Олег Мухин - Человек: 3. Автор

Но он руками-ногами упирается. Не слышит меня и слышать не желает. Ротиком тонкогубым пришепётывает; мол, если я просьбу его выполню, то он мне долю львиную отвалит, бессмертным сделает, половину земного шара во владение отдаст. Любую, на выбор. Хошь северную, хошь южную. Хошь восточную, хошь западную. Ну что ты с ним делать будешь? Не понимает ни фига. Накатил я от расстройства стопарик «немироффки», закусил салом копчёным, тонко нарезанным, да хлебушком бородинским, стал думать, как мне с ним дальше вести-то себя.

И туточки в беседку Кешка ввалился. С морщинистым лбом, с чёрными кругами вокруг глаз, весь в пятнах, нечёсаный, слюнявый. Обнюхал он моего собеседника и рядом прилёг.

– Что за порода? – спросил Директор.

– Сенбернар, – отозвался Денис. – Швейцарская. Славится тем, что умеет спасать путников из-под снежных лавин.

Директор от этой фразы как-то неприятно дёрнулся.

– Не укусит?

– Да лень ему. Не залаял Иннокентий на тебя, значит, обленился вконец.

– Я тоже собак люблю, – сказал Директор. – Сука?

– Кобель.

– А у меня лабрадор, сука. Суки, они верные. Это кобели предают.

– А у меня как раз противоположная ситуация, – сказал Денис. – Сука не верная оказалась.

Директор (я по глазам его прочёл) намёк, разумеется, понял, но никак, гад, не прокомментировал, а опять пустился разглагольствовать. Насчёт того, что народ не готов ещё к свободе, что людей в строгости держать надобно, что всё делать постепенно нужно, что «золотой век», безусловно, наступит, но не сразу. Что одноимённая партия – это его детище. И что он, так же, как и я, человечеству добра желает.

Я тогда решил зайти с другого конца. Решил развернуть ему мозги на сто восемьдесят градусов. Дурья твоя башка, говорю, как ты не понимаешь. Ну если бы я был связан с пришельцами, разве они меня подставили бы под удар? Разве не защитили бы? Разве нормально для человека, с ними вступившего в контакт, постоянно прятаться от журналистов и со страху водку пить, вместо того, чтобы безбоязненно расхаживать у всех на виду, зная, что инопланетяне его охраняют?

Он подумал минуту-другую, а потом и говорит. Либо ты, говорит, суперпрофессионал и очень ловко прикидываешься простачком, либо ты действительно ничего не знаешь. Но я, говорит, всё же к первому варианту склоняюсь. Я, говорит, давно в разведке работаю, много чему научился, много кого повидал. Но чтобы до такой степени засекреченный агент был, с таким не сталкивался. Я, говорит, сейчас уйду, мне улетать, говорит, пора, а ты тут всё хорошенько обдумай, обмозгуй моё предложение и прими единственно правильное решение. А как примешь, со мной свяжешься. Через охранников. Я, говорит, к тебе завтра охранников приставлю. Тебя, между прочим, по моим сведениям, как минимум тридцать богатейших семей мира намереваются укокошить.

А напоследок он мне мозги на сто восемьдесят градусов развернул. Говорит, скажу тебе вот что. Когда ты у меня был, помнишь? (ну как не помнить!), мне звонок телефонный поступил (ага!) и ты знаешь, кто мне тогда позвонил? кто за тебя словечко молвил? (и кто же?), догадаешься с одного раза? (кто?!!!). И ещё тебе скажу на прощанье. Не расстраивайся ты из-за бабы, мы, мол, тебе другую подыщем, и заканчивай с алкоголем. Надо на сцену общественную тебе выходить, а для этого репутация требуется кристально чистая.

И после этих слов растворился во мраке. На дворе ведь уже совсем темень была – мошки вокруг фонаря вились. А Кешка, как он отчалил, заскулил почему-то и завыл даже.

Таблетку евонную я потом проглотил всё-таки. Хорошая таблетка оказалась. Вмиг протрезвел.

Джул Фурмановски:Почему вы нарушили обет молчания?

Дэн Меркурий:Пришло время поговорить.

Фурмановски:А почему решили дать интервью именно мне?

Меркурий:Ну, во-первых, потому что мне понравилось, как вы сыграли саму себя в фильме «Сетка», а, во-вторых, поскольку очень надеюсь, что вы не будете задавать мне вопросов типа «Зачем вы всё это сделали?», так как я не имею никакого отношения к реальному воплощению в жизнь ни «сетки», ни «ангаров».

Фурмановски:Но кто-то же имеет к этому отношение? Как вы считаете, кто?

Меркурий:Думаю, тут особой разницы нет. Пришельцы к этому причастны или бог. Выберите того, кто вам больше нравится. Того, в кого вы верите.

Фурмановски:Ладно, я поняла. Но как быть с тем обстоятельством, что вы два раза подряд угадали события, которые реально произошли?

Меркурий:Мне и самому это удивительно. Выходит, я обладаю особым даром. Откуда он взялся, понятия не имею. Я уподобился человеку, два раза подряд выигравшему в лотерею миллион долларов. Между прочим, истории известны подобные случаи. Поэтому ничего из ряда вон выходящего тут нет… Знаете, к описанию катастрофы «Титаника» очень близко подошёл некто Герхард Гауптман, однако Морган Робертсон оказался более точным, и поэтому именно его имя стало навеки связано с этой трагедией.

Фурмановски:Вам не страшно от того, что написанное вами осуществилось?

Меркурий:Отчасти да, поскольку, когда я сочинял романы, я не рассчитывал, что происходящее в них станет реальностью. Тем не менее, мои произведения это воплощение моих мыслей, а не чьих либо ещё. И то, что сейчас происходит в действительности, я одобряю.

Фурмановски:Вы одобряете появление «ангаров»?

Меркурий:Да. Фактически перед вами, если хотите, сидит адвокат бога, адвокат пришельцев. Прошу любить и жаловать. Не думал, что мне придётся им быть. Но ничего не поделаешь… Что хочу сказать? Сочиняя «Безумный мир-2», я отталкивался от китайцев. От их товаров. Точнее говоря, от производимых китайцами дешёвых товаров. Я попытался представить, что могло бы быть дальше, экстраполировал ситуацию. Если китайцы, подумал я, будут изготавливать всё более качественную и всё более дешёвую продукцию, за счет правильной организации производства, за счет модернизации оборудования, за счёт роботизации процессов и так далее, то в итоге именно они приведут мир к изобилию.

Фурмановски:То есть китайские коммунисты и так бы построили на земле коммунизм?

Меркурий:Думаю, да. Просто пришельцы или бог – кто из них, выберите сами – ускорили этот процесс. Кстати, относительно коммунизма. В это понятие заложена идея о труде, как наслаждении, а не как обязанности, труд, согласно коммунистическому учению, превращается из тяжёлого бремени в жизненную потребность – самореализацию, уничтожаются классовые различия и отмирает государство, вместо управления людьми будет происходить управление производственными циклами, постепенно исчезают религия и деньги, люди становятся хозяевами природы, человечество обретает свободу.