Вячеслав Малежик - Герой того еще времени

«Ну что ж, теперь можно и вверх. На вершину, на пьедестал, на пик… Как много слов, обозначающих успех… И я туда стремлюсь. Стремлюсь, чтобы ВСЕ увидели творение рук моих, творение души моей и моего таланта. Большое видится на расстоянии. Так говорят умные люди. Но как понять – насколько твое творение велико и из какой дали на него нужно смотреть. Но я же велик… И значит, для моего Камня достойным пьедесталом может быть только гора, которую видно из всех уголков Греции».

Сизиф взглянул на камень и не спеша покатил его к самому трудному участку своего восхождения. Он не привык отступать перед трудностями, и предстоящий подъем его пугал и радовал одновременно. Он все свои действия давным-давно продумал заранее, и только землетрясение или какой-то подобный катаклизм могли заставить его отступить, да и то отступить лишь на время. Еще немного, и цель будет достигнута, но с этого момента начинался самый трудный участок восхождения. Теперь Камень не положишь где-нибудь в безопасном месте, не боясь, что он сорвется вниз. Но дорогу осилит идущий, и шаг за шагом Сизиф продолжал свой путь.

Все сильнее сказывалась нехватка кислорода, и солнце нещадно слепило глаза. Думать о чем-то, кроме своего труда, было некогда. И все больше неожиданных препятствий возникало у Сизифа на подъеме. Он и не предполагал, что восхождение окажется таким долгим, и запас пищи не помешал бы сейчас нашему альпинисту. Но он от него отказался, решив, что налегке ему удастся этакий блицкриг. Ведь чем меньше у него будет запасов воды и продуктов, тем легче будет штурмовать вершину. Фрукты, овощи и ягоды уже не встречались ему на пути, а коренья невозможно откопать, так как надо все время следить, чтобы Камень не покатился вниз. Но все равно он чувствовал себя героем, на которого равняются и которому поклоняются.

С каждым днем, да что там – с каждым шагом Сизиф чувствовал, насколько важным для него становится подъем Камня на вершину. У него уже кружилась голова от сознания, что люди его именем назовут дело всей его жизни – подъем Камня на гору. Оно, может, даже более важное, чем сотворение самого Камня. Сизифов труд – как это красиво и гордо звучит, и сколько взоров людей устремлено на него в эти дни, часы, минуты!

И он шел, шел неуклонно вверх, поднимая себя и свой Камень на пьедестал. Дело заняло все существо Сизифа без остатка, и он даже не задумывался, а что же будет, когда он водрузит Камень на пьедестал. Пот застилал глаза, усталость затуманивала мозг. Еще чуть-чуть, последний рывок, последний толчок.

Сизиф остановился на ночевку, намереваясь завтра, скорее всего к полудню, достигнуть вершины. Он закрепил Камень и лег таким образом, чтобы собой помешать ему скатиться вниз.

«Завтра, да-да, завтра я стану знаменит. Мое имя навеки свяжут с Камнем, и кто-то гору-пьедестал назовет моим именем. И я тогда смогу почивать на лаврах. Хотя… Хотя лавровые листья высохнут, будут крошиться и доставлять дискомфорт. А потом, ну попразднует народ, попраздную я, будет похмелье, а доступные женщины осточертеют. Чем заняться потом? Где найти такое дело, чтобы люди и его называли Сизифовым?»

Сизиф неловко подвинулся, и Камень дернулся, грозя сорваться вниз.

«Какое же счастье было поднимать мой Камень в гору и не думать о завтрашнем дне, понимая, что Бог меня не оставит, и знать, что будет день, будет и пища».

Атлет закрыл глаза и попытался отогнать от себя глупые, как ему поначалу казалось, мысли.

«Но если я поставлю Камень на постамент, – сказал голос скульптора, который еще жил в Сизифе, – то люди будут любоваться им, и он скрасит их тяжелую жизнь».

«А я? – спросил второй голос Сизифа, который принадлежал непонятно какому началу в его душе. – А я буду изнывать от скуки и безделья и с нежностью вспоминать те дни, когда я занимался своим, именно своим Делом. Наверное, мое предназначение – катить этот Камень в гору и счастье мое, я думаю, тоже в этом. Это мой Сизифов труд».

Сизиф чуть ослабил руку, и Камень сделал нетерпеливое движение, намереваясь сорваться вниз. Еще до конца не поверив себе, Сизиф позволил Камню начать свое движение. И вот любимое детище скульптора все быстрее и быстрее катится с горы.

Он вскочил на ноги и побежал за Камнем, пытаясь себя убедить, что хочет остановить его. На самом деле он бежал вниз, чтобы, догнав Камень у подножия горы, начать с ним новое восхождение к Олимпу. Он спешил заняться своим Сизифовым трудом, в котором находил успокоение и счастье.

Когда-то, еще в средней школе, изучая на уроках литературы великое творение М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени», я неожиданно для самого себя решил – буду фаталистом.

Почему фаталистом? Наверное, точного ответа я бы не дал, просто слово понравилось. Да и не задумывался я в те годы о взаимоотношениях своей судьбы, предначертанной на небесах и рукотворной. И не мог я (напоминаю, что называл себя фаталистом) покорно принимать удары судьбы и вверять себя Господу. Не мог, и все. Очень меня расстраивали происходящие события, если они свершались не в моей системе координат и вообще выходили из-под моего контроля. Я обычно терял уверенность в себе, и нужно было прожить определенное время, чтобы ситуация устаканилась и отыскалась правильная точка зрения на нее. Короче, сжигал я себя по пустякам безжалостно, и подчас никакие доводы не могли вернуть мне устойчивость… И вот при таком отношении к жизни, когда я пытался жить наперекор судьбе, все равно называл себя фаталистом. Вот такая молодежная непоследовательность и дурь.

А что сейчас? А сейчас философское отношение к жизни, а главное, к самому себе, позволяет взглянуть на себя со стороны. И мозг, путем длительных тренировок обретший определенную сноровку, опережает язык, руки, ноги и прочие органы, которые совершают необдуманные движения. Вот они, преимущества зрелого возраста…

– Итак, мистер Фаталист, не расстраивайтесь, что слетели гастроли в Красноярске… Так угодно Богу… Помните, что Бог ни делает, все к лучшему? – спросил меня внутренний голос.

– Помню, помню, – ответил я самому себе. – Только ведь я уже настроился и мечтал об этих концертах. Ты же знаешь, какие классные там зрители, и хотелось…

– Ты, небось, и деньги уже посчитал? – перебил меня собеседник.

– Не твое дело.

– Не злись, все будет так, как должно быть. Ты даже об этом песню придумал.

– Придумал и хотел спеть ее в Красноярске.

– С голоду ни ты, ни твоя семья не умрут. Зрители тебя простят, ты же не виноват в отмене.

– Кому ты это объяснишь?! – начал заводиться я.