Артем Бочаров - Первое свидание (сборник)

– О! Я щас!..

Юра, пыхнув беломориной, ушёл в комнату и почти сразу вернулся, держа в руках небольшую чёрную книжицу.

– Эта!

Как могли, мы с Поповым постарались дать понять хозяину, что мы – само внимание. Не обижать же человека, вон как он для нас старается. Да и почему, собственно, перед обедом не вкусить пищи духовной? Мы же люди культуры, как никак!

Итак, что там у нас?

Юра сиял новым серебряным рублём, временно подменив Ильича на аверсе.

– Пока Танька готовила тут, – мы с Поповым одновременно посмотрели на плиту с кастрюлями, – думаю, дай почитаю что-нибудь. Ну и взял это.

Пикунов показал на обложку, которая оставила нас равнодушными. Ну книжка, много их напечатано всяких… Дальше что? Юра понял наше настроение, но совсем не расстроился.

– Омар Хайям, «Рубаи», – прочёл он всё, что было на обложке.

И это сообщение нас не тронуло.

– Он тут прикольно про это дело пишет, – Юра с характерным звуком щёлкнул себя пальцем по горлу, засмеялся, подмигнул нам и открыл книжку.

Гости зашевелились, меняя позу, и поудобнее устраиваясь на стульях.

– Ага, вот! – нашёл нужное хозяин.

И сразу же:

– Правильно! – громко резюмировал Попов. Парня зацепило.

– Клёво!.. – поддержал я товарища.

Почему-то захотелось выпить.

– О! Я ж говорил, – довольный Юра отключил плиту – и опять за книгу.

Одобрительные цоканья внимательной аудитории, её философское «да-а-а» воодушевили декламатора, и он, уже не выбирая, читал «Рубаи» подряд.

Эти строки не могли оставить слушателей равнодушными:

– Вот именно!

Ни к селу ни к городу мы приплели сюда «Пёрпл» и ещё пару роковых команд.

За окном стоял магаданский март. День и ночь с неба падал мокрый крупный снег. Повсюду лежали тяжелые сугробы, мешая абсолютно всем – пешеходам идти, собакам бежать, машинам ехать. Какой там март?! Зима-зимой!..

Но мы были молоды, даже очень. Поэтому в наших сердцах только-только поселилась весна, а вместе с нею почти одновременно постигло озарение – а ведь действительно, иногда так хорошо пить вино!

Это опять почти про нас.

Сели обедать. И Юра безо всякой преамбулы – к чему она здесь? – просто так, обыденно спросил:

– Может, выпить хотите?

Вот ведь человек! Человечище! Что значит жизненный опыт! Пикунов был старше нас, и, конечно же, мудрее.

От неожиданности – не каждый день читают ваши мысли! – мы с Поповым переглянулись, и затянули вразнобой:

– Ну…

– Может…

– Как-то вот…

И почти одновременно:

– А ты?

Это такая хилая попытка вежливого отказа. Мол, если ты не будешь, то и мы, пожалуй, тоже. Наверное…

Юра, не торопясь, видно, раздумывая – быть или не быть? – достал из холодильника початую поллитровку беленькой, выставил на стол пару стопок. Посмотрел на них внимательно, будто пересчитывал, выдохнул, и:

– Не-не! – всё же отказал себе Пикунов. – Сегодня ещё работать вечером, да и вообще…

Знали мы эту «вообще», Татьяной её звали.

Что за жизнь такая?! Ни выпить тебе с друзьями, ни с девчонками погулять! Несчастные люди, сами себе не принадлежат.

Зачем они только женятся?

На перекрёстке мы с Юрой расстались. План дальнейших действий у нас с Поповым кардинально изменился, поэтому и пути-дороги с Пикуновым разошлись. Напоследок, похохатывая, мы пожелали ему и Елене Павловне – нашему педагогу по музлитературе – приятного времяпровождения с Димой Шостаковичем. А сами, весьма довольные жизнью и собою в ней, зашагали меж сугробов по узеньким тропинкам в ближайший магазин.

У меня под пальто лежала завёрнутая в «Магаданскую правду» книжка. Чтобы она случайно не выпала, я постоянно придерживал её.

Томик Хайяма был в надёжных руках.

Курилка в музыкальном училище, как и во многих других заведениях, была много больше, чем просто комната для курения. Здесь обсуждали последние события в мире, рассказывали свежие анекдоты, анализировали свои успехи или неудачи на экзаменах, много говорили и спорили о футболе. В общем, курилка являлась неформальным мужским клубом. Только здесь можно было позволить себе спор с педагогом на некоторые отвлечённые от учёбы темы, и, как бы между прочим, стрельнуть у него сигаретку.

В этом «Клубе джентльменов» ни одну переменку-заседание не пропускали Сергей Александрович Костромин и Арам Хукасович Айдиньян. Педагоги были одного небольшого роста, всегда аккуратно и стильно одеты – начищенные ботиночки, наглаженные костюмчики, светлые рубашечки, под наглаженными воротничками которых скрывались петли галстучков. А вот причёски у друзей разительно отличались. Костромин поблёскивал ленинской лысиной, Айдиньян гордо нёс на себе густую сталинскую шевелюру, чуть тронутую благородной сединой.

Для них, заядлых курильщиков, футбольных болельщиков, людей с большим чувством юмора, в курилке было очень комфортно. Казалось, что им здесь даже легче дышалось, несмотря на плотный смог из табачного дыма. Постоянные члены «клуба» привыкли к тому, что Костромин и Айдиньян в перерывах между уроками находились постоянно здесь, и если вдруг кого-то из парочки балагуров не было на месте, каждый второй входящий обязательно интересовался у его друга об отсутствующем:

– А где же Арам Хукасович?

– Сергей Александрович не заболел ли?

Арам Хукасович сиял, как его супермодная пьезозажигалка.

В финале Кубка СССР ростовский СКА победил «Спартак» и впервые в своей истории завоевал почётный хрустальный трофей. Наконец-то и на его улицу, улицу ростовского армянина, пришёл большой праздник!

Айдиньян радовался, как ребёнок, принимал поздравления и щедро угощал всех дорогими сигаретами. Говорил, что всё же есть на свете высшая справедливость, потому как ровно десять лет назад, именно вот этот самый «Спартанок» сравнял счёт на последней минуте финала, а в переигровке на следующий день уставшие ростовчане уступили более опытным москвичам 0:1. Да и в том, что СКА взял Кубок с третьей попытки – тоже какой-то знак. Первый раз в финале «Карпатам» в шестьдесят девятом проиграли…