый огурец, лице и редкие пучки русых волос. Историю своего переселения он ни от кого не скрывал: «Там, пид Полтавой, забавное было время: работать позволяли, а зарплату – ни-ни…В конце концов, мой желудок взбунтовался. «Будучи голодным, служить не стану», – заявил желудок, и такое его поведение меня сильно расстроило. Я вдруг стал худеть. Это было ужасно. И тогда моя жена Люба сказала:

– Почему бы тебе не попользоваться мною?

Я не понял.

– Я ведь завсегда… – заметил я. – Семнадцатый год, как… Ты что это?.. Разве я своей женой когда-то не пользовался?..

Люба обозвала меня дурнем.

Я снова не понял.

– А теперь бы ещё и как еврейкой, – пояснила жена.

Я понял.

Через полгода древняя отчизна Любы приняла нас на свою территорию и по всем правилам приобщила к славному народу…»

– Иди уж! – сказал Дулько Виктору. – Пост принял!

На заправочную станцию въехали один за другим три тендера с оранжевыми лентами.

Кивнув на машины, Виктор сказал:

– Грядёт историческое событие, и ты, Дулько, его свидетель… Историческое… Слышишь?

– На фиг мне слышать? – всякий раз, когда на заправочную станцию заезжали «оранжевые хлопцы», лицо Дулько выражало недоумение, на его губах начинала бродить растерянная ухмылка, а левая щека подёргивалась. Угрюмо поглядывая на водителей, Дулько ворчал: «Ну, доберутся они до этого Кфар-Даром, ну, пошумят, потолкаются, а дальше что? Бред сплошной…Чего они себе думают? Понаехав на своих тачках, второй фронт пооткрывают? У них и с первым-то никакой согласности… Смутьяны глупые… А ещё и вот эти, – Дулько махнул рукой в сторону молящихся. – Лоботрясы…Стоят, покачиваясь, и лбами трясут…

– Верят они… – сказал Виктор. – А ты… Чи ты, батько, помолчи, чи ты как?

– А что?

Виктор сделал озабоченное лицо.

– Наживёшь себе геморрой…

Дулько отвернулся и вдруг заметил стоящий возле забора красный «Фиат».

– Что тут делает девчина? – спросил он, кивнув на Риту.

– Сидит в своей машине, – сказал Виктор.

– Давно?

– Всю ночь. Прокол в колесе…

Дулько ухмыльнулся.

– А у тебя? – спросил он.

– Что у меня?

– Прокола не было?..

Виктор покачал головой.

– Я в Беер-Шеву… За запаской…

– Красивая девчина… – сказал Дулько.

– Она в газеты пишет.

– Жалобы?

– Иногда и жалобы…

– Пущай себе в газеты… – одобрил Дулько. – Лишь бы не на заборах… А ты?

– Что я?

– Красивая девчина… – повторил Дулько. – А вот ты, кроме как притащить из Беер-Шевы запаску, что ещё предложить можешь?..

Виктор сказал:

– Кое-что могу и предложить…

– Ну, да, – небрежно бросил Дулько. – Разве что бешеный нрав и долги за квартиру?

В ответ Виктор привёл цитату из поучений царя Давида: «Стереги язык свой от зла и уста свои от лживых слов».

Кфар Даром,17-ое августа, 6.30.

– Ты здесь?

– Здесь! – Лотан, прижимая к бедру свёрток, прислонился к косяку двери.

– На тебе лишь одна майка…

– Майка… – отозвался Лотан.

Офира заглянула в незнакомо-растерянные глаза мужа.

– А твоя лейтенантская одежда? А твой пистолет?

– Их у меня больше нет.

– Тебя обокрали?

– Вроде того…

– Вроде того?

– Я себя сам… – Лотан перевёл взгляд на полковника, который недвижно сидел в своём кресле и, обхватив ладонями голову, сосредоточенно разглядывал потолок. – Что с ним?

– Кажется, – проговорила Офира, – твой отец нездоров…

Лотан шагнул в комнату, бросил узелок на стул и прошептал:

– Отец!

И вдруг полковник засмеялся. Он смеялся громко и очень долго.

– Отец, – не выдержал Лотан, – прекрати!

– Обязательно! – ответил полковник и засмеялся ещё громче.

Лотан приблизился к отцу и положил на его плечо руку.

– Отец… – проговорил Лотан.

Полковник задумчиво посмотрел в угол комнаты, а потом вдруг закричал:

– Уходи, носорог, убирайся!

– Отец… – повторил Лотан.

Выбравшись из кресла, полковник медленно опустился на пол и, неуклюже растопырив колени, заполз под письменный стол.

Оглянувшись, Лотан увидел стоящего в дверях Идо и недовольно спросил:

– Не спишь?

Идо ещё не отошёл ото сна, и теперь обводил присутствующих молчаливым, рассеянно-ищущим взглядом.

– Почему не спишь? – повторил Лотан.

– Несчастье уже пришло? – едва слышно спросил Идо.

Ему не ответили.

И вдруг Идо заметил дедушку. Тот сидел под столом и приветственно махал рукой.

– Ты зачем там? – издали спросил Идо.

– Я тут живу, – ответил полковник. – Иди ко мне – тут нас ни за что не найдут.

Идо рассмеялся.

– Сейчас смеяться не надо… – сказал Лотан.

– А когда надо? – обиделся Идо.

– Вовремя…

Идо недоумённо посмотрел на мать.

– Вовремя… – мрачно отозвалась Офира.

И вдруг Лотана охватил страх: в какой-то миг ему показалось, что у него больше нет ни его дома, ни его семьи. Заглянув под стол, он задумчиво посмотрел на отца, а потом, выпрямившись, решил провести перекличку.