Женя Маркер - Курсанты. Путь к звёздам

Слово за словом у политработников не залеживается, пусть еще и у не дипломированных. Не случайно они сами смеялись: «Нашей новой эмблемой должна стать та самая рюмка со змеей, как у медиков, только побольше, да язык подлиннее». Растопить сердца нежданным появлением, вручить собранные грибы и уговорить их поджарить, оказалось очень просто. Обаяние как лучшее курсантское качество коммуникации незаменимо – эта истина известна давно. На пике гиперсексуальности в многолетнем армейском аскетизме оба излучали обаяние, были вежливы, веселы и вызывали доверие. Одна из подруг оказалась городской, приехала сюда на выходные. Вторая заблаговременно отправила родителей в город. Дом в полном их распоряжении предстал до утра понедельника.

– Самогона у нас немного, литра три, – оправдываясь, сказала местная. Пухленькая и аппетитная, с очаровательными веснушками она с первой минуты обратила своё внимание на Генку. Таранов не мог ошибиться: у сержанта-ходока глаза просто так не загораются при виде представителей женского пола. Он тоже почувствовал жертву, и охаживал ее со всех сторон. Пройдет рядом – по бедру рукой проведет. Она рот откроет – он слушает, весь во внимании. Она на него взглянет – Бобрин селезнем ходит.

Вторая девушка спокойнее, смирнее, задумчивее. Совсем не понятно, что она ждет и чего хочет. Но разговор поддерживает, как может, глаза вниз уводит…

Пожарились грибы, послушалась музыка из репродуктора, самогонка прошла на «ура» не вся, а только полбутылки, Рыжий кивает: мол, уходи во вторую комнату, дай нам здесь насладиться радостью деревенской жизни.

«Почему бы и нет?» – подумал Таранов, выпил на посошок рюмку и пошел за деревенской подружкой подальше от Рыжего с его пассией, в глубину дома. Туда, где господствовала двуспальная кровать, а зашторенные окна, и мягкая тишина подушек дарили безмятежный сон.

Только вот последняя рюмка была некстати. Спать расхотелось в момент, а приспичило говорить, петь, читать стихи. Как говорил в таких случаях Генка: «Остапа понесло». Потом появилось желание трогать нежную грудь девушки, которая лежала рядом, следом захотелось запретного плода, а как его добиться безболезненно – непонятно. Лез в голову дневной способ Рыжего у озера, но совсем не вязался с этой милой девушкой.

Таранов включил все свое красноречие, вспомнил слова Маркса и Энгельса, цитировал Ленина по проблемам народонаселения, даже тезисы партии о демографической политике, и через полчаса ее уговорил. Позже Генка смеялся: «Девушке было легче отдаться в эту минуту, чем слушать твои марксистско-ленинские утверждения о важности интимной жизни в молодежной среде».

Все закончилось исключительно быстро. И почему-то вдруг стало обидно.

Она тихо ойкнула, он затих и откинулся на мягкие деревенские подушки. Нежная безмятежность поглотила обоих, и в голове Семена отчетливо проплыло: «Сегодня я расстался с девственностью…».

В соседней комнате Бобрин гремел пружинами дивана, звучали страстные «охи» и «ахи», неслись стоны и крики, как будто там форсировали эротическую полосу препятствий по военному троеборью. Таранов мирно спал. Тихо и покойно посапывал на груди незнакомой девушки, которую называл Очаровашкой, не спрашивая имени. Похрапывал после длинного перехода в лесу и полях, видел сказочные цветные сны, где он генералом принимает красочный парад молодых красоток кабаре, а Генка в колпаке клоуна ведет конферанс, и раскланивается перед публикой:

– Добрый хрен вашему здоровью! Если большой, то для страсти, а если маленький – для сласти…

– Барыга, ты прапорщика от лейтенанта как отличаешь? – участливо спросил товарища Бобрин, но с такой иронией в голосе, за которой обязательно тянулся какой-нибудь подвох.

– Понятно, как, – по звездам. У прапора они вот такие, – он приставил к левому погону мочки указательного и среднего пальцев так, чтоб они располагались вдоль. А потом сдвинул их на 90 градусов, поперек погона, и уверенно заявил. – У летехи они вот так воткнуты.

А почему же ты Пушкинскую «Капитанскую дочку» на семинаре назвал «Дочь прапорщика»? Тебе же Малешкин также пальцами тыкал, два из них к своему погону лейтенантскому прикладывал?

Я еще думаю, чего это он мне прапорщиком тычет?

– А сложить звезды, что б капитанское звание получилось, извилин не хватило?

Курсанты сидели третий час на самоподготовке – сампо, как все говорили, – без Малешкина, который убыл в очередной отпуск, и заместителя командира взвода. После неудачной зимней стажировки сержант решал свои личные вопросы на кафедре партийно-политической работы. Генку он оставил старшим, и тот, забыв про двоечника Барыгу, разглагольствовал вслух от нечего делать, развлекая друзей-курсантов:

– Хотел бы я заглянуть в будущее, лет этак на двадцать пять – пятьдесят вперед, и узнать, что будут учить наши дети и внуки, когда поступят в военные училища?

– Наступит в следующем веке коммунизм, и военные бурсы пропадут за ненадобностью, – безапелляционно заявил Муля. Он сидел за последним столом, и чистил бархоткой бляху ремня. После нескольких резких движений поднимал ее к свету люминесцентной лампы и присматривался, удалось ли добиться желаемого блеска. – «Школу жизни» мужики третьего тысячелетия будут проходить заочно. Некому и нечего будет делать в армии и на флоте.

– Будут учить технические науки, обязательно появится новое высокоточное оружие. – Таранов, как это часто бывало, начинал горячиться с нелепыми, по его мнению, доводами. – Наши комплексы С-200 через десяток лет сменят самые современные С-300, потом С-400, С-500. И так каждое десятилетие по новому виду. На смену электротехнике и радиоэлектронике придет квантовая физика и компьютерное программирование!

– Армия будет всегда, – Марк искренне так считал, и убежденно аргументировал свою мысль, расставлял всё по пунктам. – Исторически этот институт оправдал себя, это раз. Богатые и бедные будут существовать вечно, и каждому из них себя придется защищать. Это два…

– А три – у тебя будет не внук, а внучка, – продолжил, смеясь, Генка.

– Это почему?

– У настоящих мужчин рождаются только мальчики! – сказал он с сильным кавказским акцентом и причмокнул языком.

– Ты сначала своих роди, а потом говори…, – немного обиженно ответил Марк.

– Вот и рожу. Я три дня этим летом демографический вопрос решал с одной очаровашкой, Таран подтвердит. Вырастет у моего сына его сын, а вместо армии пойдет учиться на врача. Вот это вечная профессия. Армия к тому времени вся кадровой станет. Профессионалы ей нужны, а не солдатики на два-три года. Это раз, как ты сам любишь говорить. Во-вторых, зачем в зенитно-ракетном комплексе шинели в скатку? Или яловые сапоги летчику? Экипировка будет другой. А, в-третьих, генералов нам надо меньше. Их развелось столько, сколько в СССР дивизий и бригад нет!