Олег Рой - Ветер перемен

– Симпатичное кафе, – проговорил он, оглядывая зал, оформленный в стиле тридцатых годов: дощатый пол, тяжелые драпировки, венские стулья, старые фотографии на стенах, оклеенных обоями с винтажным узором, и настоящий патефон в углу. – Я тут в первый раз, а вы?

– А мы с мамой тут каждую субботу завтракаем! – выпалила Лиза.

– Мы живем неподалеку, – подтвердила Софья и снова замолчала. Разговор явно не клеился, и это огорчало Романа. Сегодня, в неформальной обстановке, художница показалась ему еще приятнее, чем в офисе. Он с удовольствием поговорил бы с ней, полюбовался ее милой улыбкой. Но Софья не улыбалась и даже не глядела в его сторону. Чтобы не раздражать женщину, он тоже не стал смотреть на нее и повернулся к девочке:

– И сколько тебе лет, Лиза?

– Пять, – в подтверждение своих слов она помахала ладонью с растопыренными пальцами. – Но уже скоро будет шесть. И мама подарит мне на день рождения домик для Барби. А у вас есть дети? – выпалила она вдруг без всякого перехода.

Роман вынужден был развести руками:

– Нет. К сожалению, нет.

– А почему? – тут же поинтересовалась девочка.

– Так получилось.

– Лиза, не приставай, – одернула ее мать. – Ты будешь допивать сок?

– Нет, я хочу мороженое! Вон, Карина его несет!

Действительно, к ним уже направлялась официантка, которая принесла сначала десерты для мамы и дочки, а потом кофе для Романа. Он машинально поднес чашку к губам, но вкуса почти не почувствовал. Софья все молчала, и он подумал, что напрасно ввязался в эту затею с угощением. Художница сильно обижена на него, и, собственно, в этом нет ровным счетом ничего удивительного.

– Софья Васильевна, я понимаю ваши чувства, – осторожно начал Роман, когда молчание сделалось уже совершенно невыносимым. – Конечно, крайне неприятно, когда отказывают в инвестировании. Не сомневаюсь, у вас были большие планы на эту галерею, вы разрабатывали проект, надеялись… Но поймите, пожалуйста, и меня. Мне самому, можно сказать, понравились ваши картины. Но речь не о моих вкусах, а о бизнесе, где личные симпатии или антипатии не играют никакой роли. А перспектив у галереи с подобным контентом нет. Вы, наверное, и сами это видите…

Софья сделала нетерпеливый жест:

– Вы вовсе не обязаны передо мной извиняться, Роман… Извините, не запомнила вашего отчества.

– Роман Михайлович. Я и не извиняюсь. Просто выражаю сожаление, что не смог вам помочь…

Голоса обоих звучали ровно, почти бесстрастно, но Роман волновался и догадывался, что его собеседница тоже волнуется. Лиза, чуткая, как все дети, перестала есть и с интересом смотрела за ними, переводя взгляд с одного на другого, точно наблюдала за игрой в пинг-понг.

– Так это вы тот самый дядя, который не дал маме денег на ее картины? – догадалась она.

Роман искоса взглянул на Софью и понял, что та ждет, что он ответит.

– Да, к сожалению, это так, – вздохнув, признался Роман. – Видишь ли, Лиза, так получилось…

Договорить он не успел, потому что девочка переменилась в лице и опрокинула вазочку с остатками подтаявшего мороженого прямо на его итальянский спортивный пиджак.

– Лиза!.. – ахнула Софья, вся залившись румянцем. – Что ж ты делаешь! Как тебе не стыдно!..

Но девочка и не думала стыдиться.

– А я нарочно, нарочно! – выкрикнула она. – Вы разговаривали, а я все поняла! Это тот самый дядя, из-за которого у тебя не будет галереи! Он не дал тебе денег! Это из-за него ты все время плачешь! – и повернулась к Роману: – Ты плохой, злой! Уходи!

– Замолчи, Лиза, – строго, но не повышая голоса, сказала Софья. – Ты поступила очень плохо, дочка. И я очень этим огорчена.

Девочка виновато опустила голову, и Роман с удовлетворением отметил про себя, что Софья не стала требовать от ребенка «Немедленно попроси у дяди прощения!..» – а сделала это сама.

– Извините, Роман… Роман Михайлович, – пробормотала она. – Мне очень жаль, что так получилось… Ваш пиджак… Но, думаю, его еще можно спасти. Может, вы зайдете к нам? Мы живем в соседнем доме, и у меня наверняка найдется что-то, чем можно свести пятно.

Из-за румянца смущения Софья сейчас казалась совсем юной. Роман невольно отметил, насколько мать и дочь похожи, даже несмотря на то, что Лиза все еще хмурилась и дулась, а лицо Софьи было встревоженным и виноватым.

– А ваш муж? Он-то как воспримет мое появление у вас дома? – осведомился Роман.

И тут же пожалел, что спросил, потому что выражение лица Софьи вновь переменилось. Из растерянного оно тут же сделалось печальным.

– Мой муж погиб три года назад, – отстраненно произнесла она, отвернулась и стала глядеть в окно на охапку листьев, которую ветер гнал по тротуару.

– Папа летел на самолете и остался на небе, – добавила Лиза с какой-то очень серьезной, совершенно взрослой интонацией.

– Простите. Мне жаль… – пробормотал Роман и вдруг подумал, что их сегодняшний разговор только и состоит что из этих слов: «простите», «извините», «жаль», «сожаление»… Наверное, ему стоило бы отказаться от предложения Софьи, расплатиться, покинуть кафе и навсегда забыть об этой симпатичной художнице и ее забавной дочурке. Но вместо этого он сказал:

– Был бы очень признателен вам за помощь.

Они действительно жили в соседнем доме, явно еще дореволюционной постройки, с высоченными потолками, широкой лестницей и светлым подъездом, настолько просторным и красивым, что его хотелось по-петербургски назвать «парадное». Квартира Софьи оказалась не такой большой, как обычно бывает в подобных домах, но оформлена она была настолько изящно, что Роман невольно залюбовался комнатой, в которую его пригласила хозяйка. Несколько пейзажей на нежно-кремовых однотонных обоях, окна украшают льняные гардины и пара цветущих растений, мебели немного, только самое необходимое, но она со вкусом подобрана и несет на себе легкий отпечаток старины. Небогато, да зато уютно. И сразу чувствуется, что здесь живет творческая натура.

Лиза тут же убежала, наверное к себе в детскую. По донесшимся откуда-то из глубины квартиры электронной музыке и неестественно оживленным голосам, Роман догадался, что она смотрит мультики. Софья забрала пиджак, пригласила Романа сесть и удалилась, оставив его одного. Он подошел к окну, выходившему во двор, и от нечего делать стал глядеть на качающиеся ветви деревьев, с которых уже почти облетела листва.

«А почему у вас нет детей?» – спросила его эта егоза. И он искренне не знал, что ей ответить.

На самом деле ему всегда хотелось, чтоб у него была семья и ребенок. А лучше двое, дочка и сын, именно в таком порядке. Но первая жена, Маргарита – они были однокурсниками и поженились еще студентами, – детей как-то не жаловала и говорила, что они не готовы, как она выражалась, «обзаводиться потомством». Сначала надо встать на ноги, сделать карьеру и состояться как личность. И они дружно вставали, делали и «состаивались». Роман занялся инвестициями, Рита после мехмата окончила еще и социологический факультет, стала крупным специалистом по маркетингу и на удивление быстро превратилась из жизнерадостной и легкомысленной хохотушки в расчетливую, жесткую бизнес-леди. Оба были так заняты каждый своим делом, что не оставалось времени не только на возможных детей, но и друг на друга. Как-то незаметно они стали совершенно чужими людьми, которым вообще не о чем было поговорить, кроме собственной работы. Когда четырнадцать лет назад они наконец развелись, Роман вдруг понял, что, собственно, ничего в его жизни принципиально не изменилось. Он давно уже был одинок, несмотря на формальное наличие семьи.