Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…

– Я почти рядом с твоим домом.

– Может, у меня?

– Нет, я не хочу, чтобы твои видели меня в таком состоянии, – ответила Ирка.

– Хорошо, в начале улицы Удальцова открыли новое кафе, там мало бывает народа, приезжай.

– «В начале» – это со стороны Ленинского?

– Да-да, второй или третий дом слева.

– Хорошо, через полчаса там. – И она нажала отбой.

Ирина ждала меня у входа в кафе, и было видно, что у нее проблемы. Лицо не накрашено и было заметны следы слез.

– Что случилось?

– Сейчас, сядем за столик, и я тебе все расскажу.

Мы вошли в кафе, и все официанты изготовились выполнить наши желания. Я тактично усмирил их излишнюю предупредительность, и мы сели в дальнем углу, где, наверное, обосновались бы, будучи влюбленными.

– Два кофе и минеральной воды, – озвучил я заказ подошедшему официанту. Через паузу я обратился к своей подруге:

– Городня, что случилось? Никто не умер?

– Как тебе сказать… Из близких никто, а так… Брат мой, Рома его зовут, урод… Его забрали в ментовскую… Подозревают в убийстве человека.

– Подожди, может, все не так страшно. Подозрение – это еще не убийство.

– Боюсь, что убийство.

– Кто тебе дал эту информацию?

– Жена его бывшая позвонила. Они вообще-то в разводе, но живут вместе. Так вот, этот идиот утром зарезал нашу соседку по лестничной площадке.

– А он у тебя где живет?

– В Луганске. Это Украина…

– Я знаю…

– Я знаю, что ты знаешь… Так вот, мой братец зарезал тетю Полю, бабку, инвалидку, которая передвигалась при помощи каталки. Я не верю… Я не верю, что это Рома.

– Ир, не спеши, пока не было суда, он – подозреваемый… Твой братец пил?

– Еще как… Пил, пропадал, бедную Карину, это его бывшая жена, колотил… Она терпела-терпела, потом подала на развод… Так он ее отлупил, пырнул ножом…

– Из-за того, что она подала на развод?!

– Да, думаю, еще ревность… Да, вообще, он, как нажрется, становится агрессивным, и за штык…

– Какой штык?

– Ну этот нож, который он из армии принес. Он еще к винтовке прикрепляется. Вот у него любовь к этой штуковине! Он ее точил, перед зеркалом какие-то выпады делал, супермен недоделанный. Каринка его уговаривала: «Зачем он тебе? Выкини…» – «Нет, у меня это память об армии». Он, когда непьяный, – золотой человек… И ласковый, и додельный, и пожрать приготовит, но сто грамм – и идиот идиотом… Так я тебе не договорила. Он же Карину пырнул ножом (ее потом месяц в больнице выхаживали), телевизор в окно выкинул. Потом подумал-подумал (вот идиот!) – и в окно, как в боевиках, рыбкой выбросился. Так что ты думаешь? Под окном дерево стояло – он весь перецарапался, сломал ключицу и ногу. Они с Кариной в одной больнице лежали в соседних палатах, – закончила монолог Городня.

– Он ее так ревновал? Она что, такая красавица?

– Какая красавица? Без слез не взглянешь. Я вот принесла фотоальбом. Посмотри…

С этими словами Ирина открыла альбом и стала его листать, останавливаясь на фотографиях брата и его жены. Первые фотки показывали Романа в дошкольном возрасте и в первых классах общеобразовательной. Ангелоподобное лицо с большущими распахнутыми глазами и длинными ресницами. Одетый с провинциальным шиком – в белой рубашке с бантиком-бабочкой. Несмотря на всю благообразность, парень поражал какой-то неизбывной грустью и ощущением предчувствия страдания, которое выпадет на его долю в жизни. Я не ясновидящий, но это почему-то запомнилось мне.

– Ир, а почему он на этих фотографиях такой неулыбчивый? Ему что, фотограф не говорил про птичку, которая вылетит из объектива? – спросил я.

– Я никогда не обращала на это внимания. Он был у нас самый маленький, на двенадцать лет моложе меня, и мы с ним нянькались, а мама вообще души не чаяла. Представляешь, после двух девок после такого перерыва – парень…

– Давай полистаем, что там дальше?

– Это он с мамой, – комментировала Ирка.

– Опять не улыбается.

– Слава богу, мама до этих дней не дожила…

– Ага, это армия – «Скоро дембель».

– Так, а это свадьба, – переворачивая страницу, сказал Городня.

– Что-то и тут вселенского счастья не наблюдается. Это жена? Сусанна? – спросил я.

– Нет, Карина… Ну и как она тебе?

– Картина «Неравный брак» в зеркальном отражении. Она его старше?

– Да, на три года. Маленькая, некрасивая, с громадной грудью… Она его «высидела». Мама умерла, и она ему заменила маму.

– Мамик такой… – прокомментировал я.

– Ну да… Но если папики обычно богатые и обеспечивают своих избранниц, то тут-то голь перекатная. Ладно, это мы проехали…

– А где отец-то?

– А отец нас не воспитывал. Тяжелая работа на комбинате и горилка. Мама ушла, папа через год на другой женился… Елена Сергеевна звали… Пирожки хорошо пекла…

– А почему ты о ней в прошедшем времени? – спросил я.

– Так она тоже умерла… Отец наш сейчас вдовый и живет на нашей даче в Чепелево, под Москвой.

– Он у вас просто какая-то Синяя Борода!

– Ну да, только плохо на даче, не с кем пирожки печь… – ухмыльнулась Ирка.

– Детей-то Рома с Кариной наплодили?

– А как же?.. Девочка Анжела. Тут ее маменька в трудные времена в Эмираты на заработки подавалась…

– С ее внешностью?

– Ну, во-первых, на каждый товар есть свой покупатель… Но я-то думаю, что они больше по торговой части (армянка же), а если в секс-индустрии, то только мамкой… Так вот Рома Анжелку вырастил – кормил, обстирывал, в школу водил… Я же тебе говорю, когда не пьет – золотой человек. Анжелка его обожает.

– Слушай, а как его взяли-то сейчас?

– Да когда тетю Полю нашли, кто-то слышал скандал на их этаже. К нему пришли как к свидетелю, а он пьяный спит. Он и не упирался, во всем сознался, потом отвел милицию на пруд и показал, куда выкинул штык. Его там и нашли. Вот так…

– Да, дела… – единственное, что произнес я.

К нам подошел официант, и я попросил принести сто граммов коньяка. Мы помолчали, и, когда официант поставил коньяк с лимоном на стол, я попросил Ирку, чтобы она выпила. Она послушно это сделала, и через какое-то время слезы как будто прорвали невидимую плотину в душе. Ирка плакала, а я думал, вернее, прикидывал, чем могу в такой ситуации помочь. Вроде, благодаря телевидению, с любовью обсасывающему подобные истории, мы к убийствам на бытовой почве привыкли, но здесь дело касалось близкого мне человека, и акценты уже звучали по-новому.

Наконец Городня выплакалась, и я спросил:

– Чем я могу тебе помочь?

– Да особо-то ничем… Чем тут поможешь? Спасибо, что дал возможность выговориться. Ты первый, кому я все это рассказала.

– А Валера?

– Валера на работе… Да и вообще, стоит ли ему об этом говорить?

– Родственникам Валеры, может, и не стоит, а ему надо. Будут траты, причем крутые – на адвоката, на следователя, ты и не представляешь эту цепочку. Тебе все равно придется к Валерке обращаться. А потом, он же муж, а это «и в радостях, и в горестях». А родственники? Они и так, небось, ревнуют к тебе своего ненаглядного и считают, сколько стоят твои машины и шубы.