Татьяна Осипцова - Утка с яблоками (сборник)

Немного позже, когда перешла работать в СЭС, появился в ее рассказах и сын Юра. А затем кот Маркиз, разделяющий с сыном его шалости.

Лена придавила окурок в пепельнице.

– Нет, ну она так рассказывала – с подробностями, в красках! Ни разу в голову не пришло, что сочиняет. Мы ведь с ней по столько часов болтали. Она в основном. Я чего-нибудь вставлю, а она тут же: «Вот-вот, и у нас похожий случай был». И давай опять про сына, про мужа, про кота. Какой-то будто он у нее необыкновенный, дрессированный. Хоть кот-то был?

– Не-а, – отрицательно покачала головой Лиза. – У соседей в шестой комнате английский бульдог, он бы кота…

Лена все не могла успокоиться:

– С такой гордостью говорила о своих мужчинах! Про сына, как отлично в институте учится, в олимпиадах каких-то побеждает. Я даже завидовала чуть-чуть. Вот же, думаю, бывают семьи! Муж жену на руках носит, сын пушинки сдувает… Счастье в чистом виде. И она сама симпатичная. Ухаживала за собой. Прическа, конечно, старомодная, но кожа свежая, макияж аккуратный. Улыбчивая. А глаза – такие чистые, наивные, будто у девицы из девятнадцатого века.

Нина согласно кивнула.

– Вот-вот, – подтвердила и Лиза. – Там Татьяне и место было, с ее мечтаниями и характером… В квартире все, конечно, знали, что она сочиняет для сослуживцев. Но в остальном – отличная была тетка. В смысле чистоты – не придраться. И соседям всегда помогала, когда надо было: в долг дать или с ребенком посидеть. Игоря моего по химии подтягивала – это еще в школе. Нет, жалко ее, конечно…

– А что, никто и не знал?

– Узнали, когда из хосписа за ней приехали. Оказывается, у Татьяны уже договоренность была. А когда летом в больницу ложилась, не сказала. Предупредила, что не будет ее с месяц. Вернулась, как ни в чем ни бывало. И вроде ничего. Не жаловалась. Только в последние дни редко из комнаты выходила. Да никто и внимания не обратил. Мало ли…

Лиза проговорила это, и покаянно вздохнула. Затем взглянула на часы.

Нина встрепенулась.

– Пойдем, я докручу. Ленка, смотрю, совсем скисла.

Они вернулись из каптерки в зал.

Лиза вновь устроилась в кресле, Нина принялась за работу. Лена с убитой физиономией уселась у окна.

Тихо бубнил телевизор, вещая об очередном коррупционном скандале, о крупной аварии и компенсации пострадавшим. Нина споро накручивала бигуди, Лиза рассказывала о надеждах на комнату для сына. У парня девушка. Будет, куда привести.

За полтора часа Лена единственный раз открыла рот – чтобы попрощаться с клиенткой.

За окном давно стемнело. До конца рабочего дня чуть больше часа.

– Как ты думаешь, придет еще кто-нибудь?

– Бог его знает. Холодрыга. Метель.

– Может, закроемся?

Лена имела право предложить такое. Салон принадлежал ей. Раньше, пока ее парикмахерская была единственной в районе, здесь трудились три, а то и четыре мастера, в две смены. Теперь остались они с Ниной. Чаще работали вместе, но иногда и поодиночке, давая друг другу выходные. Подруги не придерживались строгого графика.

– Не идет у меня из головы эта Татьяна. Я сбегаю в угловой магазин? Помянем.

Нина кивнула.

Через пятнадцать минут на столике возле окна, где они обычно пили чай, стояла бутылка коньяка, две открытые коробочки с нарезками сыра и колбасы, хлеб, лимон. Нина достала рюмки из тумбочки, разлила коньяк.

– Давай. Царство небесное рабе божьей Татьяне.

Выпили, не чокаясь. Лена засосала лимоном, Нина положила на хлеб колбасу и сыр.

– Знала бы, копейки с нее не взяла! – не смогла сдержать слезы Лена и схватила салфетку, чтобы промокнуть глаза. Взглянула на отпечатки туши на мягкой бумаге и завершила: – Я себя такой сволочью чувствую!

– Да чего ты-то сволочь? Это я тебе твердила, что надо больше с нее брать, а ты, как всегда: «Договорились в первый раз, неудобно…» И так, считай, даром ее обслуживали.

– А мне сейчас стыдно. Тебе что – нет?

Нина уперлась локтями в стол, на несколько секунд спрятала лицо в ладонях. Когда подняла, призналась:

– Конечно, стыдно. Не за то, что деньги брали, а за то, что больше хотелось.

– Вот-вот. И у меня каждый раз, когда возилась с ней, в голове подлая мыслишка крутилась: «Неужели эта наивная дурочка не понимает, что три часа моего труда стоят в пять раз дороже? Хоть бы на чай добавила, что мне ее шоколадка!»

– У меня почище крутилось, я уж озвучивать не стану, – хмуро кивнула Нина, и взялась за бутылку. – Давай. Земля ей пухом.

– И Царствие Небесное, – отозвалась Лена.

Они выпили и, как положено на поминках, стали говорить о человеке, которого, как только что выяснилось, совсем не знали.

– Она эрудированная была, – припомнила Лена. – Как-то о книгах разговор зашел – много читала. А вот политикой не интересовалась. Большинство клиентов обычно просят новости погромче включить, а она внимания на них не обращала.

– Тебе не кажется, что она приходила, чтобы поговорить? Ну, типа, мы – новые уши? Лизка-то сказала, она не работала в последние месяцы.

– Тоже мне, соседи… – осуждающе покачала головой Лена. – Человек на больничном несколько месяцев, а им все равно.

– Поверили в сказочку о больной руке. Ты-то поверила?

– Так то – я. А они с ней бок о бок жили.

– Да по ней ведь совсем не видно было, что больная! Кожа белая, чистая, румянец на щечках натуральный.

– Глазки накрашены, помада на губах, – поддержала Лена. – Давай еще по одной, – показала она на бутылку.

Нина вновь наполнила рюмки. Выпили.

– У моей подруги муж от рака умер, помнишь, я рассказывала? – спросила Нина.

Лена кивнула.

– На него уже за два месяца до смерти смотреть было больно. Облысел, весь в каких-то пятнах… А эта Татьяна…

– Ага. Волосы густые. И заботилась о них до самого последнего дня… – у Лены опять на глазах показались слезы. – Я бы так не смогла!

– Я бы тоже, – подтвердила Нина. – Выходит, она у нас последний раз была за три недели до смерти?

– А мы и не заметили, что больше не появилась.

– Что там заметишь, накануне Нового года? Самая работа! А она в это время лежала одна, и знала, что скоро умрет.

Лена некрасиво сморщилась и заплакала. Сквозь всхлипы едва можно было разобрать:

– И никого-то после нее не осталось…

Более стойкая к коньяку и чужому горю, Нина вздохнула:

– Никого. Ее воображаемые муж и сын умерли вместе с ней. И кот тоже. Все-таки чудна́я она была, эта Татьяна.

– Не от мира сего.

Лена утиралась салфеткой, тушь попала в глаза, и она поторопилась к раковине. Умывшись и высморкавшись, обернулась.

– А я знаю, отчего она не подурнела до самого конца. Отчего рак на ней следов не оставил.

– Отчего?

– За ее чистоту. За ее наивную веру и верность погибшему жениху.

– Ну, ты даешь, Ленка! Скажи еще – за ее фантазии!