Александр Гордиенко - Любовь без репетиций. Неполоманная жизнь

– И?

– Мы не в силах вмешаться.

– Почему?

– Их финансовые ресурсы на порядок-другой мощнее наших. В настоящее время их не очень интересует результат финала. Они сделали свой выбор. В сторону эффективной помощи своей финалистке – лучший в стране стилист, лучший визажист, первоклассный модельер… И – ждут объективного результата. Но если они поймут, что результат может быть не объективным… Лучше, чтобы они этого не знали.

– Третья группа – фанаты – отморозки, поклонники одной из самых юных участниц финала. Этих не запугать. Но не очень-то и нужно. Фанатизм в любых его проявлениях – это иступленная безденежная вера, которая может стать всесокрушающей силой при наличии жесткого управления со стороны, которой не наблюдается. С их стороны зафиксированы попытки запугать через интернет отдельных членов жюри финальной игры и отдельных финалисток. Лакомый кусочек для антитеррористических служб, о чем последние были поставлены в известность. Не нами, конечно, а заинтересованными лицами. В результате – в последнее время – затаились. Готовят что-то или нет – не ясно.

Третье. Со стороны еще трех групп зафиксированы выходы на руководство телеканала. Судя по имеющейся у нас информации – все получили «от ворот – поворот». В форме, не вызывающей сомнений. Выясняем, что они предпринимают в настоящее время.

Четвертое. Анализ «снизу», то есть анализ состава исполнителей, непосредственно обеспечивающих организацию шоу, съемку в прямом эфире и подсчет голосов по результатам голосования жюри, показывает, что вмешаться в процесс могут три-четыре человека. Работаем. Но… маловероятно, что нам удастся чего-либо добиться в этом направлении.

– Почему?

– Потому, что есть такое понятие – «команда». Так вот у них – команда.

– Выводы.

– Нужно делать то, что мы умеем делать лучше всех остальных.

– Воровать партийные деньги?

– Гм… не все знают, где они лежат… Но общая посылка к партии – верная. Я имел в виду, что у нас, и только у нас есть опыт политической борьбы. И мы умеем противников либо превращать в союзников, в добровольных союзников, либо – в недобровольных, но тоже союзников.

– Что вы предлагаете?

– У каждого генерального директора телеканала есть репутация. Но все они – тоже люди… Нужно найти нечто, что не вписывается в репутацию генерального директора, а потом предложить ему на выбор: сохранить ее или – нет.

– Ищите.

За 9 месяцев и 3 дня до выхода в эфир финальной игры «Она мне нравится». Ближе к концу марта. Пятница. 13:19

«Надо будет как-нибудь сесть и посчитать! – Железнов раздраженно, на пределе своих возможностей «молотил» тремя пальцами по клавиатуре – «сочинял» по внутренней почте очередной ответ на очередной запрос «продажников» о графике производства развлекательных программ на канале, в которые можно «втиснуть» немедийные опции спонсоров. – Посчитать – сколько писем приходит в зависимости от дня недели и времени суток!»

Железнов был абсолютно уверен, что в пятницу после обеда их количество неимоверно возрастает. «Раза в два или в три… не меньше. Просыпаются что ли все к концу недели?!. Типа, надо же и на работе что-то сделать, а не только навредить…»

Дело в том, что во всём, что касалось работы, Железнов был очень «системным». Возможно, самым «системным» в телекомпании: разработал свою систему классификации и хранения информации, безукоризненно ее соблюдал, никогда не позволял себе расслабиться и бросить «на произвол судьбы» информацию, с которой он работал. В результате – ни одного потерянного файла за все время работы в компании. Это – с одной стороны. С другой – все достаточно быстро поняли: «Если хочешь что-то узнать – позвони Железнову». Поэтому теперь процентов двадцать рабочего времени, по оценкам самого Железнова, уходило на то, чтобы реагировать на просьбы коллег после сакраментальной фразы: «Саша, вы же всё знаете… А вы не подскажете…»

Закончив стандартным «Если у вас будут вопросы, звоните, пишите. С уважением…», Железнов перешел в «окно» «Inbox» – «Входящие» и понял, что по состоянию «на сейчас» он всех удовлетворил, всех – «обинформатил», и можно переходить к делу значительно более важному, хотя и более «склочному» – к купанию Оберста. Однако не срослось.

За дверью в кабинет Железнова кто-то скребся. Не с первой попытки дверь открылась, и в кабинет очень плавно внес себя Наум. Бледный. Весь в себе. С гримасой боли на лице. Очень аккуратно и осторожно Няма присел на «пьяный» стульчик у полукруглого стола и свернулся в позу роденовского «Мыслителя».

– Привет… – выдавил из себя Няма умирающим голосом.

Железнов, молча наблюдавший за появлением Наума, усмехнулся, поднялся из кресла, достал из шкафа стакан, бутылку с водой, бросил в стакан большую круглую таблетку и налил воды. Жидкость в стакане пошла крупными пузырями:

– Пей, тень отца.

– Гамлета?

– Ты знаешь других теней отцов?

– Не… не знаком.

– А с королем Датским ты, значит, знаком.

– Да… Бедный Йорик…

– Потерпи, Йорик, – Железнов тепло улыбнулся. – Через пару минут воскреснешь.

Железнов уселся в кресло и молча наблюдал за эффектом реконструкции Няминого сознания.

– А ты чего как не родной? – Наум понемногу начал приходить в себя. – И почему не спрашиваешь, где я провел вчерашний вечер?

Железнов усмехнулся:

– Судя по твоему виду – важно как (!), а не где. Мне уже на тебя настучали.

– Кто?

– Ну, Няма, ты даешь… – в определенной степени Железнов был восхищен другом – такая выдержка. – Я все, конечно, понимаю… Но не сказать «здрасьте» девушке, с которой ты провел всю ночь…

Наум, не понимая:

– Не был я там… – по лицу Наума было видно, что он мало что помнит и не очень понимает, о чем идет речь.

– Но где-то же ты был.

Наум напрягся, явно пытаясь что-то вспомнить:

– Ага… День рожденья в бухгалтерии… Случайно зашел. Ууу… Я думал, что знаю больше тебя… А почему я ей не сказал?

– Вот и она о том же. Она не просит жениться на ней после совместной ночи. Но на «здрасьте» на следующей день после «этого» настаивает.

– Ишь какая. Как в деревне. «Здрасьте» всем говорить… А почему она к тебе пришла жаловаться?

– Наташа ее зовут. Из бухгалтерии. Как заходишь, в дальнем левом углу. Ну, кому-то же ей нужно было возмутиться. Не главбуху же. А я больше известен, как твой друг. Вот она и пришла ко мне – в надежде, что я донесу до тебя ее гнев.

– Ну ладно, Сань. Пойду я.

– Далеко?

– В дальний левый угол. «Здрасьте» говорить. А ты чего? Когда освободишься? Обедать пойдем?

– Через полчаса. Есть тут у меня одно достаточно склочное дело…

– Тоже «здрасьте» сказать? Или «до свиданья»?