ЛюдМила Митрохина - Уроки тьмы

Вот и сейчас он услышал шелест нагруженных пакетов и усталый женский голос:

– Садитесь, пожалуйста!

– А что, я так неважно выгляжу, что женщина мне уступает место? – бодро произнёс Олег.

– Нет, что вы, наоборот!

– Вы меня успокоили. Спасибо, я постою. Кто стоит, тот дольше проживёт, – сказал он с улыбкой.

Всю свою сознательную жизнь Олег испытывал ко всем русским женщинам особое чувство сострадания и уважения. Примером тому служила жизнь его матери, блокадные и послевоенные дни, от которых остались в памяти озабоченные женские лица и их натруженные руки, псковские и калининские деревенские девушки, заменившие уехавших в города мужиков, и, конечно, его Валюша, героически взявшая на себя груз ответственности и забот за семью.

«Самое обидное, – подумал Олег, – если есть свободное место, и никто не скажет об этом, не предложит сесть. А с другой стороны, лучше постоять. А то расслаблюсь, улечу в свои фантазийные дебри и опять проеду мимо своей остановки…»

Почему-то именно в транспорте, когда ему удаётся сесть, в этом размеренно стучащем ритме, под отдалённый гул человеческих голосов, напоминающих бормотанье какого-то неведомого существа, ему так хорошо думается. Порой возникают образы или сюжеты будущих работ. Погружение в это прекрасное состояние среди вращающейся вокруг него жизни помогает забыть на время о тёмном одиночестве. Он будто грелся о людскую суету и лязгающие, гремящие, шуршащие звуки индустриального монстра.

– Метро «Озерки»! – неожиданно гаркнул кондуктор прямо в ухо вздрогнувшего Олега.

Люди скопились перед дверьми. Олег затёрся в середину, чтобы попасть в общий ритм движения при выходе. Спустился на тротуар, осторожно протянул руку к впереди идущему и, почти не касаясь его одежды, удерживая ощущение его спины, пошёл след в след за ним до перехода со светофором, где движение остановилось. Толпа помогала ему продвигаться дальше. Шаровидным концом трости он прикоснулся к чьему-то каблуку и пошёл за этим человеком. Вход в метро был давно им изучен, он знал, на сколько ступенек нужно подняться, сколько дверей открыть, куда повернуть и где стоял контролёр.

При подходе к эскалатору кто-то взял его под руку и потянул вправо.

– Спасибо, мне надо слева, чтобы спускаться, – сказал Олег, стараясь нащупать рукой движущийся ремень.

– Вы что, с ума сошли? Или вы не слепой? – удивился мужчина.

– Не волнуйтесь, аварии не будет, эскалатор не остановят, мне так легче.

Олег поймал рукой движущуюся часть перил, почувствовав их тёплую резину, плавно вступил на спускающийся эскалатор и быстро пошёл вниз, ощущая удовлетворение от выдержанных испытаний в начале пути. В этот раз дежурный не кричал по динамику, чтобы человек с белой тростью в чёрных очках немедленно остановился. Видно, у пульта сидел бывалый работник, который привык к нему и к его безумному, непонятному для зрячих, спуску.

На платформе он сразу повернул направо, тростью определив первую арку для подхода к электропоезду. Осторожно сделал три шага вперёд, ощутил подошвой и тростью рельеф шершавой предупредительной линии и встал. Кто-то пытался отвести его назад, потянув двумя пальцами за рукав.

– Спасибо, не надо. Я знаю, где стою. Мне надо попасть в первую дверь последнего вагона. Если можно, то помогите мне войти, – сказал Олег.

– Хорошо, – ответил приятный женский голос, не отрывая пальцев от рукава.

Олег отключил слуховой аппарат, чтобы различить в гудящем звуке эхо приближающегося поезда.

В метро, как и в концертных залах, где использовали усилители звука с микрофонами, слуховой аппарат передавал один непонятный эхообразный гул, в котором не только слова, но и мелодию услышать было проблематично. Поэтому он любил маленькие залы, где звук был живым, не искажённым усилителями, восприимчивым для уха и волнующим для сердца.

Подошёл поезд. Открытие дверей он определил по объявлению, несущемуся из вагона. Не успел он сделать шаг в вагон со своей случайной спутницей, как толпа сзади навалилась на него плотной жаркой стеной. Кто-то уснувший запоздало продирался к выходу, но толпа не пускала. Начались разборки, толчки руками, грудью, вещами. На толчки отвечали тем же. В этом людском скопище он давно уже не слышал таких слов, как «простите», «пожалуйста», «извините, я случайно», «не беспокойтесь, проходите, садитесь», «благодарю вас»… Чем плотнее ритм жизни сжимал толпу, тем яростнее она сопротивлялась и протестовала, вымещая свою нервозность друг на друге.

Двери закрылись, и поезд тронулся. Притиснутые друг к другу люди сразу замолчали. Послышался громкий женский голос, повторяющий упорно одну и ту же фразу:

– Я знаю, как сказать, я знаю, что делать, – безостановочно твердила женщина неизвестно кому с нарастающим нервическим волнением, не обращая внимания на то, что происходило вокруг.

– Мамаша, заткнитесь! – не выдержал какой-то мужчина. – Без вас тошно!

– Вы не понимаете – это больной человек, психически нездоровый, – подключился другой мужчина.

– Тогда ей самое место в психушке, – с вызовом прощебетал молодой женский голос.

– Вы там были? Врагу не пожелаешь! – ответил второй мужчина.

– А ей в самый раз! На всём готовом с кормёжкой, с такими же, – безапелляционно заявила молодая особа в уснувшую толпу.

На остановке говорящий голос вышел, продолжая свой болезненный монолог на перроне, оставив в вагоне непонятную растревоженность, от которой пассажиры с облегчением избавились в первые же секунды, как грохочущий вагон двинулся по замкнутому кругу.

«Что мы за люди? Ни капли милосердия! Значит, несчастных надо к несчастным, инвалидов к инвалидам, зеков к зекам, слепых к слепым, немощь к немощи – главное, с глаз долой. Каждых в свою зону. Сейчас ты здоров, а что будет завтра, никто не ведает. Откуда эта беспощадность?» – рассуждал про себя Олег, обращаясь мысленно к тем, с кем на короткое мгновение слился в монолитную массу живых тел, ритмично покачивающихся в подземном мраке бегущего состава.

На станции «Петроградская» выходило много людей. Олег, ориентируясь по каблуку впереди идущего, уверенно направился за ним к эскалатору. Пропустив пару ступенек, плавно въехал на эскалатор, держась правой стороны. Поставил правую ногу выше на ступеньку, чтобы чувствовать снижение уровня при выходе. На эскалаторе ему было спокойно, а вот люди, наоборот, часто дезориентировали его своим желанием подстраховать его в опасной, как им казалось, для него ситуации. Но он старался никого не обижать и не отказывал людям в их желании помочь, памятуя о своём первом трудном самостоятельном передвижении в переулок Джамбула. Сейчас откажешь – другим не помогут.