ЛюдМила Митрохина - Уроки тьмы

Проснувшись, Олег немного почитал, минут тридцать потрусил на беговой дорожке, помылся, побрился электробритвой, выпил чаю с бутербродами, решив первую половину дня посвятить диктофонным записям, а потом направиться в мастерскую за работой для выставки. Город для незрячего – это сильный стресс, и он к нему готовился, как актёр перед выходом на большую сцену, стараясь предельно собраться с мыслями, прокручивая вместо текста в голове маршрут передвижения, готовя себя морально и физически к любым непредвиденным ситуациям в пути.

Сев за свой рабочий стол, он включил диктофон.

«После посещения церкви у меня наступила новая жизнь незрячего человека. Я должен был учиться жить заново. Из своих долгих мучительных рассуждений вынес для себя основные постулаты: я счастливый человек – у меня прекрасная жена, которая всегда рядом, переживает за каждый мой шаг – значит, я не один, нас двое; у меня нет зрения, но у меня есть руки и ноги – значит, я могу двигаться, работать и быть полезным, хотя бы своим близким; у меня есть воля и желание жить – значит, я смогу обслуживать себя, самостоятельно ходить по городу, продолжать бег и заниматься творчеством. Ия поставил перед собой задачу – вернуть всё, что я потерял в жизни. Самое главное – не нагружать близких тем, что ты можешь и должен делать самостоятельно.

Я начал свою вторую жизнь с учёбы в Санкт-Петербургском Центре реабилитации незрячих в переулке

Джамбула. Надо было постигать новую жизнь по иным законам, развивать в себе те качества, которые зрячий человек использует в крайних случаях, а главное – преодолеть в себе животный страх перед миром, в котором ты был когда-то своим. Ребёнок делает свои первые шаги, идя навстречу матери с протянутыми к нему руками. Ему тоже страшно, но мать рядом. Слепой же идёт по кромке бездны, не зная, чего ожидать от мира и откуда может прийти к нему внезапная опасность.

Обучение в Центре проводилось в течение двух месяцев. На занятия надо было приезжать каждый день, кроме субботы и воскресенья. Маршрут был для меня сложный. Сначала надо было ехать на трамвае до метро «Политехническая», на метро доезжать до станции «Достоевская», затем две остановки на троллейбусе и пешком метров триста до Центра. Первые три дня мы ездили с Валюшей, изучая маршрут. На четвёртый день я решился самостоятельно добираться до учёбы, несмотря на протесты жены. Первая самостоятельная поездка вслепую была самой тяжёлой в жизни. По пути, особенно в метро, мне помогали люди. Всё время хотелось плакать от наплывающего чувства бессилия и полной зависимости от людей. Много моментов ещё не было отработано при передвижении, но только практикой можно было достичь желаемого результата. Я всё же досконально изучил эту дорогу и ездил сам на Джамбула до конца занятий. Первая победа меня вдохновила и придала уверенности.

Центр дал мне многое: проводились занятия по физкультуре, домоводству, психотерапии, ориентировке на местности и в пространстве, свойству белой трости, чтению по системе Брайля и печати на машинке. В Центре царила дружеская тёплая атмосфера.

Это был настоящий остров спасения. Благодаря школе я начал активно жить. Спасибо всем великолепным педагогам и директору Центра Тамаре Михайловне Сосниной. Я и сейчас не разрываю связи с Центром. Как говорит наука, человеческие возможности неограниченны. Я пошёл по пути преодоления. «Делай всё сам!» – был мой девиз. Трудный был путь, но он вернул мне самоуважение, возник интерес к новой жизни, радость от завоёванных побед.

Каждый день я начинал с зарядки. Потом пробежка по лестнице, ледяной душ и завтрак. Оборудовал свою комнату, чтобы знать, где что лежит, и пользоваться необходимым в любое время самостоятельно. Но самое тяжёлое – это выход на улицу и преодоление пути, которое сопряжено с большой нервной нагрузкой.

Я понемногу приходил в себя и осваивался в новой жизни. Стал много читать религиозной литературы. Вернулся к «Мифам Древней Греции», которые читал неоднократно зрячим. Глина уже поддавалась моим рукам; иногда, разминая её, неожиданно находил любопытные сюжеты. Благодаря глине я развил чувствительность пальцев, которые стали работать увереннее и чётче в передаче замыслов. Первые работы выполнены на религиозную тематику, что было естественно в моей ситуации. Изобразил монахиню, апостола, молящихся и кающихся женщин, ангелов. Окружающие отмечали, что во всех работах жила большая грусть. Видимо, моё внутреннее состояние души диктовало такой настрой.

Валентина места себе не находила, когда я уезжал в мастерскую один, и предложила ездить вместе. В мастерской она что-то вязала, а я лепил, упорно предлагая ей поиграть с глиной. Опять мы были вместе. Валентина потихоньку увлеклась малой пластикой, а я – скульптурой. Общие интересы нас объединяли, мы говорили на одном языке, не замечая, как проходило время. Жизнь наша обогатилась духовностью и творчеством.

Внутри меня что-то происходило. Шла какая-то психологическая перестройка. Я впервые задумался над многими вопросами жизни. Пёстрый мир вокруг меня уже не существовал и не отвлекал суетой. Во мраке многое далёкое и непонятное становится ближе и прозрачнее. Возникшее во мне состояние повлияло и на творческие работы, в которых я шёл от общего к частному, избегая мелких деталей, отсекая всё лишнее. Самое главное – у меня пропала назойливая мысль, что зрение вернётся. С этого момента у меня началось формирование внутреннего зрения…»

– Ну вот, пока хватит. Надо собираться в путь, – сказал Олег и выключил диктофон.

Непроизвольно он начал представлять в голове дорогу в мастерскую, которая высвечивалась в памяти аэрокосмической картой. Он понимал, что обязательно встретит на своей трассе непредвиденные препятствия, которые в огромном городе вырастали буквально за ночь. Столбы, ямы, траншеи постоянно появлялись и исчезали на его пути. Неожиданно, откуда ни возьмись, возникали, как грибы, неуклюжие широченные рекламные щиты посреди пешеходной дороги. Да мало ли чего. Только внимание и осторожность могли помочь ему, а на людей надежды маловато, так как они смотрят только себе под ноги, проносясь вихрем мимо по своим делам.

Свою тропу Олег изучил досконально, только на перекрёстках из-за отсутствия звуковых сигналов он нуждался в помощи. Иногда и просить не надо было, кто-нибудь уверенно брал его под локоть и переводил на другую сторону. Но чаще он стоял, постукивая белой тростью, ожидая людской поддержки. А некоторые люди брезгливо берут двумя пальцами за рукав, тащат через переход и сразу бросают, отходя как от заразного. Редкой помощи детей он опасался, не доверяя им, так как однажды два мальчугана схватили его под руки, повели через дорогу, а на самой середине проезжей части бросили его и с хохотом убежали. Обидно было до слёз. Наверное, наблюдали потом с любопытством со стороны, как он будет выбираться из этой ситуации. Вспоминал своё пионерское детство, где соревновались в добрых делах, и недоумевал: как можно так поступить и почему?