Виктор Казаков - Конец света

С некоторой надеждой все кидали взгляды на начальника городской милиции Ялового, который утром пришел на доклад мэру и, застигнутый мятежом, остался на совещании. Покрутившись на стуле, майор обратился к Мыслякову:

– Может, Николай Петрович, вызовем войска?

Мэр (ну, какая грубость не простится в такой ситуации!) вспыхнул порохом:

– А твоих толстопузых обормотов уже нам мало, да? Войска тебе нужны! На вертолетах и бронетранспортерах!

Яловой обиделся, но сдержал себя, только сказал:

– Спросить нельзя что ли…

– Ни о каких силовых действиях пока думать не будем! – обратился ко всем мэр. – Не хватало нам еще… – с языка чуть было не сорвалось страшное слово кровопролитие , но Иван Петрович вовремя смягчил мысль: – не хватало нам только славы карателей!

Впрочем, через некоторое время мэр распорядился:

– Позвони, Яловой, в отделение. Пусть личный состав будет в сборе и ждет дальнейших распоряжений.

Яловой отошел в угол кабинета и по мобильному телефону продиктовал дежурному соответствующий приказ.

…Прислушиваясь к шуму на улице, совещавшиеся молча думали и над предложением, которое, наконец, вслух решил высказал заместитель мэра по оргвопросам Торобов.

– Надо, – сказал он, – выйти на крыльцо и объяснить народу…

– Что объяснить? – перебил Торобова главный юрист администрации Мышаков. – Что нас заставили опубликовать «Информационное сообщение»? А мы тут ни в чем не виноваты?.. Виноваты мы, господа, в том, что до сих пор сами ничего не прояснили по поводу «куска». К народу надо идти с фактами, а фактов ни у кого из нас нет!

– Надо объяснить народу, – уточнил свое предложение Торобов, – что живем не в старое время… – Николай Петрович, боясь быть неправильно понятым, поправил себя: – живем не в царское время, и сейчас все недоразумения лучше решать не мятежами, а переговорами. Пусть выберут представителей…

– Вот ты иди на крыльцо и переговаривайся, – не дослушав заместителя, сердито прореагировал на эти слова мэр, и никто из присутствующих не понял: так он пошутил или сказал свои слова всерьез. Майор Яловой, впрочем, склонился к тому, что мэр высказался всерьез, поэтому решил поддержать предложение:

– Конечно, кому, как не Николаю Петровичу идти на переговоры? Он – автор «Информационного сообщения».

Мысляков кинул сердитый взгляд на милиционера, но промолчал.

…Несмотря на то, что все окна кабинета были плотно закрыты, собрание краем уха не теряло звуков продолжавшегося на улице волнения.

И вдруг…

Звуков не стало.

Торобов подошел к ближайшему окну, осторожно открыл его, опасливо выглянул на улицу и мгновенно втянул голову назад:

– Иван Петрович… – в эту минуту испуг и радость одновременно запечатлелись на лице заместителя по оргвопросам. – На улице… никого нет. Дворники подметают окурки.

А ведь еще минуту назад улица шумела и митинговала!..

К «тринадцати ноль-ноль» толпа выкрикнула все слова, которые лежали у нее на сердце, выслушала всех пожелавших произнести речи с помощью мегафона; уже некоторые из пожилых мятежников чувствовали в ногах усталость и подумывали, а не пора ли потихоньку смыться, чтобы отдохнуть дома… В это время мегафон взял в руки самый умный в Ободе человек – местный парикмахер Лева Кваш.

– Чего мы тут, стоя под окнами кабинета Мыслякова, хотим?! – с заметной задней мыслью обратился Лева к толпе, которая в этот момент впервые за все время волнения подумала: а и в самом деле, чего мы хотим? – Заменить руководство? Но это, господа, мелко. Руководство приходит и уходит, а все остается, как всегда! Нам не нужен новый мэр, нам надо, господа, осознать момент ! А заключается он в том, что… – Лева сделал небольшую паузу, во время которой толпа, и в самом деле почувствовавшая необходимость с помощью Левы осознать момент , вся обратилась в слух. Не закончив предложение, оратор начал новое: – Кто-нибудь из вас подумал, почему именно сегодня опубликовано «Информационное сообщение»? С весны в городе шел разговор о возможной космической Катастрофе, и начальство все это время спокойно читала напечатанные в местной газете наши письма. А сегодня вдруг, – Лева, пародируя Мыслякова, кривляясь, процитировал: – «сообщение об отколовшейся части планеты является недостоверной»… Надо, господа, читать между строк, а там написано : кусок планеты уже опасно приблизился к Земле! Теперь мы должны думать, как спасаться! Вот что там написано между строк!

Когда минут тревоги тех дней и жизнь в Ободе покатится по прежнему образцу, горожане, вспоминая ту историческую речь Левы Кваша, найдут ее нелогичной, неубедительной и вообще глупой. Они даже обидятся на себя: ну, как могли тогда поверить Леве…

А ведь поверили!

И объяснение тому – в психологии и специфическом образе мыслей мятежной толпы. «Люди в такой толпе, – в одной из заготовок к «Летописи» написал как-то Павел Петрович Грушин, – мыслят не так, как, например, во время спокойной беседы с соседями на лавочке. Представьте себе заклинившиеся наперекосяк мозги матросни в известный октябрьский день семнадцатого года, когда эта матросня, сломав золоченные двери Зимнего дворца, ринулась в царские винные подвалы. Попробуй объяснить им в те минуты, что сначала, товарищи революционеры, надо поймать Керенского…».

Закончив речь, Лева повернулся к полковнику Луцкеру, тот торопливо выхватил из рук Левы мегафон и прокричал:

– Граждане Обода! Наша жизнь, жизнь наших детей и внуков – в опасности! За несколько оставшихся до катастрофы дней мы должны построить для города надежное укрытие! Организацию работ и командование беру на себя! Идите домой, мобилизуйте отсутствующих здесь родных и близких, вооружитесь землеройными подручными инструментами, и через час я буду встречать вас на городском стадионе!

Толпа с улицы убралась и через час, значительно увеличившись, свалив наполовину сгнившие деревянные ворота стадиона, ввалилась к северным трибунам. Над головами она потрясала лопатами, ломами, кирками, крепкие мужики прижимали к груди тяжелые молоты.

Вслед за толпой на стадион въехал бульдозер местного комбината бытового обслуживания.

Скомандовав народу разбиться по отрядам и выбрать себе командиров, полковник отошел к центру футбольного поля и, заложив правую ладонь под пуговицы кителя, стал обдумывать тактику.

В это время к нему направились двое – Леня Квартальный, средних лет заочник областного проектного института, и с рюкзаком за плечами Степан Картежных, самый старый в городе человек, о профессии которого уже никто не помнил. Старик был так немощен, что едва передвигался самостоятельно, и, чтобы зря не тратить остатки энергии, старался поменьше говорить. (А когда-то он любил рассказывать «факты из своей жизни», например, такой: «Работали мы тогда вместе с Кагановичем, он – наркомом, я – начальником небольшой железнодорожной станции в Сибири. В тридцать седьмом посылаю Лазарю Моисеевичу телеграмму: «арестован весь коллектив, включая грузчиков и стрелочников. Остался один. Пришлите кого-нибудь на подмогу». Ну, прислали товарищей из НКВД, арестовали и меня»).