Яна Розова - Юбилей смерти

Дверь, легонько толкнувшись о створку, приоткрылась.

– Мам, он запереться забыл?

– Или это ловушка, – тоном киношного агента ФБР предположила мама.

Она медленно толкнула ручку и шагнула внутрь, я – за ней.

Из комнаты доносился какой-то шорох. Мы заглянули внутрь, после чего мама отодвинула меня назад и в сторону. Я не возражала – того, что успела заметить оказалось предостаточно: мой папа, скорчившись, лежал на полу, а возле его живота краснела лужица. Кажется, из живота торчал нож, но я не успела толком разглядеть. Папа слабо стонал, выглядел умирающим.

Во мне проснулась жалость, я даже почувствовала в себе какое-то доброе чувство к нему, остатки детской любви. А в памяти пронеслись те недолгие моменты, когда мы с ним ладили – гуляли в парке, он брал меня на руки. Хотелось, чтобы он выжил, пусть уж лучше живет – какой есть.

Мама вошла, склонилась над папой, тронула его щеку. Он чуть шевельнулся, медленно открыл глаза.

– Селена, – не оборачиваясь сказала мама, – вызывай «Скорую», так и скажи, что у нас тяжелораненный!

Я стала звонить, не отрывая глаз от своих родителей. Мама спросила:

– Кто это сделал?

– Я… должен… признаться во всем, Женя.

– Потом признаешься, это все неважно! Кто тебя хотел убить?

Теперь папа шевелил губами совершенно беззвучно. И затих.

– Черт побери! Селена, он потерял сознание!

«Скорая» прибыла через полчаса, врач в мятом халате наскоро осмотрел отца, брякнул: «Кома». Вызвал полицию и велел нам никуда не уходить до ее приезда. Мы и сами знали, что без полиции не обойтись, поэтому мама позвонила человеку-шкафу.

Доктор и сестра погрузили отца на носилки, понесли к выходу. Тут я увидела нож, торчащий из папиного живота. Обычный, кухонный.

Ужасно.

Игорь Пантелеевич приехал за минуту до дежурной группы, но уже после отъезда «Скорой». Обнял нас обеих разом.

– Ева, ты ничего здесь не трогала?

– Нет! Я же помню, что этого нельзя.

– А ты?

В ответ я смогла только помотать головой.

Янов оставил нас на диване, сам открыл шкаф и громко, с чувством глубокого удовлетворения, сообщил:

– Рыбья кожа!

Обернувшись, я увидела в его руке папин любимый ремень.

– А я думала, что он из змеи, – сказала я, так и не сообразив, чем так вдохновился Пантелеич.

Он достал из кармана прозрачный пакет и аккуратно поместил в него пояс. Не взял руками, свернул и положил в пакет, а именно поместил внутрь. Потом я вспомнила, что так делали в детективах полицейские – чтобы не оставлять собственных отпечатков. Сначала это меня обеспокоило, но потом вылетело из головы.

Приехала полиция. Нас долго допрашивал неприятный капитан Хвостов с тускловатыми, сонными, как у крокодила, глазами. Когда он отвязался, мы с мамой ушли. А Янов остался.

Мы сразу поехали в больницу к папе, просидели там до вечера – пока нас не выпер дежурный врач. Папа оставался в коме, а что будет дальше, доктора не знали.

Когда приехал Янов, мы ужинали. Мама включила телевизор, нашла культурный канал. Мы посматривали на экран, словно бы следили за ходом мысли толстого квантового ученого, но на самом деле кванты и кошка Шредингера интересовали нас очень мало.

Янов, как хороший мальчик, вымыл руки и сел к столу. Мама поставила перед ним тарелку, он принялся есть. Над столом зависло молчание.

Съев половину котлеты, Янов поднял взгляд на маму.

– Ты часто бывала у Вэла?

– Сегодня – в первый раз.

– Свидетели видели тебя днем возле подъезда и у дома. Твои волосы, твои очки.

– Ошибочка вышла, – улыбнулась мама.

Я подсказала:

– Днем мы у меня дома были.

– Нет, Селена, – возразила мама, – я у тебя была в четыре дня, а Вэла ранили раньше. Так сказал Хвостов, а ему об этом сообщил эксперт – он узнал это по тому, насколько подсохла лужица крови. Удивительно, что могут знать эти люди…

– Похожую на тебя женщину видели в два часа тридцать минут и в три часа, – отчеканил Янов, – сначала она входила в квартиру Вэла, а потом – выходила. Будет опознание.

Мама пожала плечами – будет, так будет.

– А где жена Вэла, вы не в курсе? – спросил Пантелеич, снова принимаясь за котлету.

– Не знаем, – сказала мама. – Мы вообще не уверены в ее существовании.

– Кстати, Селена, это с номера Корды звонили тебе с угрозами, – сообщил Янов. – А на анонимке – отпечаток Вэла.

– Надо же, – сказала мама. – А ведь ты сразу на него подумал!

– Да, я должен был прижать его раньше. Натупил по полной.

– А я тебя отговаривала – считала Вэла безобидным дураком. Слава богу, что анонимки писал именно он! Значит, кроме Вэла у меня нет врагов.

Вздохнув, Янов спросил меня:

– О Диме нет новостей?

– Нет.

Мы снова замолчали.

Ева оказалась в ИВС уже на следующее утро.

Игорь не ожидал, что это может случиться так скоро, но вот, случилось.

О подробностях он узнал от самой Евы – несколько позже.

Сначала ее вызвали на допрос. Хвостов сам позвонил, не поленился. Первым делом Хвостов спросил – трогала ли Ева орудие убийства. Она ответила нет. После этого эксперт снял Евины пальчики и – как это может быть? – они совпали с отпечатками на ноже. Кроме отпечатков Евы на рукояти нашлись и отпечатки самого Корды, который мог схватиться за рукоять после ранения или всадить себе нож собственноручно. По положению пальцев можно было бы понять, кто нанес удар жертве, но на этот счет эксперты не дали заключения.

Наличие отпечатков Евы Игорь мог объяснить только так: убийца или сам Корда принес нож, который Ева брала в руки в другом месте. Но как можно ударить человека ножом, не смазав чужие отпечатки, оставалось загадкой.

Вспомнить, где Ева могла прикасаться к ножу, она не смогла. Игорь видел несколько ножей из одного комплекта с деревянными ручками в ее квартире на проспекте, но орудия преступления среди них не было. Этот был пятнадцатисантиметровый, с пластиковой черной рукоятью – обычная китайская штамповка, таких везде полно.

Ева вспомнила, что нарезала бутерброды в гостях у подруги Машки, но у Машки все ножи керамические, очень модные, привезенные сыном из Германии. Ну, а больше Ева нигде не готовила.

Пока эксперт сличал отпечатки, Еву показали трем пожилым дамам, тем самым свидетельницам, что видели днем возле квартиры Вэла стриженную высокую женщину. Едва увидев Еву, дамы сообщили, что «конечно же, это она!».

Удовлетворенный Хвостов составил протокол задержания и отправил Еву в обезьянник. Он «забыл» предоставить ей встречу с защитником, чем и вызвал на свою голову неприятности. Рассчитывая на нечто подобное, Янов попросил о помощи Гжелкина, к счастью, как раз находившегося по делам в Гродине. Гога прилетел, как на метле.