Александр Солин - Неон, она и не он

– Почему вы так считаете?

– Ну, я же вижу по вашему обхождению, что вы мужчина опытный!

– Хм… Другими словами, вы сомневаетесь в том, что я способен на серьезные чувства!

– Нет, это я к тому, что выбор, как я понимаю, у вас был… – упрямо добивалась она ясности.

– Был, но я разборчив. Разве это плохо?

– Нет, нормально. Я тоже разборчива.

– Вот видите! Тогда позвольте мне выразиться по этому поводу коротко и многозначительно: когда мне кто-то хвастается, что был в Англии, я отвечаю, что не был там, зато хорошо говорю по-английски.

– Это вы к чему?

– К тому, что хоть я и не был женат, но имел достаточно возможностей узнать, что это такое.

– Тонко, ничего не скажешь! И что же – вы так и не собираетесь побывать в Англии?

– Вы прекрасно знаете – теперь это зависит только от вас.

Она отвела глаза.

– Заметьте, Наташенька – я никому еще… нет, вру!.. конечно, вру… я это сделал первый раз именно пятнадцать лет назад…

– Что именно?

– Предложение… Я сделал предложение пятнадцать лет назад. Вы вторая женщина в моей жизни, которой я сделал предложение.

– Вы не представляете, как обидно быть второй! – с нескрываемой усмешкой глядела она на него.

Он прищурился, и лицо его неуловимо подобралось.

– Вы знаете, Наташа, честно говоря, я не понимаю двух вещей… Можно спросить?

– Конечно!

– Я не понимаю двух простых вещей: как вам можно изменять и почему вы до сих пор не замужем!

Улыбка сошла с ее лица.

– А вы, оказывается, злой! – покраснела она.

– Неправда! Я как котенок – послушный, игривый и добрый! – парировал он.

Помолчав, она произнесла устало и беспомощно:

– Извините меня, Дима, если я что-то не то спросила…

– Ну, что вы, Наташенька, что вы! – захлопотал он. – Это вы извините меня, ради бога!

Он подался вперед и, опершись локтями на столик, направил руки в ее сторону, словно желая взять ее руки в свои.

– Вот, смотрите, нам уже несут! Вы, наверное, проголодались! Надо было, все-таки, идти в ресторан!

Смазливая официантка, с любопытством поглядывая на них, сгрузила на столик заказ и, опустив поднос, стояла, глядя на Дмитрия, словно желая спросить: «Что-то еще?»

– Спасибо, – вместо него сухо сказала Наташа. Девушка удалилась.

– Вы правы, Дима, я так торопилась к вам, что не успела пообедать! – улыбнулась она, искупая приятной для него выдумкой свою бесцеремонность.

Глаза его округлились, он смутился и покраснел.

– Но Наташенька, но вы же… но я же… но как же так… нет, вы не представляете, как мне неудобно! Но ведь мы могли бы…

– Не беспокойтесь, Дима! Сейчас я перебью аппетит, а дома поужинаю! Мне не привыкать!

– Бедная вы моя! – исказилось его лицо гримасой страдания. – Все, все, молчу! Ешьте!

Она быстро управилась с пирожными, ей не хватило кофе, и он встал и сходил за ним. Отпив до половины, она отодвинула чашку, приложила к губам салфетку и посмотрела на него:

– Так вот, по поводу ваших вопросов. Первый вопрос вам лучше задать моему бывшему мужу, но от себя скажу: да, он мне изменял, хотя и уверял, что любит меня. Но как, скажите, можно любить и изменять одновременно! Нонсенс! Зато я его не любила – это точно! Возможно, он это чувствовал, потому и изменял. На ваш вопрос, почему я не замужем, я вам отвечу так: я тоже, как и вы очень любила одного человека, но он погиб несколько лет назад за месяц до нашей свадьбы. С тех пор для меня существует только работа.

Все это она сказала спокойно и отчетливо, глядя ему прямо в глаза и отмечая, как они наполняются влажным сочувствием. Он долго не мог ничего сказать, но, наконец, произнес:

– Это ужасно, Наташенька, это ужасно! Бедная вы моя! Как бы я хотел вам хоть чем-нибудь помочь!

Она вдруг тряхнула головой:

– Знаете, Дима, мы с вами так просто говорим о любви и прочих серьезных вещах, как будто сто лет знакомы, а ведь на самом деле я ничего о вас не знаю! Расскажите мне о себе то, что сами захотите!

И он принялся излагать благостную версию того, кто он и что он, откуда взялся, где был, что видел, чем занят, когда ничем не занят и что думает, когда не хочется думать, что любит и чего сторонится. О том, как недавно оказался на Петроградской стороне, где жил в детстве. Как прошел мимо своей школы на углу Большой Пушкарской и Олега Кошевого и направился в сторону их бывшего дома мимо полуразрушенной бани, где когда-то вместе с отцом зачищал микрофлору, и где теперь голые тени прежних дней призрачными тазами прикрываются от дождей. Как потом пришел во двор и обнаружил, что многое здесь изменилось и что теперь весь двор, где раньше было чисто и пусто, заставлен машинами. И он бродил между машин, поглядывая на окна их бывшей квартиры на четвертом этаже, а из-под ног с треском взлетали голуби. И как вдруг из-за облака вышло солнце, кому-то улыбнулось широко и щербато, на кого-то взглянуло косо, а на кого-то совсем не взглянуло. Она слушала, отразив лицом его грусть и ей было удивительно хорошо. Внезапно она очнулась и, погасив улыбку, сказала:

– Вы, Дима, очень интересно рассказываете, но мне уже пора…

Вдыхая сырой прохладный воздух и наступая на апельсиновую кожу тротуара, они степенно добрались до ее машины. Там она сказала:

– Спасибо за приятный вечер! Поеду заниматься делами…

– Это вам спасибо, Наташенька! Когда мы снова увидимся?

– Я вам позвоню…

Она подала ему руку в перчатке, и он теперь уже в темноте приложился губами к тонкой коже, ощутив на миг тот же запах – гладкий, черный, сладкий, а после стоял и смотрел, как она осторожно выезжала со двора, а затем быстро исчезла, увозя на черной спине пылающий призыв соблюдать дистанцию…

Дома к ней вышла кошка Катька, присела, окутав себя хвостом, и стала смотреть, как она снимает пальто и сапожки.

– А я себе, Катюша, мужика нового завела… – приветствовала ее, как два с половиной года назад Наташа.

Катька встала, задрала хвост и, подойдя к ней, прошлась гладким боком по ее ноге.

Сегодня пятый день его новой жизни. Снова утро. Как его пережить, чтобы дождаться дня, и как пережить день, чтобы дождаться вечера? Какое тревожно-радостное, ни на что не похожее и, по сути, гибельное чувство владеет им! Ничего подобного за последние пятнадцать лет! Зачем оно? Зачем это ощущение восторга и слез в уголках глаз? Как все было просто с его прежними подружками и как серьезно сейчас! Это похоже на то, как если бы он карабкался по отвесной скале, зная, что выход только один – карабкаться вверх, до вершины. Иначе он сорвется и разобьется. «Не смотри вниз!» – кричат ему снизу люди. «Смотри вверх!» – шелестят крыльями ангелы. Такое вот странное крылатое чувство…

Она позвонила в половине шестого, когда он слонялся по квартире, пытаясь найти место, где радиация нетерпения была бы наименьшей. Позвонила и назначила встречу на том же месте. «И давайте обойдемся сегодня без цветов!» завершила она разговор.