Владислав Картавцев - Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер

В ответ на усилия Рабочева она подарила ему несколько сладостных минут, в течение которых он оставался неподвижным и наблюдал за ее манипуляциями, сосредоточив свое внимание на одном единственном месте – а именно на том, которое подвергалось наиболее сильной стимуляции. Кристина облизывала его, как леденец, баловалась им, как неразумный младенец, и игриво заставляла его то набухнуть, то немного скинуть напряжение. И Рабочев полностью отдался на волю своих чувств, полностью умственно отключился от происходящего и перестал противиться всему, что сейчас с ним происходит. И результат не замедлил сказаться – повторный фонтанирующий выстрел был подобен залпу артиллерийской батареи, он увлек своего хозяина в водоворот чувственных наслаждений, из которого он долго потом еще не мог выплыть.

У него не было слов, чтобы отблагодарить Кристину, которая, впрочем, и так все понимала, а только ласково и нежно смотрела на Рабочева, и он купался в ее взгляде, как в чудесном сказочном бассейне, омываемый лучами любви, и вовсе не спешил покинуть его и выбраться на берег. Они долго лежали вдвоем без слов и не уставали наслаждаться своей близостью. И тот и другой понимали, что в эту ночь меж ними, действительно, случилось чудо, и теперь старались истратить драгоценные крупицы времени только для себя. Ведь буквально завтра их бурный и волшебный роман закончится, и они снова окунутся в водоворот неотложных дел, беготни и серых будней – они снова будут решать проблемы и служить своим хозяевам – каждый, конечно, по-своему, но все равно, служить. Увы, такова была их доля – но эта ночь – она была особенной, она была только для них, их желаний и их чувств, и они воспользовались ею, как только могут воспользоваться монахи, ощутив на мгновение прорыв божественного в повседневный, скучный и такой однообразный мир. Ведь, согласитесь, любовь и есть проявление божественного – кто бы там что ни говорил и на что не намекал.

Но все на свете когда-нибудь кончается. Или будет кончаться – если пока еще не началось. Кончается – сколько бы долго не длилось. И даже Солнце, которое светит уже целых пять миллиардов лет, перестанет существовать в своем прежнем виде, сначала превратившись в красного гиганта и разбухнув до орбиты Земли, а потом сбросив с себя внешние оболочки и представ уже белым карликом – такой жалкой пародией на полноценную звезду. Да что там Солнце с какими-то невразумительными десятью миллиардами лет жизни – вселенная, и та обречена на исчезновение (правда, для этого понадобится гораздо больше времени), и есть только одна универсальная единица, которая будет жить вечно – само время, и оно и есть закон и основа жизни, и оно определяет ее начало и конец.

Конечно, и время изменчиво – иногда оно летит, подобно соколу, бросающемуся с высоты на добычу, иногда ползет, как маленькая-премаленькая улитка, а иногда, кажется, и вовсе застывает недвижимо. Время – понятие неустойчивое, эмоционально окрашенное, инвариантное и способное менять скорость своего движения в зависимости от того, как его воспринимать. Т. е. можно смело утверждать, что время, несмотря на свою линейность и универсальность, все же величина относительная и просто определяет степень интенсивности жизни и жизненных процессов в каждом отдельно взятом живом организме или физическом теле.

Но, впрочем, формат этой книги никак не предполагает оперирование величинами столь серьезными (он, формат – легкомыслен и даже немного фриволен), а поэтому скажем проще – есть периоды, когда ужасно хочется иметь под рукой эдакую шкатулку времени, чтобы за ненадобностью сбрасывать его туда на хранение, а потом – в наиболее приятные моменты жизни раскрыть копилочку, да и вытащить оттуда лишние пару недель или месяцев – или даже лет. Увы, увы и еще раз увы, это невозможно, и поэтому нам остается только попытаться трансформировать свою жизнь таким образом, чтобы каждый ее день был наполнен светом, и счастьем, и предвкушением чего-то особенного и захватывающего. И как же противно все время ощущать, что то, чего хотелось, к чему стремились, и чего ждали, остается позади – чудеса происходят или же не происходят, а мы неумолимо движемся вперед и уносим с собой время, преображенное теперь в нашу память, запас которого становится все меньше и меньше. И только от нас зависит, насколько время станет нашей частью, какие уроки мы сможет извлечь из него и как ими воспользоваться.

Однако ж, настал момент закругляться и с этой историей.

Рабочев с Кристиной спали еще глубоким сном в объятьях друг друга, когда из своей комнаты в президентском люксе вышел Андрейка, сонно поведя глазами и обнаружив своего папу вместе с мамой, лежащих рядом под одеялом на огромной президентской кровати размером два с половиной метра на два с половиной метра – чтобы, если уж и вести любовные игры, то не ограничивать себя строго фиксированным положением вдоль или поперек.

Впервые увидев своего отца, спящего с женщиной (в данном случае было совсем неважно, что это мама), Андрейка пришел в некое замешательство – и хотя он уже догадывался, что они (женщины) предназначены не только, чтобы готовить еду, стирать и убирать, а также громким голосом у доски объяснять решение уравнений, но все равно зримое подтверждение того факта, что с ними можно еще и спать рядом на одной кровати, стало для него последним откровением, окончательно разрушившим его представление о взаимоотношениях полов.

И он дал себе обет обязательно изучить этот вопрос поподробнее – а пока что разбудить папу и пожаловаться, что ему хочется кушать. Маму он решил пока не трогать – она казалась ему женщиной очень строгой, непривычной и даже в чем-то пугающей, и ему совсем не хотелось акцентировать ее внимание на себе. Вот отец – совсем другое дело, и Андрейка, подойдя к кровати со стороны папы, уверенно потянул краешек одеяла на себя и очень удивился, когда родители одновременно ойкнули и стали хвататься за него, как утопающий за спасательный круг. После чего они разом открыли глаза, рассмеялись, и папа попросил Андрейку ненадолго уйти к себе, чтобы родители смогли переодеться.

Дальше дело было так. На семейном совете в присутствии папы, мамы и сына были установлены следующие критерии их совместного бытия:

– папа и мама есть отдельные члены общества и равноправные члены семьи и поэтому каждый из них занимается своими делами и не претендует на жизнь другого;

– Андрейка остается на попечительстве Ивана Ивановича – но с условием, что он имеет возможность в любой момент приехать к маме, так же, как и она – к Андрейке и к папе одновременно;

– имущество, нажитое в браке, не является совместным, и каждый из членов семьи владеет той долей, которой владеет, и не претендует на бизнес и собственность других;