Александр Товбин - Германтов и унижение Палладио
- Название:Германтов и унижение Палладио
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Геликон»39607b9f-f155-11e2-88f2-002590591dd6
- Год:2014
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-93682-974-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Товбин - Германтов и унижение Палладио краткое содержание
Когда ему делалось не по себе, когда беспричинно накатывало отчаяние, он доставал большой конверт со старыми фотографиями, но одну, самую старую, вероятно, первую из запечатлевших его – с неровными краями, с тускло-сереньким, будто бы размазанным пальцем грифельным изображением, – рассматривал с особой пристальностью и, бывало, испытывал необъяснимое облегчение: из тумана проступали пухлый сугроб, накрытый еловой лапой, и он, четырёхлетний, в коротком пальтеце с кушаком, в башлыке, с деревянной лопаткой в руке… Кому взбрело на ум заснять его в военную зиму, в эвакуации?
Пасьянс из многих фото, которые фиксировали изменения облика его с детства до старости, а в мозаичном единстве собирались в почти дописанную картину, он в относительно хронологическом порядке всё чаще на сон грядущий машинально раскладывал на протёртом зелёном сукне письменного стола – безуспешно отыскивал сквозной сюжет жизни; в сомнениях он переводил взгляд с одной фотографии на другую, чтобы перетряхивать калейдоскоп памяти и – возвращаться к началу поисков. Однако бежало все быстрей время, чувства облегчения он уже не испытывал, даже воспоминания о нём, желанном умилительном чувстве, предательски улетучивались, едва взгляд касался матового серенького прямоугольничка, при любых вариациях пасьянса лежавшего с краю, в отправной точке отыскиваемого сюжета, – его словно гипнотизировала страхом нечёткая маленькая фигурка, как если бы в ней, такой далёкой, угнездился вирус фатальной ошибки, которую суждено ему совершить. Да, именно эта смутная фотография, именно она почему-то стала им восприниматься после семидесятилетия своего, как свёрнутая в давнем фотомиге тревожно-информативная шифровка судьбы; сейчас же, перед отлётом в Венецию за последним, как подозревал, озарением он и вовсе предпринимал сумасбродные попытки, болезненно пропуская через себя токи прошлого, вычитывать в допотопном – плывучем и выцветшем – изображении тайный смысл того, что его ожидало в остатке дней.
Германтов и унижение Палладио - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
А Вера безжалостно повторила свой убойный вопрос:
– Снились?
– Снились, недавно, дня три назад, – наконец покорно промямлил Германтов, теряя волю, чувствуя, как подступает тошнота; смятение не помешало ему, однако, обречённо подумать: вот ради чего он приглашён на этот обед с долгими застольными разговорами, вот она, месть, что же ещё?
Вера кинула в кувшин с просекко – желтоватой слабоалкогольной шипучкой – пару кубиков льда.
– Хотите?
Германтов покачал головой.
Она что, готова заблудиться в эфемерных сновидческих дебрях, надеясь всё же понять, почему мы не вместе? И заодно – отомстить за расставание на углу Большого проспекта и Съезжинской?
Край парусинового навеса, задевавший колокольню Сан-Джорджо-Маджоре, выгиб берега, толчея лодок и вапоретто – всё поплыло перед глазами.
Вера сделала несколько жадных глотков.
– Это я Палладио с Веронезе навела на ваш след и снарядила в путь на Петроградскую сторону, в ваш сон, – торжествуя, призналась Вера и будто бы обмякла: огонь в её глазах погас, с чувством освобождения, как если бы ощутила, что, признавшись в своей власти над его снами, сбросила с души камень, она откинулась на спинку плетёного кресла.
«Она их навела на мой след и переправила в мой сон?»
Что новенького – всего-то продолжался загадочно вязкий разговор, начатый по дороге из Милана, в машине? В паузе тишины, заполненной лишь переборами гитары, гудками вапоретто и всплесками, залетавшими под навес, подумал вдруг: не описывал ли давным-давно нечто подобное чудесам Вериных радений, вторгшимся в его сны, Саша Житинский в своём полуфантастичном «Снюсе»?
Чуть колебались огоньки свечей.
Вера пила просекко.
Германтов был подавлен, уже и не знал, о чём можно ещё подумать, да и нужные слова трудно было бы подобрать для новых вопросов.
– ЮМ, и чем же Палладио и Веронезе занимались в пространстве вашего сна? Расскажите…
– Пили-ели на каком-то громоздком антикварном столе, где раскидали свои чертежи и красочные картоны… Не обращая на меня внимания, спорили между собой, потом залезли в мой ноутбук.
Вера, довольная, улыбалась.
– Вы понимали их речь?
– Понимал… Но как вам всё это удалось провернуть?
– Я ведь колдунья.
– А я – подопытный кролик?
Глаза её опять были близко-близко, опять горели; она сошла с ума?
– Почему сон был избран вами для…
– Потому что сон очищает мозг от токсинов и вредных продуктов обмена веществ, – шутила-подкалывала?
– Колдовство не чуждо науке?
– Скорее, иронии.
– Но почему мой сон, именно мой, стал для вас – и, стало быть, для них – таким притягательным?
– Вы о них много думали, мысленно ими и их творческими намерениями манипулировали, возникло поле…
Почему бы и ему не подмешать иронии?
– Но как вы их, титанов Возрождения, оживили, как им задали направление, чтобы из могил, придавленных церковными плитами, доставить по моему адресу, на Ординарную улицу?
– Вы всё сделали сами – непроизвольно создали поле напряжения, непроизвольно проложили коммуникацию, а я лишь их активизировала особым образом. Я, – в японских глазах полыхнул золотой огонь, – не могла не думать о вас, да, – вы, ЮМ, не могли не думать о них, а я о вас.
Что, что всё-таки подталкивало её – любовь или ненависть?
– Но зачем, зачем вы прибегли к этим манипуляциям с моими снами и мной самим? – Ему даже захотелось спросить, чем же он провинился, но он, только что понявший, что отмщение неотвратимо, устыдился своей слабости, лишь повторно спросил упавшим голосом: – И как, как вам это удалось?
– Зачем? Повторю: я много думала о вас все эти годы, вы перевоплотились в мою навязчивую идею, а я – волею обстоятельств и судьбы – в колдунью.
Отпила просекко, опять, но наполнившись будто бы какой-то новой животворной энергией, откинулась на спинку кресла.
– Кое-что я вам попыталась объяснить уже по дороге из Милана в Венецию: когда я получила индивидуальное расписание тура и узнала о вашем намерении посетить виллу Барбаро, я решилась на практический эксперимент. Палладио и Веронезе я не без вашей помощи перенесла в современность, но – исключительно в реальность сна, вашего сна, вернее – полусна, в промежуточное телесно-духовное состояние гипнагогии, вызванное у чувствительных натур вроде вас, ЮМ, внутренним перенапряжением, – состояние, которого бегло и вы касались в своей книге о Джорджоне-Хичкоке, не правда ли? Я же гипнагогией, заселяющей реальность галлюцинациями, всерьёз заинтересовалась, когда открылись у меня спиритические способности довольно редкого, как я догадалась, свойства – проще говоря, колдовство, – усмехнулась. – Колдовские способности, сначала напугав меня саму, затем заставили всё же меня свериться с кое-какой наукой. В подтверждение своих догадок я наткнулась на гипотетическое описание воздействия на мистические субстанции в специальном исследовании достоверных вполне эффектов гипнагогии, сделанном давным-давно, в начале прошлого века, в Вене, на биологическом факультете университета, но, к сожалению, не доведённом до логического конца – исследовательница была ревностной сионисткой, бросив науку, уехала в Палестину.
– Поразительно! – сказал он, чтобы хоть что-то сказать: у него не было сколько-нибудь осмысленных слов, а Вера с него не сводила горящих глаз.
Разве не поразительно? В разреженной тишине, которая вдруг воцарилась в его сознании, возникли тесная квартирка в Иерусалиме и древняя слепая Эсфирь с половником в дрожавшей, худой и слабой, с обвислой кожей руке. Она тогда и там разливала по тарелкам золотистый куриный бульон, а он думал – вот и час волшебства настал, бульон закудахтал: отчётливо зазвучал голос Эсфирь. «Такие психофизические феномены удавалось зафиксировать вполне строго, в этом смысле и опыты спиритов не стоило бы считать заранее чистой фантастикой». Вдруг? – Да, заговорила Вера, «вдруг» может быть сном, трансом, нервным перенапряжением, особым возбуждением или волнением, вызванными образным перенасыщением сознания, но чаще всего такие феномены обретения образами-абстракциями вещно-материального обличья и вторжения их в бытовую реальность сопутствуют гипнагогии, трудноуловимому для воспроизведения и повторения творчески активному состоянию между сном и явью.
Не снится ли ему всё это сейчас – и Эсфирь, разливающая по тарелкам бульон, и горящие Верины глаза, и её слова?
Это – сон или полусон?
– Так они живые или мёртвые внутри вашего эксперимента, перенесённого в мой сон? – спросил Германтов, отдавая себе отчёт в идиотизме вопроса. И опять сам себя переспросил – это сон или галлюцинация?
– Кто – они?
– Палладио и Веронезе?
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: