Евгений Горбунов - Тонкий вкус съедаемых заживо. История лжи и подлости

– Предложения следующие, – у Дайнеко дрожали руки. – Все убытки по этой сделке, я просто уверена, мы покроем. Пересмотрим все дилерские лимиты. Еще раз досконально проработаем правила и порядок осуществления сделок. А дилер будет жесточайшим образом наказан…

Председатель смотрел на нервно дергающийся рот Людмилы Николаевны. Он уже хотел ставить точку в этом разговоре, как вдруг взгляд его упал на экран ноутбука, стоявшего на столе. «Продажа части акций Сваринского меткомбината под вопросом?» – на информационном портале выделялся зеленым цветом небольшой баннер. Он щелкнул по нему. Информации было немного. «Падение рубля наверняка отодвинет сделку по покупке пакета акций комбината. Потенциальные покупатели «Парт Лимитед» и «ОДС Интенешинел», связанные с крупными финансово-промышленными структурами «МКС» и «Сапсан Проджект», огласившие накануне предварительный объем сделки порядка 20 миллионов долларов, скорее всего предпочтут…»

– Какой курс был в понедельник? – резко прервал Председатель Дайнеко.

– Курс?.. Порядка 25… Болтался туда-сюда… Или, может, чуть ниже…

– И дилер, имея серьезный профит, не зафиксировал прибыль, хотя бы частично. Как вы можете это объяснить?

– Объяснение одно. Потеря чувства рынка. Зарвался человек… – Дайнеко почувствовала, что всё начинает идти не по той схеме.

– Так, по бэк-офису, – от этих слов Председателя у Рутман похолодело внутри, – сотрудника, осуществившего проплату по сделке – в 24 часа вон из банка. И не просто служебное несоответствие, а халатность. Приказ в системе документооборота должен стоять через два часа. Предупреждаю вас, Анжела Иосифовна – если еще такое повторится – вы пойдете даже не на улицу, а в тюрьму. Процесс должен быть показательным. Все регламентирующие документы должны быть пересмотрены и обновлены. Дополнительным стимулом будет лишение вас 20 процентов вашего ежегодного бонуса.

– Теперь с вами, Людмила Николаевна, – у Дайнеко от этих слов всё сжалось, – хочу посмотреть на вашего этого… Игнатьева, что он мне скажет, и тогда примем решение. Пришлете его ко мне с графиками курсов за прошедшую неделю до сего момента через час. Всё, свободны.

Дайнеко с Рутман выскочили из кабинета. В глазах Анжелы Иосифовны были слезы. Не сказав друг другу ни слова, они разошлись в направлении своих подразделений.

В длинном пустом коридоре ее ждал Леванченко.

– Ну что? – нетерпеливо спросил он.

Дайнеко молчала. Осмысление произошедшего нарушал лишь только монотонный гул копировального аппарата в конце коридора за углом.

– Он заподозрил что-то, вызывает через час Игнатьева с графиками курсов. С Рутманши 20 процентов бонуса снял, Светлану эту – на отдел кадров… В час дня чтоб Игнатьев был у Председателя, скажешь ему. И переговори с ним еще раз.

– Не волнуйся, Люда, все сделаем.

– Ты уверен, что с Игнатьевым будет всё как надо?

– А куда он денется? Разберемся с этой ерундой и забудем. А что потом?

– Что, что? Убирать его надо и всё! – Дайнеко так повысила голос, что Леванченко показал ей жестом: «тише». – Убирать!

– Как скажешь. Людей у нас много. Работать есть кому.

– Всё, иди, – Людмила Николаевна пошла к себе в кабинет.

Игнатьев сидел и немигающим взглядом смотрел на мониторы. В глазах все сливалось. После разговора с Левандосом с предложением взять на себя эту долбаную сделку, он понял, что все не просто плохо, а очень плохо. И последствия, в том числе для него, будут катастрофическими. Внутри бушевало сильнейшее нервное напряжение, и таблетка, последняя таблетка из смятой пачки, практически не действовала. Игорь взял на себя мелкие будничные операции и не трогал его. Кирьян слева тоже притих. Саша хлебнул остывший кофе. Вкус показался неприятным. Начало подташнивать.

В зал после продолжительного отсутствия зашел Леванченко. Проходя мимо, неожиданно направился к Игнатьеву, взял за плечо и наклонился.

– В тринадцать ноль-ноль тебя пригласил Председатель. Приведи себя в порядок. Распечатай графики курсов за прошедшую неделю по «сейчас» и помни, о чем мы с тобой договорились. Ты должен стоять на своем до конца – хотел заработать. И не ссы – я и Люда о тебе позаботимся. Понял?

Игнатьев кивнул. Сил говорить не было. Леванченко пошел на свое место. Тошнота усиливалась. Саша встал и нетвердой походкой пошел в туалет. Там его вырвало. Отплевавшись, он вышел из кабинки и долго умывался.

Холодная вода не добавляла свежести. Глянул на себя в зеркало. На него смотрело жалкое, перекошенное страхом лицо. Тут в туалет зашел Фадеев и включил в соседнем умывальнике воду.

– Послушай, Саша, я стал невольным свидетелем разговора, – Толян говорил тихо, почти шептал, – ты знаешь, кого с кем. Ксерил бумажки и случайно услышал в коридоре. Тебя, я так понял, вызывают наверх, есть какие-то проблемы. Не знаю, как там что, но тебя будут убирать. Этого хочет наша женщина – ее решение. Левандос согласен. Держись!

– Спасибо, Толя, – Игнатьев опустил голову.

Фадеев выключил воду и вышел. Саша остался стоять. Он остался один. Один в прямом смысле этого слова. Петля затянута, все готово, чтобы выбить из-под его ног табуретку. И тогда все. Пустота. Он не был готов к этому. К этой чудовищной несправедливости. И эта неготовность усугублялась отсутствием шансов на благоприятный исход. Его уберут либо по указанию Председателя, либо уберет Дайнеко. Попал в капкан. Попал, бля, в этот К-А-П-К-А-Н!!! Саня вытер лицо салфеткой. Неожиданно пришло решение. Теперь каждый сам за себя. Он поправил галстук, пиджак. Глянул на часы – до решающих тринадцати часов осталось десять минут. Зашел в дилерский зал, взял ежедневник, вложил в середину листки с графиками и пошел в приемную Председателя.

– Добрый день! Председатель назначил мне на тринадцать ноль-ноль. Игнатьев Александр Михайлович, – как можно более ровным голосом сказал Саша секретарю.

Секретарь равнодушно глянула него и механически произнесла:

– Ожидайте.

Саша стоял, опустив голову. Так, наверное, солдат ждет своей последней атаки. Атаки, в которой, скорее всего, придется умереть. Начищена и заряжена винтовка, в голенище сапога спрятан нож, а в кармане старенький трофейный револьвер. Он сидит, прижавшись спиной к холодной земле окопа. Страха уже нет. Осталось только ломящее чувство сожаления.

Маленький сухарик в руке. Вкус хлеба, может, уже в последний раз… О чем же вспомнить? О чем?.. О дороге в маленькую деревню с огромной ивой над прудом… Маленький сын принес в ковшике воды. На, попей, папа… И вдруг чей-то вопль: – «Вперед!!!» Пора. Навстречу смерти…

– Заходите, – так же равнодушно, повернув голову в его сторону, сказала моделька-секретарша.