Владимир Янсюкевич - Шёпот стрекоз (сборник)

– Продаёшь?

Кирилл растерянно покосился на Олю.

– К… кого?

– Не кого, а чего, малёк! Свой улов, конечно.

Другой, который в пиджаке на голое тело, остановился, осклабился.

– Постой, а ты чего подумал, а? Про неё что ль?! – пацан показал бутылкой на помертвевшую от страха Олю. – Деловой! А чо, мы могём! Покупаем, братишка?

Тот, который с гитарой, не останавливаясь, стрельнул полупьяными глазами в Олину сторону и сразу отмахнулся.

– Не пойдёт. Титьки ещё не выросли.

– Это правда, – подтвердил пацан в пиджаке на голое тело. – Не повезло тебе, малёк! Пользуйся сам. А нам, как говорится, не до сук! Мы на свадьбу торопимся. А, братишка?!

– До сук ли на-ам?! – запел дребезжащим козлитоном пацан с гитарой подмышкой.

И оба проковыляли дальше по берегу, с яростным хрустом топча и ломая отжившие мечеобразные листья рогоза.

Не успели смолкнуть звуки ломающегося под ногами пацанов сухостоя, как за спиной рыболовов снова подозрительно зашелестели ветви ивняка. Кирилл резко обернулся. В кущах густой листвы стояла незнакомая рослая девочка, примерно одного с Кириллом возраста, но уже с определившимися женскими формами. И если бы не её детские замашки, она вполне могла сойти за взрослую. Кисти её опущенных рук, были кокетливо отставлены чуть в стороны, а слегка запрокинутая голова смотрела не то чтобы надменно, но покровительственно.

– Наконец-то я тебя нашла, – обратилась она к Кириллу неожиданно высоким для её комплекции голосом, манерно растягивая слова. – Тебя зовут Кирилл?

– Ну!

– А меня – Эвелина.

Девочка вышла вперёд, осторожно ступая и почти не двигая головой, словно это была не голова, а драгоценный сосуд.

– А это что за девочка? – сказала она, указывая на Олю. – Твоя подруга?

– Нет… так… соседка.

– Ну, тогда я буду твоей подругой. Ты не против?

Кирилл пожал плечами.

– Как хочешь…

– Ты научишь меня обращаться с удочкой? – сказала она, скорее утверждая, чем спрашивая. – Я так хочу поймать кого-нибудь.

– Легко, – ответил Кирилл. – Давай свою удочку.

– У меня нет удочки. Но это ничего. Я твоей половлю. Можно? – И, не дожидаясь ответа, поинтересовалась: – А сколько ты с меня за это возьмёшь?

Кирилл изумлённо поднял голову.

– Нисколько.

– Спасибо, – сказала девочка таким тоном, будто она и не сомневалась, что интересующий её мальчик будет сговорчив. – А то мне говорили, что ты «коммерсант». За просто так ничего не делаешь.

Кирилл зыркнул на Олю.

– Кто говорил?

– Да там у нас, девчонки. У нас дачи по соседству с вашими, за перелеском.

Эвелина ступила на мостки, отчего они заскрипели и зашатались.

– Подвинься, девочка, – сказала она Оле и, не дожидаясь, когда та подвинется, влезла между ней и Кириллом, при этом слегка толканув её острым локтем.

Оля потеряла равновесие, не удержалась и плюхнулась в воду. Кирилл громко рассмеялся. А Эвелина, глядя сверху на Олино падение, высказалась насмешливо:

– Какая неловкая!

Место было неглубокое, но илистое и в тине. Оля села на мягкое дно и обмерла от неожиданности, уставившись на Кирилла. И тут снова появилась синяя стрекозка, очень похожая на ту, которую недавно собиралась слопать лягушка. Она сделала круг над Олиной головой и села ей на нос.

Продолжая смеяться, Кирилл соскочил с мостков и протянул к Ольге руку. Она в ответ протянула свою. Но Кирилл ловким движением схватил стрекозку, тут же оборвал у неё крылья и стал нанизывать осиротевшее тельце на крючок.

– Фу, какая гадость! – сманерничала Эвелина.

А Кирилл демонстрировал перед новоявленной подругой своё рыболовное мастерство.

– Классная наживка! Отлеталась, синюха – сейчас большущего карася словлю!

Оля сидела по горло в воде, словно парализованная. А когда опомнилась, выскочила на берег, мокрая, вся перепачканная в иле, с тиной в волосах, подхватила свою удочку, ведёрко с тремя полузаснувшими рыбёшками и, едва сдерживая слёзы, бросилась домой.

Бабушка, увидев внучку в таком затрапезе, в негодовании хлопнула себя по бокам, схватила подвернувшийся под руку веник и пошла охаживать внучку по ногам, по мокрой попе, приговаривая: «Ой, как ты меня достала! Ой, достала, негодница! Ты посмотри, на кого ты похожа! Ну, просто кикимора!»

Оля сиганула через грядки и, юркнув мышкой в кухоньку, заперла дверь изнутри.

– Сейчас же открой, малохольная! И снимай с себя всю эту мокроту! Не то всё мне перепачкаешь! Вон как вывозилась, смотреть тошно! Я вот матери-то расскажу, как ты меня доводишь! Я когда тебе говорила придти?! К обеду! А сейчас?!

– А я расскажу, как ты била меня веником! – в истерике кричала Оля. – Я ей еду принесла, а она меня – веником!

Тут бабушка не выдержала, отбросила веник в сторону, рассмеялась и расплакалась одновременно.

– Тьфу ты! Глупая девчонка! Нога-то уже с лыжину, а соображения никакого! Где ж тебя черти носили, скажи на милость?!

– А ещё скажу, что ты меня оскорбляла!

– Когда это я тебя оскорбляла?! – опешила бабушка.

– А только что – назвала меня «кикиморой» и сказала, что у меня нога как «лыжина»! Уеду от тебя и больше никогда не приеду!..

Когда обе успокоились, бабушка быстро согрела воды, отмыла «кикимору», переодела в сухое и, поставив перед ней тарелку с котлетой и макаронами, сказала примирительно:

– Ешь, кормилица!

И снова, не удержавшись, пошла комментировать Олину фразу про «еду».

– Чтоб эта полудохлая рыбёшка едой стала, знаешь, сколько всего сделать надо?! Ты её чистить будешь?

– Я не умею.

– Ну, то-то же. А я из-за трёх мальков не хочу канитель с готовкой разводить! Еду она мне принесла! Скажет такое! Скоро ночь на дворе, а она в мокрых трусах хороводит!

Ночью у Оли поднялась температура. Её знобило. Она металась во сне, вскрикивала. Бабушка сначала хотела вызвать «скорую», но потом решила обойтись подручными средствами. Поила молоком с мёдом, накладывала на голову холодный компресс. К утру Оле полегчало, и она заснула. Ей снился дымящийся пруд, вода в нём кипела и бурлила, как суп на плите. И по этой бурлящей поверхности как ни в чём не бывало катались, почему-то на рекламных роликах, пацаны: один в пиджаке на голое тело, другой с гитарой подмышкой. Они делали круги, крутили замысловатые пируэты и выбрасывали руки в приветствии, ну совсем, как балет на льду. Затем из воды поднималась огромная девочка с бородой из капроновой лески, она хватала «фигуристов» за ноги и, размахивая ими, как тряпками, пищала на весь пруд: «Я вас научу рыбой торговать, наглецы!» Потом прилетала стая синих стрекоз. Они кружили над кипящей водой и снова взмывали вверх, туда, где попрохладней. И снова возвращались к воде. У стрекоз облетали крылья, и, обескрылившие, они беспомощно падали в кипящую воду. И тут возникал Кирилл в сверкающей короне, с трезубцем в руке. Он помешивал им воду и кричал громогласно: «Отлетались, синюхи! Будет из вас преотличный супчик!»…