Виорэль Ломов - Неодинокий Попсуев

Своим появлением на свет общество было обязано посещению этих мест высоких чинов из Москвы. День 9 октября 1948 года выдался погожим, теплым и солнечным. На пригорке к спуску к реке, на фоне пронзительно-голубого неба и еще не осыпавшейся золотой листвы берез выстроилась колонна черных легковых автомобилей. Из машин один за другим выползали местные и столичные начальники в генеральских шинелях и добротных цивильных пальто; выскакивали инженеры и строители в потертых шинелях или гимнастерках; молчаливые молодые люди в плащах одного покроя. Правительственная комиссия, руководимая министром, подбирала стройплощадку под новый завод союзного значения. Собственно место уже было выбрано, но председатель комиссии, заядлый рыбак, захотел взглянуть еще и на альтернативное местечко. Комиссия, сняв фуражки, потягивалась, вертела шеями и любовалась открывшимся видом на реку, зеленый остров и заливные луга окрест.

– Красота, зараза! – восхищенно произнес министр, обращаясь к секретарю обкома.

– При царизме тут Бенкендорф дворец охотника хотел построить.

– Александр Христофорович?

– Кто? А, ну да, сатрап самодержца.

– Красота! – повторил министр. – Нет, вид портить не будем. Сюда барышень водить и живописать их голеньких среди камышей и уточек. Охоту можно организовать. Граф любил охоту… на красоток. У самого Наполеона бабенку увел. Места-то, места! Краше, чем Сокольники. Как речка называется?

– А никак, товарищ министр.

– Никак? Вы, сибиряки, назовете так назовете! «Никак» хорошо, но ты тут лучше сады разбей, мичуринские, лагеря, пионерские. Накакай, словом. Ладно, вези, секретарь, в Красноречинск. – И министр, напоследок с сожалением окинув прекрасный вид, располагавший к пленэру с барышнями, кряхтя, полез в машину.

Через полгода министр поинтересовался из первопрестольной:

– Как реализация постановления Совмина от 24 февраля? Выделили земельный массив под садоводческое объединение? Как дела с лагерями для пионеров? Никак?

Секретарь обкома доложил:

– Не никак! Река, говорю, не Никак, а Бзыбь называется. Нет, какая насмешка! В Абхазии это великая река, а тут так, Бздынь. То есть, Бзыбь. Земельный массив выделен, товарищ министр. Геодезисты проектируют. Будут также два моста.

Через пару лет строители и работники «Нежмаша» летом стали трудиться еще и на своих земельных участках, а их дети – посменно отдыхать в пионерском лагере имени юного партизана-разведчика Вали Котика.

За сорок лет пригородный ландшафт изменился до неузнаваемости. С высоты птичьего полета пригород походил на гигантскую свалку усадьб, домиков и будок, вытянувшуюся на сто верст от города к Казахстану, откуда по старой дружбе везли наркотики, лук и паленую водку.

В «Машиностроитель» можно попасть на электричке. Переходишь пути, идешь мимо граждан, продающих молоко в пластиковых бутылках, творог, густые, как сметана, сливки, чье-то мясо и кости с подводы, картошку, с ростками и свежую, разносолы и даже цветы. По субботам предлагают гвозди, лампочки, розетки, а то и трансформатор. Если пройти далее в кусты, могут отоварить чем-нибудь и серьезнее. В ларьке, продавщица которого уверяет, что от водки и сосисок еще никто не умер, продукты и напитки по терпимой цене.

Улочки общества носят причудливые названия, от Трех лилий до Жана Габена. На Центральной идут в ряд магазин, домики председателя правления, сторожа и электрика, а также контора, где дачники платят членские взносы и узнают новости.

Светлана Иосифовна, соседка Попсуева по даче, любила заниматься своими цветами и грядками спозаранок, пока не встал ее муж Михаил Николаевич, прозванный знающими людьми Колодезным Теслой, и не начинал «гандобить» по наковальне, а пуще по ее мозгам. Она любила утреннюю тишину и прохладу, и любой труд в это время был ей на пользу, тогда как днем и особенно вечером от давления болела голова. Даже мелочная прополка, когда в траве еще не проснулась мошка, доставляла ей удовольствие. Не успела Светлана Иосифовна покончить с одной грядкой, ее окликнула Петровна – Бегемотиха.

Бегемотихой Петровну нарекли менты. Как-то ей возле пивного ларька пришлось доказывать трем мужикам, что у нее как у женщины есть право на очередь впереди них. После того, как Петровна обозвала неуступчивых джентльменов «козлами» и те собрались в ответном слове намять ей бока, она отходила их своей хозяйственной сумкой, в которой, как потом было установлено в отделении милиции, находилось кило гречки, буханка хлеба, бутылка ликера «Абу Симбел» и три банки бычков в томатном соусе. Где бы ни оказалась Бегемотиха, а появлялась она всегда внезапно в любой точке пространства, она доказывала свое право на истину в последней инстанции. Пасовала Петровна лишь пред одним представителем сильного пола – Смирновым. Своей зычной глоткой и непредсказуемым поведением Валентин полностью дезорганизовывал даму и нагонял на нее страх.

– Свет, а Свет! – позвала Бегемотиха.

– Чего тебе?

– Чего ж ты молчала?

– Когда? – удивилась Светлана Иосифовна.

– Да что тебя интервьюер прямо на этой веранде взял?

– Ошалела, Петровна? Кто это тут меня и когда на веранде брал?

– Да вот, два дня назад. Шебутной какой-то. «О Колодезном Тесле и пользе крапивы», статья. Ништяк! И фотка – твой двор, Миша с трубой, ты за его спиной с чем-то, не пойму.

– Ну-ка, дай-кось… Это аккумулятор я держу. Когда это он нас сфотал?

– Да это у тебя надо спросить, а не у меня. Колись, Светка, дала интервью?

– Да отстань ты от меня! Никому я ничего не дала и давать не буду! А вот по шее могу и дать!

– Ты прочитай сперва, прежде чем грозиться.

Светлана Иосифовна взяла «Вечерку». Пошла за очками.

– Ты заходи, покалякаем, – кивнула она Бегемотихе.

Та с удовольствием зашла. Светлана Иосифовна стала читать.

«Светлана Иосифовна, как обычно, с утра была на грядке.

– Светлана Иосифовна? – крикнул я из-за изгороди.

– Я Светлана Иосифовна, других не держим, – распрямилась, покрутила плечами, а затем подошла ко мне хозяйка, крупная, уверенная в себе женщина, еще очень крепкая».

– Брешет, сукин сын! Когда это меня кто окликал из-за изгороди? – взглянула на гостью хозяйка. Та соорудила на лице недоумение. – «Очень крепкая» – это правда.

– Они же не все брехню пишут. Читай, читай…

«– Всё в делах? – задал я ей довольно таки банальный вопрос.

– Нынче кто без дела, – ответила она, – одни лишь бездельники.

Признаться, мне стало не по себе под ее проницательным взглядом. Мое смущение еще более углубилось, когда она, потянув носом воздух, с подозрением спросила:

– Не пьете?

– Что вы! – поспешил я ее успокоить. – Ни в жисть!