Виорэль Ломов - Неодинокий Попсуев

– Тогда заходите. – Впустила она меня во двор.

Дальше мы опускаем вступительные шаги и фразы. Вот мы сидим со Светланой Иосифовной за столом на веранде и пьем чай со смородинным, малиновым и вишневым листом. Признаться, «Ахмад» и «Липтон» в подметки не годятся нашей обычной листве! Да еще заваренной руками обаятельной хозяюшки».

Светлана Иосифовна горделиво взглянула на Беге-мотиху.

«Наша беседа за третьей чашкой чая стала более непринужденной, хозяйка стала обращаться ко мне «Кирюша», а себя разрешила величать «Иосифовной». Я поинтересовался, кто был Иосиф по национальности, не грузин ли. «Русак», – просто ответила его дочь. Рамки заметки диктуют необходимость изложить наш разговор как монолог Иосифовны.

– Долго я наблюдаю мужичье и точно знаю: всякий мужик, включая Дарвина, не от обезьяны произошел, а от самого натурального верблюда. Причем от двугорбого, с двумя мочевыми пузырями. Что тот, что этот пьют – не напьются, как в последний раз. Из чего делаю вывод: жизнь мужика – пустыня! Разница меж ними одна: верблюд ведром напьется, мужик – никогда!

Мой Михаил со странностями был еще с детства. Как не углядела я в нем этого, сама не пойму. Да разве когда замуж идешь, на странности обращаешь внимание? Ему бы вовек не жениться, а он меня подцепил. За что я ему и благодарна по гроб жизни.

Всю первую свадебную ночь супруг ходил по хате и рассказывал мне о тайнах кладов, а весь «медовый» месяц, от темна до темна, «гандобил» железом по железу. С тех пор хуже слышать стала. За месяц из всякого хлама сгандобил раму с колесами и моторчиком.

Назвал «Миш-1», по-английски «Микс-Ванн». В первую же поездку врезался в крапиву – в тот год просто зверских площадей. Выехал с участка он в одних трусах, лихо так, и на полной скорости проскочил от дороги до реки, по всему склону, скрозь крапиву с репейником, а там и свалился в воду. Таратайка надежная оказалась, не заглохла. Из воды выскочил как ошпаренный, и нет обойти то место по воде, через него же продрался, волоча свой драндулет, обратно.

Когда Миша вошел на участок, это был не Миша. Глядеть на него было страшно. Опухший, красный. Сказал: «Жгеть, зараза!» – и вылил на себя кастрюлю с молоком, не успевшим еще толком остыть. Прыгнул в бочку с водой, как Дадон, и ну орать благим матом, что «срежет на хрен всю крапиву в Советском Союзе к чертовой матери!»

Я ему тут вовремя ввернула: ты мне, говорю, сперва вон те пять будылей вырви, а уж потом иди махать на весь Союз. Вдоль забора крапива росла, выше забора. Он прыг из бочки и ну рвать ее, а она не рвется, ну никак, то ли он уж так обессилел. Рванул – да и в крапиву свалился. Чего тут началось! Схватил косу – прям «Ну, погоди!», и давай сносить всё, что торчит. Я такой прыти и таких матюков ни у одного косца не наблюдала. У нас всё снес, у соседа Денисыча смахнул, потом побежал к реке косить косогор.

– Ну, Чапаев! – мотал головой Денисыч. – Он всегда такой?

Мы тогда только приобрели участки и начали обустраиваться по добрососедству. За три часа мой скосил весь склон. А луна была круглая, ночь светлая. «Медовая», чего там, ночь! Пришел, аж трясется, коса затупилась, руки ходуном ходят, в глазах лихорадка.

И звон такой идет, тоненький-тоненький, то ли от косы, то ли от него самого. Косу еле выдрала из рук. Вцепился в нее, будто тонет. Хорошо, с потом вышла крапивья отрава. Я уж тогда за себя и свою будущую жизнь в первый раз крепко задумалась. А назавтра он был розовый, как поросенок. Аж светился.

– Ничего, токо сердце вот тут колотится, – он ткнул себе под подбородок. – Выпить, однако, надо. Для дезактивации организма и снятия стресса.

Я тогда от него в первый раз услышала об этом стрессе. А к выпивке его позже Денисыч приучил, хорошо, съехал, а дачу Попсуеву продал.

– Попсуев хороший сосед?

– Другого поискать такого! Уважительный, умный и почти не пьет. Раза три только замечала. На него всем мужикам надо равнение держать».

– Ну, дальше там про Попсуева, неинтересно, – поднялась Бегемотиха. – Пойду хвастать всем, что со звездой знакома.

– Это с кем же?

– Угадай!

За полвека, что Михаил Николаевич гандобил с утра до вечера каждый день, он познал «железо» до тонкостей, не только марки и сортамент, а и все агрегаты из него, от печной трубы до газовой турбины. Был прекрасным токарем, слесарем, сварщиком, сборщиком, фрезеровщиком, кузнецом, механиком, электриком. Легко разбирался в разных схемах и в уме считал то, чему пять-шесть лет учат в институте. Всё это Железный Дровосек, как прозвали его, делал и собирал своими руками, испытывал и совершенствовал. Миша не раз был бит током, разъеден кислотой, ранен стружкой и инструментом, но ничто его не брало, любая рана от железа заживала на второй день, как на заговоренном.

Иван Денисыч, у которого Попсуев купил дачу, отрекомендовал Мишу как бескорыстного помощника в освоении хозяйства и разнообразном ремонте. «Угостишь стакашкой, он и доволен, – сказал Денисыч. – Тебе тут многое ни к чему будет, так ты не скупись, давай ему всё, что запросит. Он из любого гэ конфетку делает. Несколько мотоциклов собрал».

Участок был завален добром, собранным Денисычем за много лет: рулонами рубероида, петлями, щеколдами, гвоздями, дверными ручками, трубами, резиновыми шлангами, электрическими кабелями, лампами дневного света. Отдельно стояли две лежанки из операционной, зубоврачебное кресло, пять баков и бачков из титана и нержавейки, печь-буржуйка, три стремянки и десятиметровая лестница с биркой цеха. В ящике в масле и заводской обертке под пломбами хранился винт от самолета «АН-2», который Денисыч собирался водрузить на ветряк.

Всё это Денисыч собирался использовать на пенсии, но к пенсии его жена заболела астмой, а сам он спился, отчего пришлось продавать дачу спешно и практически за бесценок. Хорошо хоть так продали, так как три года за ней вообще не было никакого ухода. Дали объявление в газету. Покупатель появился тут же, так как Валентин в тот же день сообщил о дешевой даче Попсуеву. Мельком оглядев дачу, которая была завалена снегом и оттого была куда как хороша для показа, Сергей не стал даже заходить в дом, а поверил на слово продавцу. Денисыч рассказал ему про устройство дома, про свои запасы, утаив лишь, что счетчик он так подключил, что его мотало в другую сторону.

Михаилу Николаевичу Попсуев показал все доставшиеся ему закрома и сказал:

– Бери, Михаил Николаевич, всё, что надо. Чем больше, тем чище. Мне ничего не надо. Разве что доски сосновые да пленка.

«…как быстро всё меняется! Такое ощущение, что предыдущие двадцать лет время сжималось, как пружина, а сейчас сработало. Новое руководство повысило Берендея в замы главного инженера по технологии (это не требовало выборов), а еще через месяц строчку зама сократили. Никите Тарасовичу Дронов предложил место инженера ТБ. Не знаю, что ответил ему Берендей, но Дронов неделю не вылезал из сортира и стал заикаться…