Александр Самойленко - Долгий путь домой

Город строился, разрастался. Вместе с ростом населения росло и число покойников. И земельные работы на кладбищенской «новостройке» механизировали. Теперь могилы копал небольшой экскаватор-бульдозер с ковшом и лопатой. Это было быстро, дешево и удобно, особенно зимой, по мерзлому грунту.

Все заказы на завтрашний день бульдозерист выполнил, и на месте его уже не было. Михалыч залез в кабину, подъехал к могиле номер 136, в которой завтра должны были похоронить безродную старушку из дома престарелых. Он опустил ковш в яму, углубил её на метр. Посмотрел на свою работу, остался доволен.

– Нормалёк! – и поехал на бульдозере к конторе. Поставил его лопатой поближе к входной двери и вывернул лопату днищем вверх, как корыто.

Шел девятый час долгого летнего вечера. На кладбище было безлюдно, Михалыч знал, что так будет теперь до утра, часов до восьми, когда люди начнут подъезжать по своим кладбищенским надобностям. В конторе он огляделся, поправил на столе торбу с пачками евро, приподнял и примял полотенце, чтобы под ним не видно было контуров пистолета. И позвонил Клычову.

– Шеф, деньги у меня. Приезжайте. Только на такси, чтобы машиной не маячить.

Клычов,путаясь ногами в дверце, выметнулся из салона машины, придерживая у груди побитую дробью руку, забежал в контору.

– Где?!

Увидев на столе знакомую торбу, ринулся к ней. Михалыч закрыл за ним дверь на ключ, поморщился, от Клычова воняло лекарствами. В корсете, с забинтованной рукой, небритый, выглядел шеф неважно. Только глаза у него сверкали.

– Где взял? Он что, сам принёс?

– Кто? – осторожно спросил Михалыч. Клычов здоровой рукой оглаживал торбу, гладил пальцами пачки.

– Кто-кто, конь в пальто! Майор что, сам принес? – Клычов был не в себе от неожиданной удачи, по лицу его нервной гримасой бегала шалая улыбка. – А-а-а, я понял! Значит, этот козел ему сказал отдать, он тебе принес… Значит, и остальные отдаст! – от радости он говорил, как полоумный. Наконец что-то провернулось в его голове, он уставился на Михалыча. – А почему он бабки тебе принес, а не мне? – и засвистел своего «чижика».

– Кто «конь»? Кто «козёл»? – «погнал дурочку» Михилыч. – Я не понял, шеф, кто что кому сказал?! Какие «остальные»? Он привез – я вам отдаю. А вы вроде как недовольный, что ли?!

– Да нет, Михалыч, я довольный, – Клычов смотрел на Михалыча уже трезво, внимательно. – Я только не пойму, что тут к чему. Как это вообще получается…

– Так это я объясню, – сказал Михалыч и сел напротив шефа, голова которого торчала над торбой с деньгами. – Я вот смотрю на вас, гражданин начальник, и удивляюсь…

Клычов насторожился, подтянул торбу поближе к себе.

– Не понял, ты про что?

– Я тому удивляюсь, что убивают тебя, убивают, а убить не могут… – Михалыч замолчал, начал задумчиво разглядывать Клычова. – Ты на себя погляди, уже в корсете, руки постреляны, а всё живой. Прямо как Кощей Бессмертный!

– А почему ты мне тычешь?! – визгливо вскрикнул Клычов. Он похолодел, сунул здоровую руку под пиджак. Кобура была пуста, он так спешил к деньгам, что не взял пистолет. Михалыч усмехнулся.

– Вот твой ствол, – и сдернул с пистолета полотенце. Клычов увидел свой пистолет, судорожно сглотнул, отшатнулся на стуле.

– Ты не борзей! – ощерился он, затравленно глядя на Стечкина.

– А я не борзею, – спокойно сказал Михалыч. – Я думаю… Солдатика-инвалида ты убил. А за что? Кореша моего подстрелил. А за что?

– Он деньги нашего коллектива взял! – Клычов дернулся со стула на Михалыча. – За это сам знаешь, что полагается!

– Ты не дергайся. Сядь, где сидишь, – Михалыч стволом пистолета указал Клычову на место. Передразнил его. – «Полагается!».. Я когда за Лядова на зоне чалился, мне справка о моей смерти не полагалась. А ты, сука, ему справку дал, что я помер и меня закопали. А он эту справку моей жене показал и под себя её положил… Жизни от тебя, падла, никому нету. Понимаешь, какой расклад у нас с тобой получается?

Клычов сидел, уронив голову на грудь. Михалыч насмешливо спросил:

– Эй, ты уснул, что ли? – И пообещал: – Отоспишься еще. Тебе теперь только и делов, что спать.

– Что ты имеешь в виду? – глухо спросил Клычов.

– А что имею, то и введу, – весело ответил Михалыч. – Вот ты выдал справку, что я умер, а я живой, видишь, живой! А ты щас станешь мертвый, а справку такую никто никогда не выдаст. Потому что все будут думать, что ты живой. Ну-ка, погляди, что над тобой на потолке!

Клычов задрал голову к потолку поглядеть, что там? Михалыч выстрелил. Пуля вошла Клычову под подбородок и застряла в черепе. Михалыч вытащил у него из кармана телефон, подхватил Кычова со спины под руки, выволок через порог к бульдозеру и свалил в лопату. Закрыл дверь на ключ, осмотрелся по сторонам – было безлюдно, тихо. И повез труп к могиле номер 136. Здесь он свалил его в подкладку под завтрашнюю старушку, нагребая ковшом, присыпал, выровнял землицу на дне могилы. Посмотрел на свою работу сверху, из кабины бульдозера.

– Нормалёк!

Отогнал бульдозер дальше по ряду, на место копки следующей могилы, и пошел в контору. Здесь Михалыч сунул торбу с деньгами под кровать, к ящикам с водкой, нашел гильзу. И с телефона Кычова позвонил Лядову.

– Матвей Алексеевич, я нашел деньги, которые тогда на кладбище пропали. Вы в офисе? Лады, я их сейчас привезу. Да, я уже еду. Только чтобы там у вас никого не было Лядов глянул на экран телефона, на лице его отразилось недоумение. Номер высветился клычовский, но голос был какой-то… не его.

Через полчаса Михалыч вошел с пистолетом Клычова в офис Лядова…

В Славяновопосле взрывов и стрельбы было оглушительно тихо. Деревенские, отметив победу, хмельные и задумчивые смирно сидели за столом в усадьбе Грима, молча переживали моменты боя. Только Верка юлила задом по скамье, возбужденная, пучила глаза.

– А я, главно, кэ-эк вмажу ему по хребтине, а у него там кэ-эк бомкнет, вот так вот «Бом-м!». А я опять кэ-эк вмажу, а сама думаю, чо это такое бомкает, как по тазику!

– Верунчик, заткнись, а? – попросил её Гор дик, и за столом опять становилось тихо, только Цезарь похрустывал куриными косточками, и на реке шлепала в берег вода.

Баба Лиза сидела поодаль от остальных, глядела перед собой на простреленную икону, гладила её старушечьей ладонью и горестно вздыхала.

Узбеки после еды ушли в палатку и завалились спать. Грим и Баро победные сто граммов не пили, врач запретил им после противостолбнячных уколов.

– Уточни-ка, как он сказал? – спросил Баро.

– Сказал, что Клычов нас беспокоить не будет, – повторил Грим.

– Интересно… Почему это не будет? Что он имел в виду? – приставал Баро. – Я-то наоборот подумал, что они оклемаются и опять навалятся.