Джулия Тот - Плохой хороший день (сборник)

День был плох, не начавшись, а начавшись, обрел покой. Алина провела рукой по холодным клавишам, улыбнувшись отражению в зеркальности рояля, и, подмигнув одноглазому, несчастно-плохо заштопанному другу, начала играть. Это новое, льющееся переливами, струящееся благодарностью, весной и любовью – Алина посвящала ему, вылечившему от привычки к себе, от привычки творить – по всегдашнему шаблону, называемому ей раньше – стилем, от самогордости и непонимания других, которым, как и ей – нужен воздух, обжигающий свежестью, не дающий возможности забыть его весеннесть.

Хозяин опять ругался: ему, почему-то, совсем не нравилось, что она залезла на пианино. Как он не может понять, что там хорошо – оттуда видно всю комнату, а лежать на больших тетрадках, которые он ставит перед собой, когда нажимает на странные белые и черные кнопки, и пианино издает звуки, от которых она видит только хорошие сны – совсем тепло и приятно… Однажды она тоже попробовала понажимать на эти странные кнопки, походив по ним, но, по причине совсем ей непонятной – звуки получились громкие, и – противно жужжащие во всем ее теле, когда она нажимала на следующую, и, подумав тогда, что, наверное, хозяин не такой сильный, как она, поэтому под его звуки так удобно спать, бросила затею…

Поднявшись на призыв хозяина спрыгнуть вниз, чтобы он не подумал, что она послушалась, а понял – что ей и самой надоело там, наверху, она махнула два раза в воздухе лапкой с выпущенными коготками и спрыгнула вниз..Хозяин что-то еще говорил, но она уже не слушала: было у нее дело поважнее – она вспомнила, что еще не видела себя сегодня в странной штуковине, висящей на стене, в которую можно было увидеть и всю комнату. Штуковина опять заставила ее радостно замурлыкать: она была упитанна, длиная шерсть стояла во все стороны разными цветами, хвост был пушист, вообщем – она была совершенно красива, в отличие от своих уличных подруг, – тощих, с большими головами и ушами, тонкими мышиными хвостами – совершенно непонятного назначения – такими следов не замести.

– Мяу!.. Мяууууу! – услышала она голос хозяина, и, отвернувшись от любимого видения в штуковине, со злостью, в который раз подумала: «одно у подруг моих хорошо в жизни: у них имена, хотя и почти у всех одинаковые, – все – таки хорошие». Подобное возмущение она чувствовала каждый раз, когда ее звали по имени: никак она не могла понять, почему хозяин назвал ее – такую красивую и умную не именем, а мяуканьем, ведь так ее и звали: Мяу.. Расстроившись в очередной раз некрасивости своего имени, она гордо прошла мимо хозяина и улеглась, отвернувшись от него, на огромный пуф, стоящий перед камином.

Закрыв глаза и изображая уставший сон, она грустно размышляла над странностью людей. Сама она не помнила, кто ее выкинул на улицу, и, главное – за что, но слышала много раз, что нашел ее хозяин у себя в саду. Он часто показывал другим людям, набивавшим время от времени его и ее дом и ужасно зачем-то шумевшим, – две странные картинки. На одной была она – как в странной штуковине на стене – красивая, пушистая и очень гордая, на другой было что-то маленькое, на очень длинных худых лапках, и с волосками вместо шерсти. Хозяин говорил, что и это маленькое – она, какой он ее нашел, и что назвал он ее Мяу – потому, что она громко и без перерыва мяукала в саду.

В историю эту она никогда не верила – очень уж странное, длинноногое, маленькое существо было на нее непохоже, да и помнила она свое детство очень хорошо: как прыгала она с разбега на спину хозяина, сидевшего на ступеньках крыльца, и, с удовольствием, впивала маленькие – тогда еще – коготки в его одежду – тогда он, почему-то, на ее игры не злился.. А теперь – стоит выпустить когти или впиться зубами в его одежду или руку – кричит… Странные они – люди..Лениво приоткрыв глаза, она повернула пушистую голову, остужая ее немного от жара камина, оглядела комнату. По правде говоря, хозяев у нее было двое. Вернее, второй была хозяйка. Посмотрев на сидящую на диване женщину, Мяу отвернулась к огню, и, закрыв глаза, продолжила размышления..Хозяйку она не любила совсем… Или почти совсем..Иногда ей самой казалось, что и ее она любит, но – только до тех пор, пока та не начинала сгонять ее со стола или не чистила – уже готовую для нее рыбу – слишком долго, заставляя ее ждать и требовательно мяукать. Единственно– хорошее, за что она могла хозяйку любить – та уговорила хозяина оставить ее спать в доме.

До этого спала Мяу на балконе, где для нее соорудили домик, но он ей не нравился – не было в нем ничего интересного, чем можно было занять себя. Она долго делала вид, что мерзнет и валялась в воде, которую находила после дождя, приходила несчастной и мокрой. Нелюбимая хозяйка жалела ее и все чаще пробовала уговорить хозяина оставлять Мяу спать в доме, – пока тот не сдался. Так она зажила в доме с пианино, жарким камином, странной штуковиной на стене и множеством всего, что можно было погрызть, стащив, погреметь по всему дому, свалить, и, услышав крики, умчаться под кровать и прятаться там долго. Все кошки в округе завидовали ее дому, но, часто не верили, что вещицы, о которых она рассказывала, существуют на свете, а иногда – и вовсе поднимали насмех.

Неожиданно Мяу вспомнила, что и смотреть на себя в странную штуковину на стене научила ее нелюбимая хозяйка, и подумалось ей, что, может быть, – это еще одна причина относиться к женщине получше, не кусать ее так сильно и не царапать, когда та пробует, схватив, убрать с кровати..Странные они – люди… Сами спят на кровати, а ее не оставляют поваляться в ее мягкости и минутки. Ругаются, переносят – если поймают – взяв в охапку, как магазинный кулек – на диван. Мяу поежилась, вспомнив, за что она так не любит хозяйку – на самом деле и зажмурила глаза еще сильнее: никогда ей не понять, почему странная эта женщина думает, что Мяу должна любить, когда ее гладят и начинать мурлыкать, почему так она удивляется, когда на надоедливые поглаживания ее царапают и кусают, ведь сама она, когда Мяу пробует играть с ее волосами лапкой начинает смешно пищать и потом прогоняет ее. Совершенно запутавшись – любит она хозяйку или – больше – не любит, Мяу привстала, потянувшись, размяла лапки, и спинку – выгнув ее полукругом, и, спрыгнув, с теплого пуфа, отправилась к балконной двери. Хозяин тут же вскочил со своего удобного кресла и открыл перед ней тяжелую стеклянную дверь.

Часто, недовольная хозяевами, Мяу думала, что раз так им не нравиться, что она валяется в кровати, прыгает на стол, сидит на пианино и прячет все маленькое и гремящее, что они раскладывают по дому – ушли бы из него сами и оставили ее жить спокойно. Но, каждый раз, когда хозяин подбегал открыть ей дверь, чтобы она вышла на балкон или, наоборот, – вбежала в теплый дом, она решала, что лучше все-таки жить с ними – самой ей не отворить балконную дверь – она пробовала много раз, скребя лапками, но та не поддалась, не засунуть ей самой рыбку в блестящую огромную посудину с водой и не почистить потом. Хозяйка, хоть и чистит рыбу очень медленно и потом не дает ее еще много-много минут, – все-таки кладет ее на смешно звенящие – если их подвигать лапкой – тарелочки, приносит их прямо под нос и Мяу остается только, наконец, начать счастливо урчать и радоваться приятному обеду.