Александр Котляр - Берлога солнца (сборник)

Мама звонит и, как всегда, начинает с прогноза погоды. Я тяну время:

– Нормально, вкусно, умерла, равен сумме квадратов катетов, родился в семье рыбака.

– Я не хотела портить с ней отношения. Теперь, когда её уже нет, я могу тебе всё про неё рассказать.

– Равен сумме квадратов, – машинально соглашаюсь я.

– Ты меня, похоже, не слушаешь?

– Что ты, я преисполнен внимания, хочешь – повторю последнюю фразу?

– Я хочу поговорить с тобой серьёзно.

Я включаю Фредди Меркури ещё громче.

– Той ночью я видела, как соседская кошка игралась с куском фаршированной рыбы, – мама ненадолго прерывает повествование, продолжая возмущённо шуршать в трубке помехами на линии.

– На то она и кошка, чтобы играть, рефлексы у них такие, игорный инстинкт. Помнишь, как я маленьким привязывал на верёвочку бантик и бросал котенку? Он вставал на задние лапы и потешно ловил его передними. – Я приветливо смеюсь, чтобы отвлечь маму от тяжёлых мыслей о рыбе.

– Не делай из меня умалишенную, та кошка игралась не фантиком, она игралась с фаршированной рыбой.

«You have to kill the conversation…» – звучит из динамиков.

– Мама, это была не рыба, а мышь, мышь, инкрустированная морковкой. Ты в темноте не рассмотрела. Кот – из приличной еврейской семьи и в мыши видит фаршированную рыбу. Мам, это совершенно необычный зверь. Иногда трудно поверить, что он – животное. Иван Соломонович с пятого этажа по случаю пасхи приклеил ему БФ-ом кипу, представляешь? Так кот даже не пытался содрать её с мохнатой головы. Это точно была мышь, мам! Кот таких правил не мог без разрешения вскрыть свёрток с твоей рыбой! Я уверен в нём, как в себе.

– Ну ладно, может, это на самом деле была мышь. Ты спишь в пижаме? – Разговор втёк в привычное русло.

Тепло, нормально, вкусно, умерла, равен сумме квадратов катетов, родился в семье рыбака…

Фрида одевалась со вкусом: строгие, тёмного цвета брюки со стрелочками, белая блузка, лакированные туфельки на каблуке. И ещё у неё был муж. Его наличие не вызывало у подруг ни зависти, ни жалости, но с ним можно было не казаться невостребованной, и поэтому он… был.

Дни напролёт Фрида задумчиво созерцала монитор, и, забреди в скромное здание научно-исследовательского института какой-нибудь великий Бертолуччи или даже сам Михалков, её наверняка пригласили бы сниматься в роли Склодовской-Кюри. Но ни Михалковы, ни Бертолуччи не забредали, и Фрида продолжала изнуряющий поединок с компьютером. Устав от неподвижности, она плавно поднималась с кресла, окидывала помещение лаборатории рассеянным взглядом больших голубых глаз и задавала вопрос из разряда познавательных. Её вопросы ставили в тупик даже самого директора института академика Светлосвищина. «Вот вы много по миру ездите, – спросила она как-то у случайно заглянувшего в лабораторию светила академической науки, – и как там – тоже Кока-Колу пьют?». Светлосвищин заморгал умными глазами, посмотрел на манжеты, галстук, на ширинку, не понимая, чем вызван саркастический вопрос.

В отличие от академика, завлаб Шнырвинт знал Фриду не первый год и был готов бессмысленным ответом парировать любой вопрос пытливой женщины…

– Валерий Константинович, я работаю в вашей лаборатории уже четыре года, десять месяцев и почти двенадцать дней, – Фрида посмотрела на маленькие золотые часики. – Но я ещё не ездила за границу, в то время как другие бывали там, и не по одному разу. А я не меньше этих других интересуюсь обычаями и бытом зарубежан. Или… зарубежцев, как правильно?

– Это опасно, – без промедления ответил завлаб. – Ты никогда не задумывалась – почему негры чёрные, а живут в Африке? Ведь чёрный цвет притягивает солнечные лучи. Парадокс, правда?

– Я не хочу к неграм, я б в Европу съездила на недельку.

– А как муж без тебя, он же ещё никогда не оставался наедине с собой. Знаешь, как это непросто – наедине с собой?

– Он потерпит, – пообещала Фрида.

Завлаб был мастером стремительных решений – неважно, научная это задача или административный вопрос. Вот и сейчас он не замешкался ни на секунду:

– Ладно, поезжай на недельку в Мадрид, к Хулио.

– Ой, я так рада, Валерий Константинович, – благодарно защебетала Фрида. – А на каком там языке говорят, на эсперанто?

– На нём, на эсперанто, си-си, буэнос эйро, орухо, граци, парле ву англе, си!

– Какой красивый язык! Как вы думаете, я смогу им овладеть за неделю?

– Женщина, если захочет, сможет за неделю овладеть чем попало, – ответил Шнырвинт и ушёл звонить Хулио.

– Я тебе отправлю её на недельку, – говорил он в трубку с сильным русским акцентом. – Только учти, она не имеет опыта проживания не в семье и не знает ни одного европейского языка.

– У нас недавно проходил стажировку профессор из Камеруна, так что коллектив тренирован, – заверил испанец.

– Её надо будет встретить в аэропорту, привезти на жилточку, кормить три раза на дню, она привыкла регулярно питаться в семье. Нет, её зовут не Фридом, а Фрида, она замужем. Замужние женщины переносят перемены тяжелее, чем не обременённые семьёй, и ты не должен дать ей почувствовать себя потерянной в окружении незнакомых с детства людей. На эту неделю она становится твоей гостевой женой. В хорошем смысле этого слова, ты понял?

– Можешь быть уверен, она ни в чём не будет нуждаться, – пообещал Хулио, и… вскоре самолёт с Фридой коснулся взлётной полосы Мадридского аэропорта.

За считанные дни Хулио и его сотрудники сумели стать для Фриды гостевыми мужьями, братьями и сёстрами. Они создали ту атмосферу взаимопонимания, которая достигается только между очень близкими людьми.

– Я нашёл ей самоучитель эсперанто, – кричал в трубку довольный Хулио. – Не понимаю, зачем он ей нужен, но она так просила. Она зачитывает оттуда фразы и наблюдает за нашей реакцией. Очень потешно, но к ней здесь все привыкли, и вскоре её нам будет не хватать.

Задержись Фрида на подольше, она, возможно, смогла бы стать для Хулио чем-то большим, чем предмет постоянной заботы. Но пора была улетать. Она бегала по магазинам, покупала детям испанских Винни-Пухов, мужу ботинки из бизоньей кожи. «Таких ни у кого нет, я буду с ним в них шикарно смотреться», – мечтала Фрида.

За день до отлёта Хулио в пароксизме гостеприимства решил поразить женщину изысканно-приятным. Он подошёл к Фриде сзади, прикоснулся к её закрытому лабораторным халатом плечу и вкрадчиво сказал:

– Я заказал для нас ночную корриду.

– Для нас двоих, корриду, ночную корриду, Ху-ли-о-о-о, – томно пропела Фрида и посмотрела на него не так, как раньше.

– Не только для нас, для всей лаборатории, – поспешно поправил себя Хулио. – Мечущийся при свете факелов бык, тореадор, изысканные напитки. Вы что любите из коктейлей?