Александр Рыжов - Мобберы

Разглагольствования с самим собой пришлось прервать, ибо Хрофт уже очнулся, сел и посмотрел на нижнюю половину своего гардероба. Брюки, обуглившись, превратились в бриджи, на которых, как проталины, чернели прожжённые отверстия.

– А что, конструктивно! – мстительно оценил Джим. – Портки со встроенным кондиционером.

Больше из одёжи на Хрофте не осталось ничего: так он и сидел, оголённый по пояс, как на приёме у терапевта. Местами кожа была покрыта сажей, местами покраснела.

– Могу «Шанелью» протереть, – предложила Рита. – Антисептик, да и копоть отмоет. Извазюкался, как поросёнок…

Джим пообещал себе, что в следующий раз сам полезет хоть в горнило, хоть в доменную печь, лишь бы эти слова достались ему. Хрофт, впрочем, отнёсся к ним с безразличием:

– Ожоги первой-второй степени. Волдыри вскочат – всего-то делов. А копоть… Кого мне тут совеститься?

Поддерживаемый Ритой, он поднялся – ни дать ни взять Брюс Уиллис после разборки, только в парике и без накладных бицепсов. Отсветы пламени озаряли зал. Джим ожидал увидеть ещё какую-нибудь личину, вырастающую из стены, но увидел нечто более интересное. В углах зала стояли отлитые из металла фигуры древнеримских легионеров в натуральную величину. Каждый легионер был вооружён по-разному: один держал над плечом копьё, другой целился перед собой из арбалета, третий натягивал лук, четвёртый замахивался пращой с вложенным в неё камнем.

– Зрю дверь, – сказал Хрофт. – Здесь вроде всё просто. – И, цокнув языком, оговорился: – Не накликать бы!

Пока Рита и Джим осматривали легионеров, он подошёл к двери. На ней было четыре засова. Хрофт взялся за один, потянул. Засов легко выскочил из пробоя, и… Хрофта спасла лишь выработанная в игрушках реакция: аки челобитчик, он упал к порогу, и копьё, брошенное кукольным римлянином, ударилось в дверь. Удар был сильнейшим, копьё оставило на бронзовой обивке глубокую вмятину и, отскочив, хватило Хрофта по шее.

– Вот это да! – воскликнула Рита, которой копьё, пролетая мимо, едва не оторвало серьгу. – Бесплатное шапито…

Хрофт привстал, дотянулся рукой до следующего, второго снизу, засова, выдернул его и снова рухнул к порогу. Металлический Робин Гуд пустил стрелу над самой его головой – впритирку!

– Понял! – выкрикнул Джим. – Каждый засов связан тягами с легионером. Ты выдёргиваешь задвижку – механика освобождает стопор…

– Тоже мне бином Ньютона! – Хрофт полежал на полу, точно остужаясь, и потянулся к третьей задвижке, которая была ещё на полпяди выше.

– Может, не надо? – Рита своими глазами видела, как двадцативековой манекен спускал тетиву, и ей показалось, что на его застывшем лице проскочила жутковатая улыбочка.

– Надо! Иначе не выйдем. Тут у них всё как в партитуре расписано.

Рита только собиралась подивиться, откуда Хрофт знает слово «партитура», как он уже рванул засов и насилу сумел увернуться от выстрела, сделанного арбалетчиком. Четвёртый засов был выше всех остальных. Чтобы достать до него, Хрофту нужно было подняться в полный рост. Легионер с пращой выжидательно смотрел на смертника.

Вдруг Джим вспомнил о своём намерении показать Рите, кто здесь настоящий герой. Хрофт опять заткнул его за пояс! Проморгать такую возможность… Но ведь четвёртый засов не отодвинут! Джим наметил цель и, вырвавшись из-за Ритиной спины, кинулся к двери. Столкнувшись с Хрофтом, первым вцепился в засов, дёрнул…

Хрофт, ругаясь во всю ивановскую, схватил незадачливого помощника поперёк торса и приёмом из арсенала дзюдоистов зашвырнул в угол, под ноги уже отстрелявшемуся арбалетчику. Сам же совершил каскадёрский трюк и покатился в противоположный угол, к стопам копьеметателя. Старался не напрасно: пущенный из пращи каменюка угодил как раз в порог – туда, куда Хрофт обычно падал после очередного раунда борьбы с засовами.

– Куда лезешь! – взлаял он. – Если нужна трепанация, я и так устрою!

Джим, физически ушибленный и морально раздавленный, лежал у пят истуканствовавшего легионера и молчал. О чём было говорить? Хотелось глотнуть стрихнина и упокоиться с миром. В глазах Риты он погиб – причём отнюдь не смертью храбрых.

– Ладно, вставай, – сказал Хрофт и в довесок снова потряс Риту изяществом речи: – Тут тебе не будуар.

А Рита будто и не замечала плачевного положения своего воздыхателя. Она смотрела на дверь, которая от попадания камня стронулась с места и приоткрыла вход в новый зал.

– Туда!

Хрофт не пустил её вперед – прошёл сам. Джим вынужден был подняться и на полусогнутых пойти за ними. Хотя всё-таки он предпочёл бы стрихнин.

Зал, в котором ещё горячо было от потухшего пожара, остался далеко. Они шли, не видя дороги. Уже не туннель, а узкая шахтёнка с низким сводом вела их вперёд. Свод подпирали сваи, выграненные из какого-то непрочного материала наподобие песчаника. Рита впотьмах натыкалась на них и всякий раз вздрагивала, опасаясь, что раздастся хруст и шахта завалится.

– Кроты её, что ли, прокладывали? – запыхтел Хрофт, когда шахта сузилась настолько, что передвигаться по ней можно было лишь ползком. – Вот упрёмся сейчас в завал – и кирдык.

Джим, слегка отошедший от своих переживаний, полз последним и, то и дело подцепляя съезжавшие очки, излагал собственную точку зрения на происходящее:

– Чтобы стать масоном, требовалось пройти ряд испытаний. Обычно посвящаемому завязывали глаза и вели кружным маршрутом к главному залу. По пути его могли ударить, уколоть кинжалом, обжечь – всё это делалось, чтобы проверить стойкость духа.

– Если я правильно помню, – сказала Рита, выволакивая ладони и колени из жирной земли, – у масонов была числовая символика…

– Да. Цифре «два» соответствовали две полярные противоположности, мужское и женское начала, а в некоторых интерпретациях – оппозиция Восток – Запад. Тройке – три масонские степени: ученик, брат и мастер. Четвёрка – Число Храма, четыре стадии очищения. Если нас ведут сейчас путём посвящения в масоны, то эти четыре стадии мы уже прошли. На первой нас очистили водой, на второй – воздухом, на третьей – огнём, на четвёртой – оружием: стрелами, копьём и камнем.

– Чище мы не стали… После такой дезинфекции и пемзой не ототрёшься.

– Это же образно! Цифра «пять» – Число Брата или Число Товарища. Думаю, что в пятом зале наши мытарства закончатся.

– Конец концу рознь, – афористично изрёк Хрофт и вытолкнул своё лоснившееся от пота тело из шахты-шланга. – Опаньки! Вот он и пятый!

Они снова могли распрямиться. Больше того – глаза их опять увидели свет. Странный, холодно-неоновый, но при этом неяркий, он исходил прямо от стен зала, словно они были покрыты фосфоресцирующим составом.