Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…

И я снова собирал свои мозги в кучу, и тетя Поля становилась смертельно больной и после отчаянных попыток уговорить знакомых врачей, ветеринаров и еще кого там, чтобы ей сделали смертельный укол, она, не добившись своего, подбивает Романа помочь ей уйти из жизни, пообещав простить ему все его долги. И что? А ничего… Опять виноват.

Сосед снизу, мечтая завладеть опять-таки злополучной жилплощадью, подкупает тетю Полю. А она ведет двойную игру, как в шпионских сериалах, и, не отталкивая сиделку, берет деньги у соседа снизу… Берет деньги, обещая переписать завещание в пользу нашего нового героя. Дальше дело техники… За стаканом водки надо убедить Романа тюкнуть старуху, засидевшуюся на грешной земле. Стимул – «она всех достала, и я тебе все долги прощу…». Да, но опять братец не выглядит пай-мальчиком.

Девушка, которая по завещанию должна получить квартиру… У нее есть кавалер, который ее торопит… В конце концов он и сам мог по-мужски поговорить с Романом, который окончательно запутался в долгах. Поговорить и подбить стать наемным убийцей. Боже мой, ну почему опять Романа? А кого? Он же явился как штык со штыком в квартире процентщицы. Нет, не годится, ищи-ищи, что-то должно быть.

«Ладно, спать», – решил я, понадеявшись на собственную импровизацию при встрече с Иркой.

А ночью мне приснился сон, причем очень сумбурный, и я его не запомнил целиком. Но прежде чем проснуться, я увидел во сне корпоратив в честь 75-летия тети Поли. Гламур в полный рост, среди гостей видные политики и звезды шоу-бизнеса. Официанты разносят шампанское… Тетя Поля сидит во главе стола, заставленного отборными яствами. Рядом с ней стоит ее каталка, украшенная изумрудами и бриллиантами. На сцене певица, которая в сопровождении ансамбля поет песню, припев которой подхватывает весь зал:

Вдруг на экране моего сновиденческого «телевизора» пошли помехи, и появилась надпись: «Просим прощения за сбой в передаче, случившийся из-за неполадок на линии вне территории России».

Я проснулся.

И почти сразу позвонил телефон. Это была Городня.

– Привет… Я сегодня уезжаю в Луганск.

– Валере рассказала?

– Да, конечно…

– Я подскочу на вокзал.

– Давай, приезжай, мне это сейчас очень нужно.

На перроне Курского меня ждала Ирка Городня. Скромно одетая, сожравшая себя, но не потерявшая решительности. Она была собрана и, судя по виду, готова броситься в драку.

– И что? Ты едешь?

– Да, хочу встретиться с адвокатами, может, в камеру допустят, поговорю с этим… Даже не знаю, как назвать его.

– А называй его – брат.

– Спасибо тебе за поддержку.

– О чем ты? Все нормально.

– Да нет, – Городня вдруг поцеловала меня, – ты так меня поддержал.

– Знаешь, я тут разные версии придумал, – собрался я пересказать свой детектив.

– Да не надо… Это же работа следаков, а не твоя… Пой лучше песни.

– Ладно, езжай… Потом когда-нибудь при случае я тебе все это расскажу.

– Я поговорила с некоторыми людьми… Они мне сказали, что могут его даже отмазать, ты же знаешь, как нынче это делается… У них уже есть отработанные ходы и связи… Все упирается в количество денег.

– А помнишь закон, – решил я проявить свою компетентность, – если начнешь давать, тебя будут доить до конца жизни.

– Да дело даже не в деньгах. Я не хочу… Я не хочу, чтобы он отвертелся… Если он не сядет, боюсь, что следующая буду я… Придет со штыком и скажет, что я не сделала ему шоколадную жизнь.

– Может, ты и права…

– Пусть будет, как будет… Жалко деда.

– Он не знает?

– Нет, мы ему не будем говорить… Может, Рома оттуда иногда будет отцу звонить… А так он для него в командировке, где нет мобильной связи.

– Короче, – прокомментировал я. – Деду ты уже «испекла пирожков». Ну-ну… Городня, ты неисправима.

– Ладно, дружочек, береги себя, – обняла меня Ирка и пошла в вагон.

Его посадили… Дали десять лет. Городня не любит об этом говорить, тем более мы информацию особо не распространяли. Она к нему ездит на свидания и через Карину посылает денег на посылки. Это все Ирка мне рассказала, когда однажды я ее подвозил в Коломенское.

– Знаешь, ему ведь могут скостить срок за хорошее поведение. Я об этом молюсь и этого же боюсь. Он же всю гадость впитал в себя. Посмотрела я, какой он стал крутой, когда была на свиданиях. Без зубов, страшный, но крутой…

– Ты его простила?

– Не знаю… Почему-то кажется, что все там было не так, как нам рассказали. Может, так, как в твоем детективе?

– Но я же тебе его не рассказал.

– А мне и не надо было твой слушать. Я свой сочинила…

Дождь, зарядивший с ночи, к утру перешел в занудливое осеннее ненастье. Еще был август, но низкие тучи, проплывавшие мимо окна, давали понять, что осень уже на пороге и природа проводит первые ходовые испытания предстоящим холодам, а потом и стуже, которая грянет и заморозит лужи и чувства, реки и слова.

Поэтическое «музыка дождя» никак не радовало, так как все исполнялось в каком-то медленно убаюкивающем ритме, в котором не слышалось барабанных сбивок июньско-июльской грозы, а отсутствие вспышек молнии или невозможность поймать лучи солнца из-за туч, как во время слепого дождя, не давали возможности почувствовать себя на празднике.

Облако, цеплявшееся за верхушки сосен на горе, спустилось вниз в поселок и превратилось в туман, такой английский туман – занудливый и вязкий. Туман, который располагает к хандре и сплину. Выбираться из-под одеяла совсем не хотелось, и я укрылся с головой, пытаясь найти какой-нибудь свежий образ, который навевает мне этот дождь без просвета. «Художник, что рисует дождь», «дождь-зануда», «мелкий дождь уныло сеет перед носом у трамвая» – все не то…

А потом я почему-то вспомнил звук старого кинопроектора… Кинопроектора из моего детства, когда в деревенский клуб привозили кино в двенадцати (по количеству частей фильма) коробках и после окончания каждой части включался свет и киномеханик менял кассету в киноаппарате. Потом выключалось освещение, и вместе с характерным стрекотом киномашины продолжалась демонстрация фильма. И звук дождя напоминал мне старый деревенский клуб, где крутили кино…

И память меня перенесла в Джемете, и я увидел фильм, вернее, сюжет из моей жизни. Получилась, правда, короткометражка, но просмотрел я ее с интересом, изредка выбираясь из-под одеяла, когда механик менял кассеты. А дождь все не унимался, и сомневаться, что я успею досмотреть свою киношку до конца, не приходилось.