Александр Смирнов - Раб и Царь

– Постой, Царь, не уходи, – кричал Длинный. – Ты же видишь, что он пьяный и ничего не соображает.

Дима остановился и внимательно посмотрел на Длинного.

– Какая разница, пьяный он или трезвый? Всё равно, ничего нельзя изменить.

– Ничего? Разве никто не может помочь ему?

– Кто же захочет разделить его участь?

У Длинного от ужаса вылезли глаза из орбит. Он задом попятился к двери из которой недавно вышел.

– Куда это ты намылился? – услышал он пьяный голос хозяина. – Этого придурка провожать ходил?

– Ты сам придурок! Хватит пить! Ты что, до сих пор не понял, что у нас неприятности? – Длинный замялся, а потом поправился. – У тебя неприятности.

Слухи, которые хотели распространить про Царя, распространялись помимо воли их авторов. Вернее, не про Царя, а про некоронованного короля района: бандита и предпринимателя – Рябого. Никто не знал, кто сказал первый, что у Рябого нет денег. Да и какая разница, кто начал первый? Все знают, что дыма без огня не бывает. А уж дыма, то есть, домыслов относительно вчерашнего владыки было более, чем достаточно. Говорили, что его подмяла под себя какая-то столичная группировка, и он теперь вовсе не крутой, а просто шестёрка. Говорили, что он вынужден был сдать все бабки ментам и теперь работает на них, сдавая своих дружков в обмен на свободу. Ещё судачили, что Рябой, кинув кого-то по-крупному и набрав долгов, свалил за границу, переведя все деньги в фирму, которую сам же и создал. Одним словом, когда хозяин вернулся в свой офис, половины сотрудников уже не было, а вторая половина оставалась только потому, что всё-таки ещё надеялась получить от хозяина свои кровно заработанные деньги.

Рябой вошёл в свой кабинет и нажал на кнопку своего мобильника, чтобы вызвать к себе заместителя, но из телефона донёсся бархатный девичий голосок, который поведал, что связь временно приостановлена за неуплату. Разгневанный руководитель вызвал к себе главного бухгалтера, но секретарь сказала, что тот недавно уволился.

– Кто-то в бухгалтерии есть? – закричал он на секретаря, – позови того, кто есть.

Секретарь убежала и через минуту вернулась с насмерть перепуганной девушкой.

– Ты кто? – спросил её Рябой.

– Я бухгалтер.

– Она только что устроилась, – пояснила секретарь.

– Ну так, работай, если устроилась. Выписки из банка принеси. И быстро.

Не прошло и дести минут, как выписки лежали на столе. В глаза бросилась очень крупная сумма, после которой шли только одни нули.

– Что это? – спросил у новенькой Рябой.

– Сумма, – растеряно ответила она.

– Я понимаю, что это сумма! Кто платил? За что? – уже не говорил, а кричал начальник.

Девушка трясущимися руками взяла платёжку и начала читать содержание платежа.

– Эти деньги перечислены в благотворительный фонд, – объяснила она.

– Какой, к чёртовой матери, фонд!?

– Б-б-блоготворительный.

– Я вижу, что благотворительный! Кто платил, я вас спрашиваю?!

– Вы, – уже сквозь слёзы отвечала сотрудница.

– Я?!

– Вот, подпись ваша.

Рябой стал рассматривать платёжку и к своему удивлению обнаружил, что на ней действительно стоит его подпись. «Неужели это я по-пьяни подписал! – подумал он. – Но ведь кто-то подсунул мне это?»

– А почему главбух уволился? – спросил он уже секретаря

– Все стали увольняться, и он уволился.

– А почему стали увольняться все?

– Разное толковали. Когда узнали, что все деньги ушли в этот фонд, говорили, что это и не фонд вовсе, что вы это специально сделали, чтобы деньги без налогов за границу переправить. Главбух как это узнал, так сразу и уводился. Ну, а потом все за ним стали увольняться.

– Кто это говорил?

– Да разве сейчас упомнишь! Все говорили. А ещё рассказывали…

– Достаточно! Хватит мне эту лапшу на уши вешать.

– И вовсе это не лапша.

– А что же это?

– Это слухи. Хороша лапша, если из-за неё почти все уволились. – Секретарь замолчала и обиженно отвернулась от начальника. – Сами спросили, а теперь ругаетесь.

– А начальник службы безопасности уволился, или не успел?

– Ещё не успел, – обиженно ответила секретарь.

– И на том спасибо.

Рябой встал из-за стола и быстро пошёл к Длинному, который, по словам секретаря, уволиться ещё не успел. В кабинете у Длинного сидели почти все боевики, или, как их теперь называли, сотрудники службы безопасности.

– Совещание проводите? – спросил Рябой Длинного.

– Типа того.

– Вот и отлично. У нас тут проблемы нарисовались.

– У тебя нарисовались, – поправил Длинный.

– Что значит, у тебя? А вы тогда на кой хрен мне нужны?

– Шеф, – обратился к начальнику один из охранников, – мы тут с братвой побазарили и вот что решили: ты нам, по ходу, денег должен. Так вот, пока ты с нами не рассчитаешься, мы соскакиваем.

– Что?! – не поверил своим ушам Рябой.

– А то, что счётчик уже включён. Срок тебе два дня, а дальше, сам знаешь. Это наши бабки и ты должен их вернуть.

– Какие бабки?!

– Как, какие? Ты что нам за погром обещал?

– Да я разве спорю, – стал оправдываться Рябой. – Раз обещал, значит отдам. Только подождать немного надо.

– Вот мы и подождём. Два дня. Вполне достаточно.

Рябой с надеждой посмотрел на Длинного.

– А что ты на меня смотришь? Пацаны правы. Всё по понятиям.

– Но деньги надо отбить. Ты это понимаешь?

– Это твои проблемы и тебе их решать. Никто за здорово живёшь твою участь разделять не будет.

– Ты так говоришь, будто я вас кинул.

– А как ещё? Тебя Царь предупреждал, а ты его взял и выгнал.

– Но ведь я… – начал было Рябой, но Длинный не дал ему договорить.

– Базар окончен. Через два дня бабки должны быть у пацанов.

«Кранты», – подумал про себя Рябой, и был недалёк от истины.

Ему бы распутать запутанный клубок, найти этот пресловутый благотворительный фонд и попробовать вернуть свои деньги. Только как же его найдёшь, если все, словно сговорившись, отвернулись от него? Да и разве вернёшь что за два дня? Срок совершенно нереальный. Рябой вдруг вспомнил, как он сам раздавал такие сроки людям, как сажал их на счётчик, и всего за неделю они должны ему были уже в три раза больше первоначального долга. Его мало тогда волновало, что чувствовала его жертва перед неминуемым крахом. Для него это был только бизнес, который не только не мог, но и не имел права учитывать такие понятия, как жалость, сострадание и великодушие. Таковы были правила. Не он их придумал и не ему их было отменять. Обычно человек вспоминает о жестокости этих правил только тогда, когда сам попадает под колёса этой глухой, слепой и бесчувственной машины, но, увы, когда это случается, уже никто, даже господь Бог, не в состоянии изменить эти правила ввиду глухоты и слепоты последних.