Александр Товбин - Германтов и унижение Палладио
- Название:Германтов и унижение Палладио
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «Геликон»39607b9f-f155-11e2-88f2-002590591dd6
- Год:2014
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:978-5-93682-974-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Товбин - Германтов и унижение Палладио краткое содержание
Когда ему делалось не по себе, когда беспричинно накатывало отчаяние, он доставал большой конверт со старыми фотографиями, но одну, самую старую, вероятно, первую из запечатлевших его – с неровными краями, с тускло-сереньким, будто бы размазанным пальцем грифельным изображением, – рассматривал с особой пристальностью и, бывало, испытывал необъяснимое облегчение: из тумана проступали пухлый сугроб, накрытый еловой лапой, и он, четырёхлетний, в коротком пальтеце с кушаком, в башлыке, с деревянной лопаткой в руке… Кому взбрело на ум заснять его в военную зиму, в эвакуации?
Пасьянс из многих фото, которые фиксировали изменения облика его с детства до старости, а в мозаичном единстве собирались в почти дописанную картину, он в относительно хронологическом порядке всё чаще на сон грядущий машинально раскладывал на протёртом зелёном сукне письменного стола – безуспешно отыскивал сквозной сюжет жизни; в сомнениях он переводил взгляд с одной фотографии на другую, чтобы перетряхивать калейдоскоп памяти и – возвращаться к началу поисков. Однако бежало все быстрей время, чувства облегчения он уже не испытывал, даже воспоминания о нём, желанном умилительном чувстве, предательски улетучивались, едва взгляд касался матового серенького прямоугольничка, при любых вариациях пасьянса лежавшего с краю, в отправной точке отыскиваемого сюжета, – его словно гипнотизировала страхом нечёткая маленькая фигурка, как если бы в ней, такой далёкой, угнездился вирус фатальной ошибки, которую суждено ему совершить. Да, именно эта смутная фотография, именно она почему-то стала им восприниматься после семидесятилетия своего, как свёрнутая в давнем фотомиге тревожно-информативная шифровка судьбы; сейчас же, перед отлётом в Венецию за последним, как подозревал, озарением он и вовсе предпринимал сумасбродные попытки, болезненно пропуская через себя токи прошлого, вычитывать в допотопном – плывучем и выцветшем – изображении тайный смысл того, что его ожидало в остатке дней.
Германтов и унижение Палладио - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Ну и азартно же сыграл Германтов!
Торжествующе-резким и вдохновенным движением-жестом, как пианист, берущий финальный аккорд, ударил он по последней клавише и, – вновь повернул к ним засиявший экран.
Ура – они ошарашены!
Вот когда утратил монументальность свою Палладио, а Веронезе, казалось, вмиг лишился гордой осанки, он будто бы задохнулся, если можно задохнуться увиденным; вот когда по-настоящему с них, обоих, разных таких, слетели маски.
Палладио (тихо-тихо) . Что это?!
Веронезе (так и не отдышавшись ещё, не распрямившись) . Что это?!
Германтов (с напускным спокойствием) . Город.
Палладио-Веронезе (в один голос) . Город?!
Хитрец Германтов выбрал, слов нет, восхитительную городскую панораму, снятую с птичьего полёта, восхитительную и, уж точно, невиданную, – густо-синяя невская ширь, мосты, золотой купол, шпили.
Палладио (медленно приходя в себя, растерянно) . Город невиданной красоты, – чей это город?
Германтов (с напускной небрежностью) . Святого Петра.
Веронезе (выдохнув наконец) . Трудно не признать, что вы, друг мой, о многих исторических фактах осведомлены, но в очередной раз не заблуждайтесь, город Святого Петра, – Рим.
Германтов. Это новый, северный и молодой Рим, – Святому Петру достало нового вдохновения.
Веронезе (глядя на экран) . Скажите, не в этом ли чудном городе жил поэт, о котором нам так взволнованно рассказывал сегодня старый экскурсовод?
Германтов. В этом.
Веронезе. И почему же он покинул город?
Германтов. Его, неугодного правителям, изгнали.
Веронезе. Как Данте?
Германтов (кивая) . Экскурсовод вам читал стихи?
Веронезе. Непрестанно читал, и тоже взволнованно, но для меня стихи те – чересчур мудрёные, и дантова благозвучия мне не доставало в них.
Палладио. И мне.
Однако Палладио и Веронезе уже вновь вперились глазами в экран, – дивное полноводное зрелище с невским ветром лишало их дара речи, и Германтов, словно убоявшись, что зрелище это каким-то роковым образом силы судьбы могут и у него, с детства владевшего им, отнять, не стал отвлекаться, не стал обращать внимание своих собеседников на Бродского, сидевшего в компании Рейна по другую сторону площади, за столиком Florian, нет, – Германтов, разгоняясь, больше не давал титанам опомниться, он не желал терять времени: только вперёд.
Что тут началось!
Резко поворачивая ноутбук экраном то к себе, то к ним, жаждавшим ничего не упустить в развёртывании фантастичного зрелища, Германтов отправил Палладио и Веронезе на прогулку по Санкт-Петербургу, о, Палладио и Веронезе, как нетерпеливые дети, толкались, сталкивались головами перед экраном, ещё бы, – Германтов был отличным экскурсоводом, он не сбавлял темпа, куда там, пальцы его всё быстрее и азартнее бегали по клавишам, выдёргивая из электронной памяти самые эффектные кадры. Поворачивая ноутбук экраном туда-сюда, он показывал им всё то, что и сам любил: и петровское барокко, и классицизм – в промежутке между двумя россиевскими арками он и им позволил заглянуть в сакральное окно в небо, – и – потом – модерн, чрезмерно их удививший, – как подробно он показывал им модерн! – а в заключение скачкообразной видеопрогулки плавно повёл вдоль Мойки, от истока её у Михайловского замка – к Пряжке… Ошеломлённые, они молчали весь извилистый путь по гранитному берегу с чугунной оградой, и только у арки Новой Голландии Веронезе нашёл в себе силы молвить: как в Риме.
Тут и Палладио неожиданно воскликнул: вы ошиблись, это никак не может меня унизить, никак, напротив, – я испытываю чувство полёта!
– А это? – тут же нашёлся Германтов, поочерёдно отправив на экран унылые фрагментики Купчина и Ульянки…
Веронезе опять задохнулся и отвёл глаза от экрана, а у Палладио лицо почернело, зодчий схватился за голову.
Веронезе (пытаясь всё же порассуждать с самим собой) . Весь ужас в том, что одинаковое повторяется безмерно…
Германтов захотел разрядить обстановку и позволил себе обратиться к Веронезе с шутливым упрёком: Паоло, ваш великий соавтор вполне закономерно впал в прострацию, увидев этакое на экране, но почему же вас смутила множественность упрощённых и одинаковых домов-брусков, вы ведь и сам-то написали на необъятных своих полотнах немало одинаковых, – типовых, как говорят теперь, – блондинок…
Веронезе (шумно выдохнув, с облегчением и весело, так, что озорные морщинки запрыгали вокруг рта) . Разве все блондинки – не одинаковы?
Мило.
Но разрядка-разрядкой, а…
– А не угодно ли вам после справедливого негодования от массовой утилитарщины, ужаснуться утончённой художественностью?
Не дожидаясь реакции на свой вопрос, Германтов уже показывает им Райта, Гауди, Лидваля, но пока всё пристойно, что-то больше нравится, что-то меньше… – Палладио то обмякает, то напрягается, в глазах, – то взволнованный блеск, то удивление, то уныние; и тут-то Германтов выводит на экран скандальный конкурсный проект Мариинского театра, выполненный калифорнийцем-Моосом и названный им композицией из стеклянных мешков с мусором.
– Что это?! – панически, в один голос.
– Театр.
– Какой театр?! – в один голос.
Германтов (невозмутимо, с лёгким зевком) . Оперный.
Палладио (запинаясь, будто бы впал в заикание и теперь с трудом произносил слова) . Петровское барокко, классицизм, и даже, по названию вашему, модерн, и даже, судя по всему, ценимые вами Райт, Гауди, Лидваль, безрассудными, не чтящими ордер, талантами своими новую сделавшие историю, – старательно повторил имена, – по крайней мере мне при вашей помощи понятны, а этот ужас как у вас теперь зовётся?
Германтов. Деконструктивизм.
Веронезе. Что за деконструктивизм?
Германтов. Это стиль, оперирующий образами разрушительных сил.
Веронезе. Образами, – наоборот?
Германтов. Почему же – наоборот?
Веронезе. Приучен я к искусству созидания, мне чужды разрушительные силы.
Германтов. Пусть так, если угодно вам, – антиобразами.
Веронезе. Анти? Впрочем, – опять замахал рукой, – не надо мне ничего объяснять, бесполезно.
Палладио (опять схватился за голову, застонал) . Бедный, бедный Витрувий.
Громкие аплодисменты; наверное, – не оборачиваясь, подумал Германтов, – Гамлет ловко прокалывает шпагой спрятавшегося за ковром Полония.
Веронезе (не без иронии) . Вложите шпагу в ножны, драчливый друг мой, хватает нам уколов! Но с высоты своего положения, вы, властелин веков прошедших, ответьте мне, – не вдаваясь в объяснения, ответьте, – правда ли то, что только что вы нам показали, или кошмарный вымысел этой чудодейной машины? – постучал пальцем по крышке компьютера.
Германтов (как бы заранее извиняясь) . Правда.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: