Ярослав Питерский - Падшие в небеса.1937

– Я мог бы передать вам письмо от Веры сам. Мог! Но не стал это делать. Вы бы мне не поверили и подумали, что я заставил ее так написать. Поэтому я привел ее сюда! Чтобы она сама сказала вам, что она больше вас не любит и хочет, чтобы вы ушли из ее жизни! Я сюда ее привел, чтобы вы увиделись, и она сама смогла вам сказать и передать письмо! Сама! Так что, Клюфт, я сейчас вас спрошу, но вы подумайте, готовы ли вы выполнить ради нее то, что я прошу?! Если нет, то свидания не будет! Оно просто не нужно!

Павел молчал. Увидеть Веру! Увидеть любимую! Но какой ценой?! «Неужели она, его единственный человек, пришла сюда, чтобы сказать ему: «все»?! Пришла сказать ему, что он «больше ничего для нее не значит»?! Что она не хочет его больше видеть? Значит, забыть о нем? А ребенок?! Как же их будущий ребенок? А? Как же он? Как это дитя, которое она носит под сердцем? Нет! Он должен увидеть, должен Веру! Посмотреть ей в глаза! И понять! Все понять! Посмотреть ей в глаза и удостовериться, как умирает любовь? И умирает ли она вообще?!» – Павел зажмурил глаза и застонал.

Маленький покосился на него и, поправив гимнастерку, застегнул верхнюю пуговицу. Он отряхнул галифе, одернув портупею, спросил:

– Ну, так что вы ответите, гражданин Клюфт? А?! Ваше решение?

– Я согласен… – прошептал Павел.

– Что? Громче! Не слышу вас?

– Я согласен! – Павел с презрением посмотрел на этого человека.

Этот парень, его ровесник. Почему именно он? Почему именно так?

«Неужели Вера, зная, что этот человек его пытает, смогла его полюбить? Нет! Она может и не знать об этом! Красивая форма, галантные повадки. Там, в жизни за решеткой, для простых людей, он ведь охранник их спокойствия! Борец за безопасность государства! Странно все, странно! Разделяет эту границу перевоплощения лишь решетка, тюремная стена и пара метров коридора!»

– Я согласен! – вновь повторил уже более уверенным голосом Павел.

Маленький удовлетворенно кивнул головой. Тяжело вздохнул и указал рукой на раковину с краном в углу кабинета:

– Вымойте лицо и руки. Вымойте. Вы же не хотите, чтобы Вера вас испугалась? Если нет, то приведите себя в порядок.

Павел подчинился, медленно подошел к умывальнику. Тщательно вымыл лицо. Раны пощипывали от воды. Маленький ждал. Он сидел на стуле, закинув ногу на ногу, и смотрел на Павла. Клюфт чувствовал на себе его тяжелый взгляд.

– Как вы понимаете, Клюфт, тут не пансион для почетных пенсионеров. И никакие свидания никому из арестантов не положены. Официально. Тем более всем пятьдесят восьмым. То есть вам. Враги народа вообще привилегий лишены.

– А вы уже считаете меня врагом народа?

– Не я. Уголовный кодекс. И давайте оставим пустые пререкания.

Павел смочил волосы. Потянулся за полотенцем, что висело на крючке. Он уткнулся в мягкую белую ткань лицом – пахло свежестью. Пахло волей! Клюфт понял, как давно он не вдыхал аромат свежего белья! Свежего воздуха, если чисто выстиранное полотенце приносит такое наслаждение?! Когда Павел вытер лицо и открыл глаза, то с удивлением увидел, что он остался в кабинете один. Один! Следователь исчез. Клюфт в растерянности покосился на стол. Уголовное дело, серая папка, ее не было. Скорее всего, Маленький предусмотрительно убрал бумаги в сейф, а жаль! Сейчас бы ее схватить и сжечь! Превратить в пепел этот узаконенный чернилами бред! Павел медленно прошел и сел на стул. Оглядевшись, он нервно пригладил волосы. Сердце тревожно колотилось в груди. Удары сыпались, как барабанная дробь. Клюфт почувствовал, что у него горит кожа на лице, словно он умылся не водой, а снегом. Заскрипела дверь, Павел вздрогнул и затаил дыхание. В кабинет вошел Маленький. Он сурово смотрел на Павла, испепеляя его глазами. Ненависть, злоба и испуг – все перемешалось в этом взгляде! Клюфт невольно покосился за спину офицеру. Андрон тихо прохрипел:

– Арестованный, вы предупреждены обо всех правилах поведения на «очной ставке». Обо всех. Сейчас вы увидите человека, помните, вы не имеете права до него дотрагиваться, говорить с ним без разрешения следователя и подавать скрытые сигналы! При любом нарушении я буду вынужден прервать процедуру допроса. Вам все ясно? – Маленький уставился на Павла.

Тот сглотнул слюну и выдавил из себя:

– Да…

Он предупредил. Он дал понять: Павел не может говорить с Верой! Не может! Он не может ей даже подать знак! Не может обнять ее! Что это за свидание и вообще! Значит, тут будут посторонние! И они будут смотреть на них, пялиться своими глазами! Наблюдать за каждым движением! Но что, что Павел может сделать? Отказаться от встречи с Верой! Нет! Потребовать у следователя других условий? Да какие там условия! Он! Этот человек уверяет Вера – него невеста! Его невеста! Он его враг! Соперник! Какие условия! Надо благодарить за то, что вообще он позволил увидеть ее! Верочку! Веру, единственного человека, ради которого еще есть смысл жить на свете!

Павел тяжело вздохнул. В камеру зашел сержант. Он виновато уставился на Андрона и спросил:

– Там к вам привели. Ну, кого вы вызывали. Вводить?

– Да, – Андрон медленно прошел в угол кабинета.

Он не сел на свое привычное место за столом, а в углу на стул. Расстегнув верхнюю пуговицу, расслабил воротник гимнастерки. Андрон волновался, поэтому совсем тихо вымолвил:

– Я предупреждаю вас, Клюфт, предупреждаю. Всего несколько минут. Всего. И все. Я не могу дать больше. И помните, тут будет свидетель. Он все слышит. Так что никаких речей, что вы друг друга знаете. Никаких! Помните, ей может это навредить! Вы ее не знаете! Не знаете!

Дверь распахнулась, и на пороге появился сержант. Он гостеприимно, словно слуга перед барином, махнул рукой:

– Проходите, гражданка. Вот туда, – повернувшись, солдат громко прикрикнул. – Товарищ следователь! Гражданка Щукина доставлена по повестке. Как свидетель. Явилась добровольно!

И в кабинет вошла она! Вера! Верочка! Грустные глаза. Грустные, печальные глаза, первое, что заметил Павел. Она смотрела на него. Ее губы немного дрожали. Она волновалась. Девушка сделала несколько шагов и встала посредине кабинета. Она не могла оторвать взгляд от Клюфта. И он наслаждался ею, любовался. Чудный маленький носик и тонкие вразлет брови. Длинные волосы ржаного цвета аккуратно заколоты на затылке. Но на губах нет ее чарующей, немного грустной улыбки. Напротив, она очень печальна. Павел непроизвольно опустил взгляд ниже. Едва заметный, маленький упругий животик. Она прикрывает его руками, стесняется. Она изменилась. Она та и не та. Она стала взрослей. Вера смотрела испуганно и молчала. Андрон прервал паузу громким возгласом:

– Гражданка Щукина, садитесь!

Девушка растерянно попятилась. Она не могла оторваться взглядом от Павла. Родной человек. Милый и родной человек. Он. Он напротив нее. Кинуться и обнять его! Но нет, этого нельзя. Какая это мука – вот так, подчиняться командам какого-то постороннего человека.