Елена Сазанович - Циркачка (киносценарий)

МАМА: Мы все делаем, чтобы четко разграничить и цирк, и жизнь. Даже в интерьере. Но, увы, безуспешно. Цирк у нее в голове.

ПАГАНИНИ: Цирк в голове у многих, даже если они в нем не были ни разу. Но смею вас заверить, я против цирка!

Родители понимающе переглянулись.

Он проводил родителей до двери, время от времени, кланяясь и интеллигентно улыбаясь.

Он бежал по длинному коридору, и заглядывал в каждую комнату. Капу нашел в крайней из четырех комнат. И ворвался туда, как вихрь.

Комната богата по старинке. Антикварная мебель, хрусталь, персидские ковры. Разве что не совсем вписывались в интерьер множество цветов на подоконнике, на шкафу и на полу. А так же – огромный аквариум с рыбками. А у балкона – клетка с белыми мышками.

Не вписывалась в изысканный интерьер и КАПА. Лохматая, в рваных джинсах и вытянутой простой майке, она невозмутимо сидела на плюшевом диване по-турецки. И лениво потягивала из длинного бокала шампанское.

ПАГАНИНИ выхватил бокал из ее рук. Залпом выпил. И огляделся.

КАПА (хитро сощурив глазки): Хочешь ананас?

ПАГАНИНИ (взбешенно): Зачем, ну скажи, зачем ты мне наврала три короба?!

КАПА (невинно хлопая выгоревшими ресничками): Разве?

ПАГАНИНИ: Нет! Конечно, нет! Я уже поверил, что твоя мама после выпитой четвертой бутылки чернил посещает филармонию в шикарном наряде. А папа в перерывах между отсидками наряжается во фрак и бабочку. Только вот что-то не видать ползающих голодных детей. Где ты их прячешь, КАПА? (он заглянул под диван). Или ты их сдала бабушке, любительнице шоколада?

КАПА вздохнула.

КАПА: Я же одна, ПАГАНИНИ. У меня нет ни сестер, ни братьев. Ни друзей, ни даже бабушки, ни…

ПАГАНИНИ (грубо перебивая): Ах, ты, моя бедненькая! Я сейчас разрыдаюсь от жалости. Тяжелое детство. Ни с кем не приходилось делиться ананасами. Приходилось уплетать все самой. Ну, как тебя не пожалеть, бедолажка?

Он размашистым шагом направился к выходу.

Но КАПА опередила его и загородила собой дверь.

КАПА: Ну, ты что, с ума сошел, ПАГАНИНИ? Ты что, шуток не понимаешь? А? Я же просто хотела узнать, какой ты. Ты, теперь я вижу… Ты – добрый. Сердце у тебя нежное. Ну, наверно, почти как у Шопена.

ПАГАНИНИ (скривившись в усмешке): Да уж, твой папа был прав.

КАПА (притворно испуганно): А мама?

ПАГАНИНИ: И мама тоже. Ты перепутала цирк с жизнью.

КАПА: Путают те, кто видит разницу. Я ее не вижу.

ПАГАНИНИ: Вот именно! Не ви-дишь! А пора бы! Пора бы понять, что у людей должна быть работа и должен быть дом!

КАПА: Ты рассуждаешь, словно девяностолетний старик. Хотя в цирке девяностолетние старики совсем другие.

ПАГАНИНИ: Я рассуждаю, как человек! И учитель, и врач, и священник, да, даже священник, всегда возвращаются домой!

КАПА: Ты хочешь сказать, что после работы врач перестает думать о пациентах, учитель не пытается вставить нравоучительное слово, а священник начинает лгать?

ПАГАНИНИ: Боже, как ты все переворачиваешь! Я хочу сказать, что всему есть граница! Нет, вернее, у всего есть граница!

КАПА: Но только не между жизнью и цирком. Хотя… Безусловно, цирк, во многом честнее. Там врут и не скрывают этого. В жизни… То же самое. Одно вранье. Но никто об это никогда не заявит вслух. Увы…

ПАГАНИНИ: Увы, КАПА. Пусть так, но я люблю все таки жизнь, а не фарс. Даже если в ней иногда лгут.

КАПА: Тайно, лгут, ПАГАНИНИ. И в музыке лгут.

ПАГАНИНИ: Моя музыка – это правда. И моя работа.

КАПА: А вот это жаль. Не считаю искусство работой. И не считаю, что искусство правдиво.

ПАГАНИНИ: Значит, у нас с тобой разные счеты. И поэтому не попадайся мне больше на глаза, чертовка!

Он громко хлопнул дверью перед ее носом.

КАПА осталась стоять перед дверью. И неожиданно громко расхохоталась.

Цирковой акробатический номер. Воздушные акробаты – мужчина и женщина – исполняют гимнастический танец на горизонтальном канате с огромным надувным сердцем.

Эта же музыка уже звучит в комнате ПАГАНИНИ. Он играет. Телефонная трубка лежит на рояле.

КАПА у себя дома, в постели, лежа на кровати, прижимает трубку к уху. Она слушает музыку. Музыка затихает.

КАПА (вздыхая): Здорово! Ты настоящий ПАГАНИНИ. Честное слово! Ты знаешь, я и не подозревала, что фальшивые, неправильные звуки могут звучать так красиво. Ну, прямо, как у нас в жизни. Ведь наш мир бывает правильным и идеальным только внутри нас. И не более… Я верю твоей музыке. Честно говоря, от тебя такого не ожидала. Я думала, ты и впрямь ненавидишь цирк. А оказывается – ты от него без ума.

Голос ПАГАНИНИ (весело): Я его ненавижу, КАПА.

КАПА: И меня тоже, ПАГАНИНИ?

Голос ПАГАНИНИ: Тебя еще больше.

КАПА: Тогда сыграй еще раз. Ну, что ли в знак нашего примирения…

ПАГАНИНИ опустил руки на клавиши. Раздался последний аккорд. УЧИТЕЛЬ сидел него, у рояля, нахмурившись. И пепел от сигареты падал прямо на пол.

Руки ПАГАНИНИ задрожали. Дрожащими руками он закрыл крышку рояля. И сжал кулаки.

УЧИТЕЛЬ (тихо): Это прекрасно, ПАГАНИНИ.

ПАГАНИНИ покраснел. Разжал кулаки. И машинально открыл крышку рояля.

УЧИТЕЛЬ: Это прекрасно.

ПАГАНИНИ: Спасибо, учитель.

УЧИТЕЛЬ: Как ты назвал свою вещь?

ПАГАНИНИ пожал плечами.

ПАГАНИНИ: Может быть «Этюд с ложью», может быть «Этюд для фальши». Может быть «Цирк».

УЧИТЕЛЬ понимающе кивнул.

УЧИТЕЛЬ: Ты знаешь, главное тебе удалось… Это…

ПАГАНИНИ: Что, учитель?

УЧИТЕЛЬ: Передать несовершенством, дисгармонией настоящее совершенство и правду. Я не знаю… Я не знаю, как тебе это удалось. Победить саму музыку. Победить наш слух. И конечно, конечно победить меня (он невесело усмехнулся). Это старо, как мир. Иначе мое назначение на земле было бы лишено всякого смысла.

ПАГАНИНИ (опустив голову): Ну что вы…

УЧИТЕЛЬ (уже строго): Ну ладно! Хватит об этом. Учеников нужно хвалить осторожно. А любимых учеников тем более. А теперь слушай меня. У тебя столько ошибок!

Он придвинул стул к роялю и сыграл первый аккорд…

ПАГАНИНИ, ГРИШКА, ВЛАД и КАПА гуляли по вечернему городу. Было холодно, ветрено.

Недалеко возвышался мост через реку.

ГРИШКА (возмущенно, указывая пальцем на мост): Ну что же, что же это такое! Какой бездушный! Бессердечный! Просто дорога и не больше. А настоящая дорога. Настоящий мост – это же целая жизнь! Представляете. За минуту по нему пробегают целые судьбы!

ГРИШКА говорил возбужденно и даже хорошел в этот миг. Какой-то удивительный блеск появлялся в его близоруких глазах.

ГРИШКА (размахивая толстыми руками): Мой первый мост будет совсем, совсем другим! Таким высоким, что звезды над головой приобретут невероятно огромные формы!