Мария Ладова - Выше боли

Перед отъездом я посетила еще одно из святых мест Санкт-Петербурга, о котором отзывались петербуржцы, как об одном из самых сильных, – Свято-Иоанновский монастырь на Карповке. Этот православный женский монастырь был основан праведником Иоанном Кронштадтским и назван в честь преподобного Иоанна Рыльского, его духовного покровителя.

Там, в храме-усыпальнице, покоятся мощи Иоанна Кронштадтского. О чём я молилась в тот день у мощей, пусть останется моей тайной, но хочу сказать, что когда я закончила читать акафист перед мощами святого, обернувшись назад, увидела, что на меня смотрит с иконы Ксения Петербургская…

«Свобода!..», – это было первое восклицание сына, когда его вывозили из клиники, а второе – «Воздух!..». Я воспользовалась коммерческими услугами перевозки больных, и специальный автомобиль с каталкой для лежачих больных и санитарами доставил нас на Ладожский вокзал, с которого уходил наш поезд «Мурманск – Москва». Шесть человек друзей, знакомых и незнакомых, приехало проводить, чтобы помочь погрузить нас вместе с вещами в поезд.

В темноте Питер заливался новогодними огнями и предпраздничным настроением. Было не холодно, Пашка всё время приподнимал голову и вертел ею во все стороны, жадно ловя любое движение и звуки, а я улыбалась, убеждаясь этим, что его любовь и жажда к жизни уйдут только вместе с ним.

Погрузились хорошо и весело. Поезд тронулся. Несмотря на заполночь, нам удалось заказать у официанта вагона-ресторана борщ со сметаной и чесноком, который сын ел с нескрываемым удовольствием…

В Москве нас встречала предварительно заказанная коммерческая «скорая» и пять человек друзей с личным авто, которые и помогли довезти наши многочисленные пакеты до дома, где нас уже ждали Маша (бывшая Пашина девушка), её бабушка и трёхмесячный сын Алексей, которого Паша ещё ни разу не держал на руках…

Она приходит неожиданно, длится сколько ей хочется, её интенсивность и сила порою очень высоки. Считается, что это боль физического характера и мучается ею сильно большая часть людей, потерявших конечность: уже нет ноги, а болит, к примеру, колено или стопа, а иногда и сама нога, как будто она на месте, но просто онемела…

У Паши были сильные «фантомки» – так коротко мы с ним называли эту боль. Прием специально выписанных врачом таблеток, которых мы выпили очень много, облегчал, но не убирал эту боль. Говорят и пишут, что эти боли зачастую длятся всю жизнь.

Но, как ни странно, больше Паша не упоминал о «фантомках» после того, как я ему сказала, что не нужно идти против этой боли. Пусть болит. Пусть будет так, как будто у него есть эта нога, это даже очень хорошо. Пусть болит, этим самым доказывая, что она на месте, а значит – всё в порядке.

Вернувшись домой, я поняла, что фантомная боль бывает ещё и душевной, причём с теми же качественными характеристиками. И это тоже довольно неприятно: периодически на меня накатывала волна ледяного ужаса от того, что случилось, с отдающей болью в будущее, которое в настоящий момент я уже никак не могла изменить. И от того, насколько была существенна вчерашняя потеря, настолько и сильны были мои душевные страдания в ту минуту. Я бы назвала это фантомной трансформацией боли – из физической в душевную, от одного человека к другому.

Похожим методом я стала лечить и свою душевную фантомную боль: «Я не буду больше думать и анализировать то, что случилось – слишком мучительно осознавать это. Я буду думать о том, что всё в порядке и нога у моего сына на месте, просто его жизнь перешла на другой уровень». И это не самообман, это – выход.

Это сохранение, защита и спасение, ведь каждое утро после аварии я просыпалась и вспоминала, в какой реальности я сейчас нахожусь, и каждый раз меня «прошибал» холодный пот от того, что я не сплю, что это вовсе не сон. И от этого состояния никак нельзя было избавиться; только то, что я придумала, спасало меня в те горькие минуты.

Иногда мне кажется, что мы с тобой всю жизнь шли именно к этому периоду.

Ты был чудным ребёнком: в два года ты знал наизусть Айболита К.И. Чуковского в прозе, которого я читала тебе по твоей просьбе каждый вечер в течение очень долгого времени, а вместо колыбельной в детстве я, к сожалению так часто, пела тебе военную песню «Там вдали, за рекой…», которой научила меня моя бабушка, прошедшая войну. Эту песню ты очень любил и помнишь её до сих пор.

Твоим любимым мультфильмом был «Король Лев», мы вместе с тобой, когда ты был маленьким, смотрели его и плакали в одном очень трогательном моменте. Ты был неугомонным, сильным и умным ребенком, любил книги и часто «выдавал» куражные фразы.

Подрастая, ты стал безумно трудным подростком, и я часто не могла тебя понять. Уже в 14 лет ты объездил, наверное, половину России с болельщиками местной футбольной команды, а в 16 уехал из дома в Москву учиться и поступил в «спортивный» университет, как я его просто называю. В свои 19 лет ты побывал во многих городах и странах, завёл большое количество друзей. Во многих своих поступках ты был гениален, но в некоторых и не прав…

Помнишь, за три с половиной месяца до трагедии, ты прочитал книгу «Как закалялась сталь» про Павку Корчагина и сказал, что эту книгу нельзя выбрасывать? Это снова всеобъемлющая Вселенная готовила тебя к уготованной судьбе.

И я шла вместе с тобой к этому опыту всю свою жизнь, именно он вёл меня все эти годы, закалял и формировал, став смыслом и апогеем. Каждая минута, пройденная с тобой в эти дни, была прожита с такими внутренним светом, болью и молитвами, что стала самым горьким, а вместе с тем и самым глубоким впечатлением моей жизни. И поверь, мой малыш, я сделала в тот тяжёлый момент для тебя всё, что смогла.

Но сейчас ты уже – Мужчина, с колоссальным пережитым опытом боли и выживания. Пусть ты и не веришь многому, во что верю я, и практически всегда не согласен со мной, но я очень жду того момента, когда однажды ты скажешь мне или хотя бы себе: «Как хорошо, что тогда я остался жить!».

Пусть Бог хранит тебя и всех, кто тебе помог, и тех, кто сейчас с тобой! В мире есть ещё много дел, которые ждут именно твоего участия и твоих еще нерожденных детей! И мы, с Божьей помощью, спасли тебя для того, чтобы ты мог сделать то, для чего пришёл в этот мир, а ребенок – твой сын, имел это счастье – возможность чувствовать своего отца и видеть его улыбку.

И я верю, сынок, если ты захочешь, ты сможешь прожить свою жизнь достойно и подняться выше той боли, что нам с тобой удалось пережить. И не критично, во что и как ты будешь верить, ведь главное, чтобы человек дарил своё тепло, от него «шёл» свет, чтобы он улыбался, радовался и мыслил, в общем – по-настоящему жил. И здесь совсем неважно, есть ли у него нога…