Виорэль Ломов - Неодинокий Попсуев

– Здравствуй, Валя. Как жизнь?

– Ой, здравствуйте, Иван Михайлович! Да что жизнь? Вот обещают тридцать процентов зарплаты выдать.

– Ну-ну… – Чуприна поднялся на второй этаж: «Скоро от всех вас и тридцати процентов не останется…»

В предбаннике сидела незнакомая девица. Не иначе Зябликов с собой прихватил из Челябинска. Чуприна открыл дверь, которую помнил до малейшей щербинки и малейшего скрипа, вошел. Зябликов сидел на его месте, сидел довольно непринужденно.

– Ну, здравствуй, Зябликов.

– Проходите, Иван Михайлович. – Зябликов встал, направился к нему, выставив руку, как консервный нож. – Садитесь.

– Да сяду, сяду, – усмехнулся Чуприна, пожимая сухую горячую ладонь. – Шторки, гляжу, новые повесил, шкалик, стулья заменил. Даже центр музыкальный. Этот-то зачем? Стол не меняй. Спецзаказ, такой больше не сделают.

– Что привело, Иван Михайлович? – Зябликов, видно, хотел поскорее покончить с официальной частью.

– Да скука, – обрадовал его Чуприна. – Дай, думаю, загляну к директору, может, новое что? Что с двадцатым цехом? Слышал, законсервировали.

Зябликов помрачнел.

– Законсервировали, Иван Михайлович. И знаете почему.

– Скажешь, денег нет? – насмешливо спросил Чуприна.

– Нет, – не глядя на него, ответил Зябликов. Он открыл шкафчик, достал виски, виноград на блюде. – Зарплату, и ту по частям даю.

– А где деньги-то? Не говори только: в фондах или еще какой заднице.

– Они и есть в фондах. Сейчас фонды станут на ноги, и нам отвалят…

– Отвалят, отвалят и еще добавят. Раскрыл ты, гляжу, варежку. А скорей, и варежка твоя, а?

Зябликов промолчал. Чуприна почувствовал, что еще минута – и он разнесет в своем бывшем кабинете всё к чертовой матери, вот только мараться… Он отщипнул виноградинку.

– Ладно, пошел я. Бывай, Зябликов.

– Зачем приходили-то, Иван Михайлович?

– Соскучился дюже.

– Ничего не надо?

– Ничего.

Дверь скрипнула на прощание. «Ну-ну», – успокоил ее Чуприна.

– От Зябликова. – Чуприна положил виноградинку перед секретаршей и вышел на волю.

После отпуска Попсуев стал жить с Татьяной. Как-то само собой получилось, что он зашел в субботу к Поповым, да еще во время обеда. За столом кроме Анастасии Сергеевны и Татьяны были еще трое родственников. Обед, как он запоздало понял, был праздничный, но по какой причине, Сергей уточнять не стал. Получилось, конечно, некрасиво, но он в замешательстве не подумал о правилах приличия. Поздно было что-то менять, потому он на достаточно сухое приглашение Анастасии Сергеевны покорно сел за стол.

Татьяна, раскрасневшаяся, на него не смотрела. А после обеда, когда все ушли в гостиную, Татьяна увлекла Попсуева на кухню, закрыла дверь, кинулась ему на шею и с такой жадностью стала целовать его в губы, что он даже опешил. Зашла бабка, осуждающе поглядела на внучку и, ни слова не говоря, вышла, прикрыв за собой дверь. В этот же вечер Татьяна ушла к Сергею, а на другой день и вовсе перебралась к нему. «Почему стал жить с ней?» – Попсуев не раз задавал себе этот вопрос. Через полгода, когда Татьяна уже была на сносях, расписались, и жена до родов вернулась домой. Ребенка назвали Денисом. Бабка, поздравляя Сергея, впервые поцеловала его в лоб, для чего тому пришлось согнуться перед ней. А потом даже всплакнула:

– Оба вы у меня сиротинушки, без родителей. Дай Бог вам здоровья!

Пока малышу не сравнялось полгода, Сергею приходилось каждый день бывать у Анастасии Сергеевны. Та в первое время не жаловала его, но потом свыклась. Мало ли как в жизни бывает. Хорошо, хоть так закончилось, а не по-другому. Тут уж ничего не попишешь. Как бы ты ни устраивал свою судьбу, всё равно подстроишься под нее. Какие планы строили дочка с зятем, а автобус взял да и свалился в ущелье.

А потом Татьяна стала ходить к Сергею, оставляя сына на бабушку, сначала на несколько часов, потом на ночь, а когда вышла на работу, то и на дни.

После отвергнутого Попсуевым заманчивого предложения стать начальником цеха санкций не последовало. Более того, Сергея очень быстро стараниями Берендея провели технологом цеха. Новое место давало простор для воплощения замыслов, но ушел задор, с которым Сергей занимался исследованиями при Несмеяне. Ей он доказывал свою состоятельность, а с Татьяной этого делать не хотелось. Но всё же надо было довести дело до ума и подготовить диссертацию – вряд ли Бебеев станет защищаться после той угрозы. По большому счету Сергей был не удовлетворен работой, а выходило – и жизнью. В начальники цеха он больше не рвался. Уж очень сильно пропиталась эта должность запахом Звягина. «А мне надо это?» – всё чаще задавал себе Попсуев безответный вопрос.

Ровно через полгода после распада СССР, 26 июня 1992 года, на общем собрании садоводов был утвержден устав садоводческого некоммерческого товарищества «Машиностроитель». Общество, насчитывавшее 795 участков, и до того более сорока лет называлось «Машиностроителем» и было некоммерческим по умолчанию, поскольку заниматься коммерцией на четырех-шести сотках никому не приходило в голову. В народе общество называют «Концом света», поскольку садоводы первые годы обходились без электричества. ЛЭП-220 протянули лишь в начале шестидесятых, но память о «темных» временах сохранилась и по сей день. Более того, многие считают, что за Нежинском на юг и впрямь ничего нет, хотя там когда-то была Казахская ССР.

Чудо-остров посреди Бзыби, притока реки Нежи, с незапамятных времен называют Блин. Приток двумя рукавами обнимает русловый остров. Узкая протока с северной стороны острова несет свои воды перед крутым берегом – там переброшен пешеходный мост, соединяющий железнодорожную станцию Колодезная на сороковом километре от Нежинска с «Машиностроителем». Мост самый простой, с полусгнившим деревянным настилом, хлипкий, пляшущий, огражденный канатными перилами, но с подмостками.

Широкое русло с южной стороны острова наполовину заросло озерным камышом и белыми кувшинками, утки и чайки безбоязненно садятся на спокойную воду, приютившую несколько лодчонок с рыбаками. Рано утром, когда еще не проснутся цвета, эти места напоминают китайские рисунки тушью. Днем на мелководье кишит малышня, за которой с берега лениво наблюдают обгоревшие на солнце мамаши, а вечерами разминаются с кавалерами девицы. За рекой вдаль уходят заливные луга и рощицы. С этой стороны капитальный мост, но по трассе до города шестьдесят километров. Раз в десять-двенадцать лет во время июньского паводка вода заливает половину острова, но в остальное время тут настоящий рай.