Елена Сазанович - Тенета для безголосых птиц

– Такое ощущение, Юрка, что я делаю тебе предложение, а ты не знаешь, как отказать, чтобы не обидеть.

– Ну что ты! Что ты! – Этот лысый стареющий ловелас забарахтал толстыми руками, так и не зная, как выбраться из этого водоворота щекотливых объяснений. И хотя подобных ситуаций у него в жизни было навалом, Лада являлась особым случаем.

– Что ты, Лада! Мне так польстило твое признание. Честное слово! Если бы я знал!.. Если бы только посмел догадываться! – Юрка уже явно перебирал.

– Перестань! Прекрати сейчас же! – голос Лады дрогнул на последней ноте. Она вскочила с места и, нарушив трезвые правила игры, схватила с покосившегося буфета бутылку пива и с жадностью сделала несколько больших глотков. – Если бы ты знал… И что? Что было бы, если бы ты знал! Не считай меня дурочкой. Хотя, если бы ты меня таковой считал, у меня было бы гораздо больше шансов. Но я, к сожалению, далеко не дурочка.

– Конечно, не дурочка, – промямлил Юрка. Он понятия не имел, что любовь, за которой он всю жизнь гонялся, так жестоко ему отомстит. Настигнув в самой критической ситуации, когда вовсе не до любви. – Конечно, не дурочка, Лада.

– Прекрати издеваться! – Лада не владела собой, с жадностью поглощая пиво и периодически всхлипывая. – Ты же всю жизнь на меня плевал! Какие-то пустые, глупые, развратные девицы вертелись возле тебя! И в жены ты выбрал не лучше!

– Конечно, не лучше, – эхом повторил Юрка, готовый даже предать свою жену, лишь бы его оставили в покое. – Ты, конечно же, лучше всех, Лада. А твои произведения… Это и впрямь большая литература. Философия в дымке сюрреалистичной реальности… Да мне с тобой и тягаться не под силу с моими жалкими детективишками под чужим именем. Честное слово, я тебя не достоин.

Юрка как мог умасливал Ладу, давил на ее тщеславие. Но при этом совершал одну ошибку за другой.

– Да плевать я хотела на большую литературу! Плевать! На философии и сюрреализмы вместе взятые! Я просто хотела замуж! Я хотела любви! Любимого человека! Нормальной семьи! Неужели вы думаете, я бы стала заниматься всей этой чушью, если бы у меня была настоящая любовь. И какой к черту сюрреализм, если бы я знала реальность настоящей, стоящей жизни! – Лада глотнула последние пивные капли и со злостью швырнула бутылку в угол. Она звонко шлепнулась о кирпичную стену и вдребезги разбилась.

Юрка Раскрутин пробрался сквозь руины к Ладе и приобнял ее.

– Прости, Владик, я не хотел. И впрямь какая-то дурацкая игра.

Но нельзя было не признать, что и эта дурацкая игра, и этот взрывной монолог пошли Ладе на пользу. Она даже похорошела.

– Ну ладно, – я поднялся с места и машинально отряхнул брюки. – Больше не имеет смысла продолжать эту забаву. Я последний в очереди. И последний вопрос за тобой, Варя. И я на него с готовностью отвечу.

– Пусть кто-нибудь другой его задаст. Я не знаю, что спрашивать, – я не видел лица Вари, но понимал, что ей ужасно неловко.

– За это время можно было и придумать. Прошло уже несколько часов, как начались эти пытки.

– Или несколько лет? – Варя тоже поднялась. И положила руку на мое плечо. И слегка его пожала.

Я резко освободился.

– Ну же, я тебя слушаю, Варя.

– Скажи, если бы тебе представилась возможность прямо сейчас изменить свою жизнь, поменять свой дом, свою жену, свою профессию… Ты бы сделал это?

– Нет Варя, – не раздумывая ответил я. – Я бы этого не сделал. Потому что меня устраивает все. И моя жизнь, и моя жена, и мой дом, и моя профессия.

Варя вновь уселась на мой пиджак.

– Что ж, ты единственный, кто в этой игре сказал «нет». И единственный, кому удалось обмануть правду.

– Если тебе так удобно думать… Если тебе легче так думать, пусть будет так. Ты же хотела другой правды.

– Конечно, другой, – встрепенулась Лада. – Ей нужно вновь и вновь убеждаться в своей неотразимости. Ей нужно, Монахов, чтобы ты сейчас же отшвырнул все, что строил годами, и бросился к ее ногам. Она ждет именно этого…

И все же Варя оказалась права. Я солгал в этой игре. И мне одному ложь сошла с рук. А возможно, все просто устали от правды и от этих разборок. Лада же готова была принять любую ложь, лишь бы она была против Вари.

Игра, от которой остался лишь неприятный осадок, завершилась. В ней не было победителей. Каждый из нас обнажил самые неприятные (или даже – неприличные) частички своей души. Даже я, когда лукавил, именно своим враньем подписался под тем, насколько пуста и ничтожна моя жизнь. Хотя с этим я давно примирился.

Когда наступило утро, мы узнали всего лишь по часам. Стрелки которых показали именно на утро. Хотя мы по-прежнему находились в молчаливой, сырой, разваленной и угнетающей ночи. Более того, сверху мы уже не слышали никакого шума. И это означало дурной знак.

– Похоже, что реальность оказалась печальней, чем мы думали, – подвел ночные итоги Дроздов. – И мы обязаны с нею смириться. Вадька, безусловно, погиб. Поскольку он единственный знал, что мы в подвале, и нас никто и не собирался откапывать.

Неприятный холодок прошелестел по подземелью. Мы были брошены и убиты. Мы были мертвецами. И только мы на этой земле знали, что еще живы.

– А где-то наверху, где-то над нами уже утро, – заговорил белым стихом Раскрутин. – Птички щебечут, заря по полям гуляет, осенние цветы просыпаются…

Раскрутин был плохим поэтом, поэтому скромно перешел к прозе.

– А моя жена уже готовит завтрак. Интересно, что сегодня у нас? Бутерброд с ветчиной или яичница с сыром…

– Прекрати! Замолчи! – Лада ходила большими солдатскими шагами взад вперед, спотыкаясь о завалы. В темноте она напоминала худого изможденного зверя, загнанного в клетку. – Как ты можешь! Как ты смеешь! Мы в западне! И нам никогда отсюда не выбраться!

Лада резко остановилась и уткнулась лбом в холодную стену. И опять заплакала.

– Ну же, Лада, не нужно, мы что-нибудь обязательно придумаем, – попытался я утешить ее. – Вот увидишь. Так не бывает, чтобы ничего нельзя было сделать.

Лада лихорадочно, словно в полубреду, ощупывала стену. Била по ней ногами, периодически взывая о помощи.

– Ну конечно, ну как же, так не бывает… Чтобы не было выхода, – Лада в очередной раз со злостью треснула ботинком по непробиваемой стене. По сторонам с треском разлетелись кирпичные осколки и громко ударились о пол. – О, Боже! Юрка, Юрка, скорее же! Зажги фонарик!

Лада резко схватила меня за руку и приложила ее к стене, за которой я нащупал холодный металл. И тут же вспыхнул фонарный огонь в руках Юрки. И осветил часть узкого металла. Мы стали быстро отбивать кирпичи, освобождая металлическую дверь.

– Ребята! – ликовала Лада. – Мы спасены! Это дверь! Она нас выведет на волю! На свободу!

Мы столпились напротив узкой двери, на которой висел большой амбарный замок.